– Отлично, – отозвалась Джулия. – Мы найдем, на что употребить деньги.
– Пойдем дальше. Я даже не собираюсь задавать вам вопрос, уверены вы или нет. Я знаю, что вы уверены. Но я должен заметить: в последнее время этот парень почти непрерывно мелькает на телевизионных экранах. Не могли бы вы объяснить, почему вы узнали его только сейчас?
– Мистер Бонсон, вам когда-нибудь приходилось быть матерью?
Послышались сдержанные смешки.
– Нет, – ответил Бонсон.
– А приходилось вам быть женой человека, пусть даже несколько склонного к меланхолии, но притом самого настоящего прославленного героя, особенно в то время, когда он из-за совершенно неуместной гласности был вынужден расстаться с привычным и приятным образом жизни и всем нам пришлось то и дело переезжать с места на место?
– Нет, – повторил Бонсон.
– Ну так вот, а я исполняю обе эти роли одновременно. Нужно ли дальше объяснять вам, почему я редко смотрела телевизор?
– Нет, мне все ясно.
– А сегодня, сейчас вы вернули меня к давно прошедшим временам. Вы заставили меня рассматривать разнообразные лица. Я выбрала несколько лиц, которые имели сходство с ним. Мне пришлось восстановить это лицо в моей памяти. Понимаете?
– Очень логичное объяснение, – сказал Бонсон. – А теперь давайте покончим с этим и перейдем к общей дискуссии. Кто-нибудь объяснит мне, какое значение может иметь это открытие?
– Сэр, думаю, что я могу объяснить всю последовательность событий.
– Излагайте, – подбодрил своего сотрудника Бонсон.
– В тысяча семьсот семьдесят первом году четыре человека видели Пашина во время его тайной работы в этой стране под фамилией Фицпатрик. И в результате его личность могли связать с теми поручениями, которые он здесь выполнял. Три человека были устранены в кратчайшие сроки. Но они никак не могли идентифицировать четвертого человека, тем более что, насколько я помню, первый брак миссис Суэггер с Донни Фенном так и не был зарегистрирован в документах Корпуса морской пехоты.
– Совершенно верно, – вставила Джулия. – Я не получала никаких пенсионов и что там еще положено вдовам. Это не имело для меня никакого значения. Я не хотела впредь иметь никаких дел с Корпусом морской пехоты. Хотя в конечном счете все же оказалась замужем именно за ним. Я хочу сказать, за морским пехотинцем.
– Но, – продолжал аналитик, подождав, не захочет ли Джулия еще что-нибудь добавить, – у них была лишь плохая фотография, сделанная возле фермы. Они так и не смогли установить, кто на ней изображен. И это терзает их на протяжении всех прошедших с тех пор лет. Вернее, десятилетий. Советский Союз распался. Пашин больше не сотрудник ГРУ, он входят в «Память», русскую националистическую партию. Он начинает свою политическую карьеру. Он красив, имеет героический вид, он брат героя-националиста, который прославился как мученик за идею, его поддерживает чуть ли не вся мафия, его до дрожи боятся комми, стоящие на старых позициях, ему остается лишь несколько недель, и он одержит победу на выборах и возьмет под контроль двадцать тысяч атомных боеголовок. И тут, два месяца назад, в «Нейшнл стар» появляется фотография Боба Ли Суэггера. Почти сразу же ее перепечатывают «Тайм» и «Ньюсуик», и его называют «самым опасным человеком во всей Америке». Если помните, это был сделанный фотографом «Стар» снимок Боба, выходящего вместе с женой из церкви в Аризоне. Ее портрет появляется в национальных средствах массовой информации. А также печатаются заметки, в которых говорится, что Боб женат на вдове своего погибшего корректировщика. На вдове Донни, на той самой женщине, которая ускользнула у них из рук, которой они боялись все это время. Последний оставшийся в живых свидетель той ночи на ферме. Внезапно и «Памяти», и всем заинтересованным лицам, которые ставят на Пашина, становится известно, что уцелел один из свидетелей его нелегальной работы и что этот свидетель может связать физиономию Пашина с захудалой фермой на Западе Америки. Так? Так.
И поэтому они должны устранить ее, а неординарное прошлое ее мужа, конечно, служит своего рода прикрытием.
– Такова последовательность... – протянул Бонсон. – Хорошо, прекрасно, в этом есть смысл. Это вполне удовлетворительная теория. Но все же... Зачем?
– Ну как же? Он был соучастником взрыва здания, который устроил известный демонстрант-пацифист.
– И что из этого?
– Да ведь...
Бонсон яростно спорил, пытаясь заставить молодого человека совершить следующий прыжок:
– То, что он работал в разведке, известно всему миру. Есть также некоторые сведения о том, что к движению в защиту мира не раз и не два приложили руку страны Восточного блока. На самом деле в сегодняшней России все могло лишь пойти на пользу его кандидатуре. Я не понимаю, почему сейчас, спустя двадцать семь лет, они могут принимать те же самые меры безопасности, что и тогда. В то время они страховали свои источники. А что они могут страховать теперь? Ну, давайте идеи, любые предположения!
Никто из ведущих аналитиков не сказал ни слова.
– Что ж, в таком случае получается, что мы увязла, – констатировал Бонсон. – Это очень интересно, но нам все так же не...
– Мне как, объяснить это сейчас или вы хотите еще немного покричать? – спросил Боб.
* * *
– Вы никак не въедете в суть, Бонсон, – сказал Боб. – Вы купились на историю из грошового детективного рассказа и продолжаете верить в нее. Вы ломаете голову над выдуманной историей и не желаете видеть того, что происходило на самом деле. И вы, и все ваши мозговитые мальчики.
– Ладно, сержант, – чересчур ровным голосом ответил Бонсон, – тогда флаг вам в руки. Объясните нам, как все было.
– Сейчас объясню. Вы пропустили важные новости. Так вот, в Висконсинском университете девятого мая семьдесят первого года взорвалась бомба. Мальчишка Триг Картер взорвал сам себя в знак протеста против войны во Вьетнаме. Возможно, большинство из вас слишком молоды для того, чтобы помнить об этом, но я помню. Он пожертвовал жизнью ради мира. Он был богатым ребенком, мог иметь все, что угодно, но лишил себя жизни во имя своих идеалов. О нем даже писали книги. Может быть, он был смельчаком. Этого я не знаю. Но есть еще одно имя, которого вы не сможете найти ни в одной из этих книг, а также ни в одной другой книге, посвященной движению в защиту мира или истории нашей страны в семьдесят первом году. Это имя – Ральф Голдстейн. Кто-нибудь из вас помнит это имя?
Ответом послужило молчание.
– Это длинная история. Ральф Голдстейн был аспирантом и погиб той самой ночью в Математическом центре Висконсинского университета. Мальчик-еврей двадцати семи лет от роду из Скоки, городка в Иллинойсе, женатый. Учился в Иллинойском университете неподалеку от Чикаго – не слишком престижное учебное заведение по сравнению с теми школами, где учился Триг Картер. Он ни с кем не был знаком. Он просто работал, стараясь закончить свое исследование и получить докторскую степень. Умнейшая голова, но притом совершенно незаметный парень. Никогда не участвовал ни в каких демонстрациях, не курил дурь, не защищал свободную любовь, не вытворял ничего подобного. Я сделал кое-что такое, до чего никто не смог додуматься: я поехал и поговорил с его сыном, который уже сам по себе очень неординарный юноша. Надеюсь, что его-то никто не взорвет.
Боб чувствовал, что все глаза устремлены на него. Он растянул губы в слабой улыбке. Все эти умники, затаив дыхание, слушали его.
– Но Ральф Голдстейн напечатал в «Дьюк хайер математикс куотерли» статью, которую назвал «Некоторые высшие алгоритмические функции для считывания топографических форм в приложении к орбитальному движению». Мне эти слова абсолютно ничего не говорят. Хотя можно кое-что предположить. Мы теперь держим на орбите около трехсот пятидесяти спутников, которые наблюдают за всем миром, благодаря тому, что Ральф Голдстейн разработал математический аппарат для всех этих дел. Он был всего лишь аспирантом и даже сам еще не знал, что его уже заранее записали в штат комиссии по спутникам при Лаборатории передовых физических исследований Джона Хопкинса в Мэриленде, где занимались всеми самыми серьезными исследованиями, благодаря которым удалось осуществить спутниковую программу. Так вот, из-за его смерти нам потребовалось возиться три лишних года, прежде чем мы смогли поднять в воздух всех этих птичек, умеющих ориентироваться по ландшафту земной поверхности. Единственное, что здесь имело значение, это те три года, за которые Советы успели модернизировать свою собственную спутниковую программу и наверстать свое отставание в «холодной войне». Это три лишних года их участия в гонке. Кто из вас, гении и эксперты, может сказать, какое из советских разведывательных агентств было ответственным за стратегическую войну?
