Чуть дальше он нашел еще два тела. Миниатюрную пожилую женщину пригвоздило к потолку – она как будто приварилась к нему спиной, покачивала свисающими конечностями. При жизни дама была не дурнушкой – довольно хорошенькая и неплохо сохранилась для своего почтенного возраста. Впрочем, лицо у нее основательно разбухло, посинело, расползалось на лоскутья. С фотографией этой несчастной гражданки он ознакомился неделю назад. Людмила Борисовна Каренина, 54 года, супруга Александра Наумовича Каренина, с которой он прожил в законном браке, в горе и радости, без малого тридцать лет. По имеющейся информации, единственный на свете дорогой ему человек. А где же сам Александр Наумович? Он растерянно озирался, поплыл к блуждающему по пространству господину, который зацепился предплечьем за кронштейн от огнетушителя, и поэтому амплитуда его перемещений была минимальной. Господин благополучно разлагался. Интереса для рыб он почему-то не представлял, его практически не тронули, только выели глаза. Сдерживая тошноту, Глеб повернул его к себе лицом, и тот сорвался с кронштейна и сразу же полез обниматься. Дымов терпел – выворачивать желудок в полном аквалангистском снаряжении не самое блестящее занятие. Он избавился от «дружеских» объятий, отплыл. Мужчина был в годах, черты лица хранили отпечаток интеллигентности, оно предельно скукожилось, расклеилось. Проведи господин Каренин под водой хоть целый год и еще пятилетку в концлагере, он бы все равно выглядел иначе. А кто это тогда? С фотографией данного экземпляра Глеба не знакомили, для сына он выглядел старовато, для секретаря… вероятно, тоже. Впрочем, какая разница?
Он развернулся, выплыл в коридор. Он осмотрел практически все судно, кроме трюма и машинного отделения. Шесть трупов на яхте – имелся повод для сдержанного оптимизма. Безусловно, людей на «Виктории» во время плавания было больше. Но это ничего не значит. Тела могло унести в море. Кто-то мог покинуть судно, но не вынырнуть – от перепада давления и скопления азота в крови. Кто-то мог выбраться, добраться до поверхности, но не доплыть до суши. Помимо прочего, команда перед крушением, с большой долей вероятности, находилась на палубе (скажем, пыталась снести мачту) – тогда их от удара просто выбросило с яхты, и шансы выжить были минимальные…
В машинном отделении, куда он перебрался из коридора (слово «спустился» было неуместно), царил какой-то металлический бедлам. Ноги очередного несчастливца торчали из-под оторвавшейся стальной муфты. В трюме, куда он вплыл с замиранием сердца, было не лучше. Трюма практически не осталось, килевая часть и борта ниже ватерлинии были разорваны – словно гигантская кошка провела по ним когтями. Стальные ящики в количестве трех единиц, в которых перевозился особо ценный груз, по ходу плавания стояли на поддонах, и их крепили цепи. По мере качки цепи разболтались, а когда яхта стала биться в процессе крушения о подводные преграды, ящики поднялись на дыбы, стали наезжать друг на друга, переворачиваться. И теперь лежали в кучке, образуя кубическую горку. Две «единицы хранения» уцелели, у третьей от удара лопнул корпус, разошелся сварной шов, и часть груза высыпалась наружу. Глеб почувствовал, что ему становится как-то нехорошо. Лучше бы он этого не видел… Можно было уходить, он выяснил все, что хотел, но неодолимая сила влекла его к рассыпанным по поддону предметам. Он приближался как-то витиевато, замысловатыми «восьмерками», завис над этой потускневшей, обросшей тиной кучкой. Ей-богу, куча дерьма… И это то, что сводит людей с ума, заставляет их совершать нелепые поступки, терять человеческий облик? Тот самый металл, за который испокон веков гибнет пачками население планеты? Но что-то в этом, несомненно, было. Дрожала рука, когда он поднял один из брусков. Вероятно, тяжелый, но в воде – не очень. Ну и что в нем такого? Он поцарапал ногтем – очистился слой грязи. Заблестел мягкий и ковкий желтый металл – элемент побочной подгруппы первой группы, шестого периода периодической системы элементов – с атомным номером 79…
Он вынырнул из моря в кромешной темноте, дошлепал до берега, стащил ласты и в изнеможении опустился на песок. В небе переливались бисеринки звезд, казалось, оно опускается, сейчас раздавит. Он поднимался с глубины по всей науке, с тремя остановками – как и положено при декомпрессии, и все же голова кружилась, отрывалась от шеи и улетала. К нему метнулись трое, стали стаскивать акваланг, подняли, куда-то потащили – даже не став интересоваться, может ли он передвигаться самостоятельно. Нечего, мол, валяться, не алкаш какой-нибудь – где упал, там и планетарий…
– Ну, точно не зря сходил… – урчал Гурьянов, – по лицу видно… Вы посмотрите, коллеги, – такая физиономия, словно Янтарную комнату посетил. Он сделал это!
– Вы просто забыли его предупредить, что это невозможно, – ревниво бормотал Дениска. – Ну, давайте, Глеб Андреевич, колитесь. Последняя новость с пометкой «молния»! Что там у нас?
– Нашел… – прохрипел Глеб, садясь и тупо растирая виски. – «Виктория» на дне, золото в ней, тело олигарха Каренина не обнаружено… – Он словно отчитывался перед подчиненными. – Это совсем рядом, ребята…
– А что тогда так долго? – хихикала Татьяна. – Золото перепрятывал? Ну, Глеб Андреевич, смотри у нас… Слушай, ты даже брусочка не захватил? Мы тебе на слово должны поверить?
Они уходили с открытого места в лихорадочной спешке. Он еще не отошел от длительного пребывания под водой, а уже генерировал идеи и приказы. Гидрокостюмы не снимать – терпеть. Снять имеет право только он – чтобы высушить, а потом опять надеть. Задание выполнено наполовину – о судьбе олигарха по-прежнему нет информации. Они должны обследовать остров – это раз. Не попасться в лапы пиратам, выяснить, что за шайка, каковы их планы, возможности, проработать вопрос: реально ли их обезвредить? – это два, три и четыре. Сто к одному, что пираты собираются искать затонувшую с золотом «Викторию» (и когда-нибудь найдут), у них на «Лукреции» имеется оборудование. А у спецназовцев оборудования нет, в их задачу не входит поднять золото – а всего лишь выдать руководству информацию, где оно находится. Не позволить этим ублюдкам приступить к работе! А потому бойцы морского спецназа могут позволить себе лишь несколько часов на сон, и не где-нибудь, а прямо здесь – на лоне матушки-природы. Для яркого примера – Ленин в Разливе. И никакой Надежды Константиновны! Если имеются недовольные, то они могут пойти в задницу. Он сказал!
Ночь пролетела, как товарняк, из которого выпал машинист. Состояние было мерзейшее, в голове протекали «похмельно»-взрывные процессы, всю ночь он отбивался от разлагающихся мертвецов, решивших устроить в его честь подводный зомби-парад. Однако еще не рассвело, как он начал тормошить свою команду, попрятавшуюся в расщелины на западном берегу острова. Шуршали и вздымались ворохи травы и папоротника, возникали опухшие физиономии.
– Вот и завтра наступило… – убитым голосом жаловался Гурьянов.
– Глупец… – хрипела Татьяна, безуспешно пытаясь подняться. – Наступило сегодня, завтра наступит завтра… хотя, черт его побери, мне кажется, оно и завтра не наступит… – Тут она обнаружила, что не может подняться, потому что на груди ее лежит рука Дениски, и женское сердце исполнилось праведным негодованием. – Товарищ старший лейтенант, отставить! Что за хрень? Вам, наверное, снилось что-то очень интересное?
– Теперь, как честный человек, он обязан на тебе жениться, – хихикал Гурьянов. – Ночь с Клеопатрой, блин. За которую отрубали голову.
– Я не помню… – оправдывался Дениска, в ужасе отползая от пыхтящей женщины. – Я не виноват, вы сами, Татьяна Васильевна, мою руку взяли и на себя положили…
Татьяна поднималась, словно призрак – лохматая, с воспаленными глазами. Принялась ощупывать свое лицо, потрясенно бормоча:
– Это не я… это точно не я…
– Фантомные боли в голове, Танюша? – подмигивал Глебу уже практически проснувшийся Гурьянов. – Прилетел дракон и всю раздраконил? Поднимайтесь, Надежда Константиновна, поднимайтесь…
– Идите вы в сад… – отупело шептала женщина. – Все в сад… Я так не могу, товарищи, я должна посетить тайную комнату, принять душ, почистить зубы, нанести визит своему психологу… Боже, как невыносимо быть женщиной – постоянно приходится иметь дела с какими-то мужчинами!
Дурачились недолго – кто бы им позволил увлекаться этим делом? Скоро рассвет, выхода нет… Командир не просто так вам трахает мозги, популярно объяснил Глеб. Он хочет зачать в них кроху разума. Рассвет еще не позолотил безмятежно-спокойную морскую гладь, когда четыре человека в полной амуниции снялись со «стоянки человека», провели разведку окружающей среды и стали смещаться к каменистой косе на северо-западной оконечности острова. Смотреть в оба, предупредил Глеб. Не за подснежниками сюда пришли. Скоро вражеская флотилия переберется в эту местность. Они не идиоты, должны сообразить, что если «Викторию» принесло штормом с запада, то и разбиться она должна на западе, а никак не на востоке или, скажем, на юге. Несколько минут, расположившись на обрыве, они вели визуальную разведку. «На юге были, – бурчал Гурьянов. – На западе были. На севере еще не были…» Северная сторона живописного острова (который явно оказался больше, чем того хотелось) была не менее изрезанной, чем южная. Джунгли подступали к обрывам, деревья и кусты сползали в теснины. Крохотные намывные пляжи чередовались заслонами из булыжников и отколовшихся от обрыва глиняных глыб. Берег был немилосердно изрезан, прибрежные воды испещряли каменные островки, и Глеб невольно задумался: морской спецназовец стоит десятка, но ведение разведывательной деятельности на суше – что ни говори, не его конек. Первый же дозор противника, и поднимется невыносимый шум. Как передвигаться по сложной местности, если не знаешь, что будет через десять метров? Верный способ решить проблему через задницу, объявил он и приказал Гурьянову избавляться от амуниции. «Мы понесем твое снаряжение, а ты пойдешь впередсмотрящим – по воде аки посуху. Спрятаться там есть где».
