- Да, он уехал с вами.
- Тайком. И розы срезал. для невесты, конечно — вдруг недоразумение?
- Если б не эти розы! — вырвалось у Петра Романовича. — Я их заметил, когда привел к нам Маргариту.
- Да? — удивился полковник. — Не помню, чтоб ты говорил.
- Я не отдал себе отчета. как будто золотое пятно промелькнуло в зеркале.
- Значит, он прошмыгнул домой еще до нее, а ты у нас был.
- Ну да. Поль позвонил в дверь: тебя зовут на праздник. Я про знаменательную дату забыл, зашел уточнить, а потом вернулся переодеться.
- А розы? Розы уже были?
- Я в папину комнату не заглядывал. Переоделся и сразу. нет, мне позвонили, я еще поговорил по телефону.
- С кем?
- С одной женщиной.
- С Маргаритой?
- Ну что вы! Та женщина вне игры. Да и вообще, не столь уж важно, в какой промежуток Павел явился. Главное: был ли он дома, когда я невесту привел. Мне показалось, занавеска шевельнулась.
- На окне?
- В углу, где папина кушетка и зеркало. Если Павел там прятался, то как при нем могло произойти убийство? Конечно, он виновен, так я рассуждал.
- Так оно и выходит, Петь. Ты ушел, они остались наедине, ссора, он теряет контроль над собою. и перед припадком ребенок видит, как Павлик крадется по двору, прячась в кустах. Сгоряча все отрицает, потом сознается. Какие тебе еще нужны доказательства?
- По логике сюжет безупречен.
- И по жизни! Возьми такой вариант: они поссорились, и он просто ушел. Тогда зачем прятаться и какого черта она в чужой квартире продолжает сидеть — смерти дожидаться?
- Психологически это можно обосновать. Ссора не окончательная, последнее слово еще не сказано. Она ждет его, он в стрессе. естественно, не желает, чтоб его кто-то видел (ему стыдно, он и приехал тайком). Срывается на дачу, ищет спасения в одиночестве.
- И признает себя убийцей! — перебил Ипполит Матвеевич.
- Ему было все равно, понимаете?
- Не понимаю!
- Я тоже. Но теоретически знаю, да и вы конечно, что существует такая одержимость любовью: любимая умерла — и жизни нет.
- Так ведь жив остался. — старик осекся. И прошептал: — Через девять лет достали.
- Это мне и предстоит выяснить — кто? Павел кого-то заподозрил и доверился Подземельному.
- Почему не родным? Не тебе?
- Не сразу преодолел обиду, но пришел. а я, пьяный идиот! Потом позвонил, хотел открыть тайну! А я с Полем.
- Бойкий парнишка, — вставил дед, — лихой, далеко пойдет.
- Сейчас не о нем. Я не пришел, и преступник сумел справиться с братом.
- Да уж, голову проломить — недюжинная сила нужна! — констатировал Ипполит Матвеевич чуть ли не ликующе. — Это мужчина, я тебе точно говорю.
- Не сомневаюсь. Но обстоятельства настолько загадочны.
- Встретился, обвинил — тому деваться некуда.
- Я говорю про убийство Маргариты.
- Проституция и преступление идут рука об руку.
- Ну не сутенер же ее.
- А почему бы нет?
- Другого времени не нашел? За стенкой празднуют, вечер пятницы, еще светло, кругом люди. Даже если кого- то потрясла ваша новость за столом, так рискнуть!
- Вот мы и поверили в признание Павла. — Ипполит Матвеевич задумался. — Смотри! Я эту шлюху не знал. Адвокат наш — тоже. да он двадцать раз отмерит, прежде чем отрезать. И содержатель притона хладнокровная бестия. А для Игоря это не было новостью. Слушай, а почему от Ангелевича жена ушла? После преступления!
- По другим причинам.
- Ты в курсе?
Петр Романович кивнул, подумав: «Эту тему придется затронуть.»
- Словом, как ни крути, а все указывает на Павлика.
Петр Романович, конечно, чувствовал всю справедливость возражений и доводов старика. и так хорошо сиделось в подвижной тени, куда залетный ветерок доносил пленительный и тревожный (так воспринималось) аромат.
- Я в пятницу у дяди обедал, на столе — ваши розы.
- Полька на неделе приезжал, привез мне очки из ремонта. Ну, я букетик собрал.
- Большой?
- Девять штук.
- Там, наверное, столько и было.
- Где?
- На столе.
- Разумеется. Что он, часть продал, что ли?
- И у меня букетик появился. В папиной комнате.
- Как это «появился»?
- А так. В ту же пятницу вечером вхожу — стоят розы в стеклянной вазе, в той самой. И так же вчера мертвое тело на полу в цветах.
На задубелом коричневом лице напротив — волнение, страх.
- Сколько штук?
- Девять.
- У меня срезал! Я думал, ребятишки, шпана местная. Пойдем покажу!
- Да не стоит, верю.
- Это Павлик, да?
- По-видимому.
- Опять аллегория?
- Упрек — напоминание. Я ведь отказался поддержать версию адвоката, будто вы привезли тогда розы и разделили на два букета.
- Помню, он подговаривал. В принципе я за то, чтоб убийц сажать. но не из-за уличной же девки! В общем, я согласился.
- А я выступил предателем.
- Давай, Петь, помянем несчастную его душу. (Выпили.) Это ж надо в такую даль за розами ехать, чтоб тебе так ядовито напомнить.
- Тут у вас неподалеку монастырь открывается..
- Через лесок. Неужели он. чего он там не видел?
- Может, и видел. старых своих друзей, восстанавливающих Рождественский храм.
Адвокат был дома и один. Никогда еще не наблюдал Петр дядю в таком отчаянии — трагедия девятилетней давности возрождалась во все более ужасающих формах. «Я тебя умолял! — простонал Евгений Алексеевич, впустив племянника, схватился обеими руками за голову и быстро прошел в кабинет. — Я б сумел добиться оправдания за недостаточностью улик! А, возможно, не допустил бы ареста! Тесть не возражал, а Польку увезли бы на дачу.»
Петр молча присел боком к письменному столу из карельской березы. Никто не подозревал, к а к он виноват: у отца начался сердечный приступ, когда сын произнес: Я не выдал Павла прямо, но и врать про розы не стал». — «Ты уверен, что твой брат убийца?» — раздался крик. — «Убийца», — последнее слово в жизни, которое услышал потерявший сознание отец и которое сейчас не мог простить себе сын. Ту предсмертную сцену он давно запретил себе вспоминать — слишком больно! — но Подземельный разбередил совесть. «Может, не сопротивляться? — не в первый раз с этой ночи зазвучал в душе некий жертвенный мотив. — А заплатить за все разом? — но душа сопротивлялась. — «Разом» («вышку») защитник не допустит, да и гуманизм у нас сейчас ядовитый, а пожизненную муку нет, не вынесу!
- Он не убийца, теперь это очевидно. — Евгений Алексеевич подошел, прикоснулся к плечу племянника. — Петруша, прости. Сорвался не по делу. Не ты виноват.
- А кто? — Он поднял глаза на дядю.
- Ты в который раз упрекнешь меня в адвокатском позерстве, но не могу иначе выразить: фатум. Тут — античность.
- Давай-ка следовать этике христианской.
- Ладно, давай без фраз. — Евгений Алексеевич достал из кармана бухарского халата свой портсигар, который вдруг упал с многозначительным стуком, словно знаменуя переход к следующей сцене, закурил папиросу и сел на вычурный диван в стиле «модерн» с пепельницами в углублении валиков. — Я полностью в твоем распоряжении, необходимо заранее выстроить линию защиты.
- Он позвонил мне вчера вечером и назначил свидание у нас дома в полночь, чтобы рассказать про убийство.
И дядя, и племянник называли Павла «он», как будто произнести имя было больно.
- Черт возьми! Следователь ни словом не обмолвился!
- Мне не очень-то верят.
- Я верю. Тебя ведь не было дома.
- Не было. Я не убивал его.
- Примем как аксиому и с самооправданиями на этом покончим. Что он дословно сказал?
- Ключевые фразы: «У меня орудие убийства, на нем кровь». — «Где?» — «На мертвой голове». — «Где?!» — «На тротуаре в Копьевском переулке».
- Боже мой! Он не расшифровал?
- Нет.
У дяди задрожал подбородок и дернулся уголок рта.
- Помню. Я вошел в комнату Романа — она лежала с пробитой головой в крови. Если тут некая метафора. Погоди! О каком преступлении конкретно он собирался рассказать тебе?
- Не уточнил: «Если хочешь узнать про убийство.» — «Кто это?» — «Будь дома в полночь». Естественно предположить — про последнее, про Подземельного. И заметь: все трое умерли одинаково — от ударов тупым предметом.
- Зайчиком, — сказал адвокат с вымученным сарказмом.
- Тот зайчик так и застрял в темном лесу правосудия, я не забирал его.
Дядя повторил задумчиво:
- «У меня орудие убийства». Как оно к нему попало?
- Единственное предположение, вытекающее из контекста: преступник выбросил «орудие» из окна на тротуар.
- А он подобрал? Немыслимое совпадение. Неотступно думаю: почему он не пришел ко мне?
- Он и ко мне не сразу собрался. Возможны три мотивировки его поведения. Ложный стыд мы с твоим тестем отвергли.
- Ты был у Ипполита Матвеевича?
- Да.
- И что же вы не отвергли?
- За эти «отверженные» годы брат. буду говорить прямо. если и не сошел с ума, то несколько тронулся. О чем вроде бы свидетельствует мнимая (подстроенная) его смерть.