— Можешь говорить? — Я склоняюсь на Дэном. — Твои губы шевелятся, значит можешь. Говори, для кого это письмо? Кому ты пишешь про меня? Ну! Или я сделаю сейчас с тобой такое!
Я теряюсь, чем пригрозить Дэну, но он, кажется, верит в мои жуткие способности и торопливо ворочает непослушным языком.
— Не знаю.
— Чего ты не знаешь?
— Мне перечисляют деньги, я высылаю информацию.
— Кому?
— Нотариус. Я знаю только адрес.
— Сколько раз ты писал?
— Каждый месяц. Третий год уже.
Ох, ни фига себе! Все годы, что я нахожусь в интернате, некий московский нотариус собирает обо мне сведения.
— О чем ты писал? Ну!
— О твоем здоровье. И что ты вспомнил.
— Да я ничего не помню!
— Я так и писал.
— А почему ты, гад, натравил на нас бандитов? — вмешивается Марго. — В бордель хотел сдать, да? Как остальных? Ах ты сволочь!
Марго лупит ногами Дэна. Тот кричит. Я оттаскиваю ее.
— Хватит шума. Уходим. — Напоследок я предупреждаю Дэна. — Если ты пикнешь про нас, тебе же хуже будет. Я скажу Тиски, что ты знал, что мы прятались под кроватью, а молчанку разыгрывал. Так что подумай прежде, чем докладывать ему.
— Не заложит. — Марго крошит пяткой мобильный телефон Дэна.
Мы с опаской выходим из подъезда. Джипа не видно. Мы топаем по ночной улице, прячась от фар редких машин.
— На вокзал? — спрашивает уставшая Марго.
— Там нас как раз и поджидают.
— Утром поезд. Как же мы уедем?
Марго останавливается, я долго думаю и понимаю, что у нас единственный выход.
— Сначала избавимся от Ати! — Решаю я, и выхватываю из ее руки котенка.
Переодеться для Вонючки проблема, его руки живут своей жизнью и через раз слушаются мозг, поэтому спит он в замусоленной одежде, хранящей следы нехитрого интернатского меню. Даже если бы в комнате стояла кромешная темнота, я бы нашел кровать Вонючки по запаху. Однако отсутствие занавесок на окнах и свет придорожного фонаря лишают меня возможности проверить тонкость собственного обоняния. Да я и так прекрасно знаю, что кровать Вонючки торчит на проходе, в самом неудобном месте. Хочешь, не хочешь, наткнешься сразу.
Мы только что с Марго проникли в спящий интернат. Для таких случаев в окне мужского туалета на первом этаже всегда сломаны шпингалеты. Когда-то администрация боролась со странным явлением, меняла шпингалеты и даже заколачивала гвозди в раму, но все равно уступила упорству воспитанников, и «окно свободы» грело сердце самого беспомощного колясочника.
Я осторожно захожу в спящую палату, сажусь на кровать и трясу Вонючку. Его руки дергаются хуже обычного, видимо, мое появление совпало со страшным сном. Я прижимаю Вонючку и шепчу:
— Успокойся. Это я — Солома.
Испуганные глаза Вонючки распахиваются шире рта, узнают ночного гостя и возвращаются к прежним размерам.
— Я принес тебе учебник, как обещал. Это нотная грамота. Держи.
Держать Вонючка толком не может, я демонстрирую ему обложку и запихиваю солидный фолиант под подушку. Так надежнее, наши «добрые» пацаны могут раздербанить книгу ради хохмы. Вонючка благодарно хлопает глазами, из приоткрытых губ стекает слюна, а его руки ловят друг дружку в непрочный капкан. С ним всегда так, когда он пытается улыбаться.
— Когда изучишь ноты, я тебе нарисую их на карточках. Здорово!
Вонючка ищет сияющим взглядом свою коляску со словами на планшете. Тут и ежу понятно, что он хочет найти карточку «радость». Когда он показал мне ее в первый раз, я почувствовал на губах вкус шоколадного эскимо. Вообще-то, эти карточки писал я, и всегда удивлялся, как абстрактные слова на картонке наполняются цветом и вкусом, если их показывает счастливый Вонючка.
Только одну карточку Вонючка приготовил сам. На мой день рождения он неуклюже сунул мне картонку и тут же укатил. На клочке картона вкривь и вкось были наклеены четыре буквы. Представляю, сколько терпения ему потребовалось, чтобы составить слово ДРУГ. В тот момент меня обожгло внутренним пламенем, и даже обездвиженные ноги слегка потеплели. Чертовски приятно иметь друга! Однако подарок я никому не показывал. Вонючка изгой, меня засмеют.
— У меня для тебя еще кое-что. — Я достаю открытку с собором Василия Блаженного, которую получил за победу в шахматах. Это своеобразный билет на поездку в Москву. Директриса придумала такой способ, чтобы поощрить лучших в учебе, самодеятельности и спорте. — Поедешь в Москву вместо меня.
Если бы Вонючка и мог говорить, он бы наверняка онемел в этот момент.
— Ты не волнуйся. Всё по чесноку! Я написал, что передаю тебе. Вот, читай.
Я показываю фразу, где написано, что если Вонючку не возьмут в Москву вместо меня, я покончу с собой и сообщу все газетам.
Вонючка дико вращает глазами.
— Да ты не бери в голову, — успокаиваю я. — Это я приписал, чтобы у тебя не отняли. Короче, кладу открытку под подушку. Завтра покажешь Валентине Николаевне. А за меня не переживай, я в Москве раньше тебя буду.
Я хотел признаться, что победу в шахматах не заслужил, а в Москву еду, чтобы узнать о своем прошлом, но воздержался. Получилось бы долго и путано, а у меня еще одно срочное дело.
— Слушай, у меня к тебе просьба. — Я поднимаю с пола коробку, в которой спит сытый котенок. — Это котенок. Зовут ее Атя. У нее сломана лапа, но она почти срослась. Ты же знаешь, у маленьких быстро срастается. Надо хотя бы недельку за ним поухаживать. Сможешь?
Вонючка с сомнением взирает на пушистый живой комочек в коробке, расцепляет руки, его плечи пытаются спросить «как»? Я беру с планшета две карточки: «да» и «нет», развожу их в стороны.
— На кухне работает тетя Клава с искусственным глазом. Ты ведь знаешь ее?
Вонючка дергает руку в сторону «да».
— Возьмешь Атю с собой завтрак и покажешь Клаве. Она добрая и поймет. Сделаешь?
«Да».
— Я поставлю тебе коробку на кровать, в ногах. Котенок побоится спрыгнуть, и не убежит.
Вонючка тянется к коробке, и я понимаю, что он хочет потрогать котенка. Я прижимаю его ладонь к теплому существу. Приятные ощущения порождают четкое воспоминание. Вот так же когда-то с маленькой сестренкой я обнимал пушистого щенка. Да, так было! Это не наваждение! Но где и когда?
Вонючка доволен. Он улыбается, как умеет.
— Тебе нравится Атя?
«Да».
На кровати у окна ворочается вожак комнаты. Приподнимается.
— Кто там трепется? Солома, ты что ли? — звучит его сонный голос.
Всеобщая побудка в мои планы не входит.
— Спокойно, чуваки. Я комнатой ошибся.
Я оставляю котенка и ухожу.
— Слома, а где твоя коляска?
— Сломалась.
Пока вожак комнаты усиленно трет глаза, проверяя, не сон ли это, я успеваю закрыть дверь.
Марго меня не дождалась и заснула в кабинете физиотерапии. Мы не решились идти спать к своим, опасаясь ненужной шумихи. Скоротать ночь можно и здесь, тем более замок на качающейся двери легко отжимается.
Я осматриваюсь. Марго заняла единственный топчан. Мне остается рабочее кресло, запасная инвалидная коляска или линолеумный пол. Я выбираю хоть и твердую, но горизонтальную поверхность. Выключаю свет и засыпаю с мечтой о словах благодарности, которые услышу от Марго завтра. Ведь я добыл денег, пристроил ее любимую Атю, и у меня есть план, как выбраться из города.
Какой же я наивный! Забыл, что влюбился в девушку-взрыв. Такого яростного разноса как утром я давно не получал.
— Ты спятил, Солома! Он же позвонит Дэну, а тот заложит нас бандитам! Как можно быть таким идиотом! Мы снова в жопе! — возмущается Марго.
Это лишь малая часть ее словесной тирады, которая передает общий смысл долгожданной «благодарности».
— Вот и хорошо, — скриплю зубами я.
— Пошел ты в пень! И чего я с тобой связалась!
Я только что переговорил с Киселем. Он ковылял в столовку, а я выкатился к нему в коляске, чтобы отсечь лишние вопросы. Радость Киселя от возвращения друга сменилась кислой физиономией, когда я похвастался, что облапошил Дэна у него на квартире. Женька понял, что наши дорожки окончательно разошлись. А как иначе, если друг оказался стукачом и предателем!
— А может ты, все-таки, подумаешь? — заикается Кисель.
— Хрен твоему Дэну! Не хочу вертеть задницей в его фильмах. Так и передай!
Кисель становится мрачнее тучи. Теперь он наверняка изменит маршрут, протиснется в какой-нибудь кабинет с телефоном и звякнет Дэну. Если честно, на это я и рассчитываю. Это часть моего плана.
Марго не унимается, тычет мне в грудь единственным кулачком и мечет молнии из серых глаз. Кажется, я начинаю въезжать в суть семейных скандалов. Хорошо, что мы не на кухне, не надо уворачиваться от летящих тарелок. Интересно, на сколько часов у Марго хватит запала?
— Ты решил меня сдать в бордель, да? А сам опять станешь паинькой инвалидом и покатишься под крылышко Валентины Николаевны. Вот и колясочку уже присмотрел. Да черт с тобой! Катись! Я свалю одна!
