Хрящу нравилось обладать золотыми вещами. Они как будто были созданы для его пальцев, да и сам он невольно ощущал себя значительнее и намного сильнее. И уже не однажды ловил на себе завистливые взгляды окружающих.
— Я тебя предупредить хочу, лишнего там не вздумай болтать. Это мое дело.
Васька Кот обиделся:
— Да я и так нем как рыба.
Хрящ одним глотком допил пиво и поставил кружку на стол.
— Пошли, нечего рассиживаться. Дела торопят, — и поднялся из-за стола.
Из-за столика у самых дверей несколько торопливее, чем следовало бы, отставив в сторонку недопитые кружки, поднялись четыре человека. По виду стопроцентные жиганы, уж слишком щеголевато одеты.
— Тех людей у двери видишь? — негромко спросил Макар.
— Ну?
— Будь осторожен, у меня такое впечатление, что это по нашу душу…
Хрящ незаметно вытащил наган из-за пояса и, стряхнув рыбью чешую с газеты, прикрыл ею ствол.
У выхода из пивной их уже ждали. Неторопливо взяли в коробочку, отрезая возможные пути отступления. Действия отработанные, правильные. На лицах самодовольные улыбки, эти залетные фраера представлялись блатным легкой добычей. Чувствовалось, что для них это даже не приключение, подобные вещи они проделывали неоднократно, а потому инстинкт самосохранения молчал.
— Дорогу, — стиснув зубы, произнес Хрящ.
— Это мы с почтением, — произнес тот, что стоял напротив, сверкнув золотой фиксой, — только ты свои часики оставь, те самые, которыми в пивнушке сверкал. Парень ты, видать, фартовый, другие себе надыбаешь, а мне они во-от так нужны, — рубанул он себя ладонью по горлу, — уж слишком часто на свидания к барышням опаздываю. А они народ очень ранимый, обижаются.
Жиган сделал небольшой шажок вперед и резко выбросил руку. Холодным предостерегающим лучом блеснуло лезвие финки.
— А ну, пучеглазый, — прошипел жиган, — наковыряй нам капустки.
И одновременно, будто бы по команде, двинулись навстречу остальные, стараясь оттеснить Кота с Хрящом в закуток двора.
Газета выпала из ладони Макара и упала в грязь.
— Стоять, суки позорные! — негромко, но твердо произнес питерский.
В грудь фиксатому смотрел ствол нагана. Макар слегка надавил на курок, и барабан, как бы неохотно, чуток сдвинулся. Фиксатый проглотил подступивший к горлу спазм.
— Ну, ты… это… — пробормотал он.
— А теперь, салаги, просите у дяденьки прощения.
Барабан повернулся еще чуть-чуть.
— Ну, пошалили мы, браток, с кем не бывает… Не признали своего, — виновато зашепелявил фиксатый.
— Крыса тебе браток, — брезгливо выдавил Хрящ, — а для тебя я дяденька. Живо проси прощения! Считаю до трех… Раз!..
Барабан повернулся еще на самую малость. Именно в этом месте на шептало нагана установлен фиксатор, чтобы иметь возможность как следует прицелиться в предполагаемую мишень. А дальше достаточно всего лишь крохотного усилия, чтобы выпустить из ствола пулю.
— Дяденька… прости… не будем, — прошепелявил ошарашенный блатной.
— Салагу забыл, — негромко, но жестко напомнил Макар Хрящ.
— Дяденька… прости салагу, — выдавил из себя фиксатый.
— А теперь пошел отсюда, и чтобы я тебя не видел! — чуть повел стволом Хрящ.
Жиганы, попрятав финки, уважительно разомкнулись. Отступил и фиксатый, увязнув лакированными туфлями в осенней грязи. Обернувшись, Макар поймал его яростный, уничтожающий взгляд. Каким-то шестым чувством он осознал, что это не последняя их встреча.
Завернув за угол, Макар махнул рукой извозчику.
— На Хитровку! — небрежно бросил Хрящ, развалившись на сиденье.
— На Хитровку? — призадумался извозчик, почесав кнутовищем кудлатый затылок. — Неспокойно там нынче, — сдержанно сообщил он, — вы бы, господа, добавили полтину за беспокойство.
— Три рубля сверху! — великодушно пообещал Хрящ.
— Три рубля?! — возликовал извозчик. — Да за такие деньги я вас хоть в ад отвезу!
— А вот это кого-нибудь другого, — со смешком заметил Макар.
Пролетка остановилась на площади, расшугав пацанов, покуривающих махорку на перевернутых ящиках.
Дозор не дремал!
Тотчас от их группы отделился самый расторопный и стремглав пустился по улице.
В окнах заведения мадам Трегубовой ярко полыхал свет. Здание было заметно издалека, как огромный корабль, светящийся в мрачном и неуютном море праздничной иллюминацией. В соседнем доме над крыльцом висел красный фонарь, у которого, попыхивая папироской, стояла молодая женщина.
Макар невольно задержал взгляд на ее открытых ногах. Странно, что он не разглядел это заведение в прошлый раз.
Женщина, вмиг заметив интерес, расценила его по-своему. — Что же ты, морячок, мимо проходишь, я много за удовольствие не возьму.
— Откуда же ты, барышня, знаешь, что я моряк? — невольно удивился Макар, чуть приостановившись.
— А походка у тебя матросская, — улыбнувшись, сказала женщина. — Я когда в Питере жила, то на вашего брата насмотрелась предостаточно.
Ее улыбка сделалась еще шире. Очевидно, на нее ласковым прибоем накатила волна воспоминаний.
— Значит, мы с тобой земляки.
— Если удовольствия не хочешь, тогда, может быть, даму папироской угостишь, — попросила женщина, — я ведь последнюю докуриваю.
— Это можно, — мгновенно откликнулся Макар, сделав в сторону женщины пару шагов, и, открыв портсигар, предложил: — Смелее черпай, не обеднею!
Женщина уверенно вытащила три штуки.
— Это не тебя ли у мадам Трегубовой дожидаются? — негромко спросила проститутка.
— А что? — насторожился Хрящ.
— Уж слишком привечают, будь осторожен.
— Спасибо тебе, землячка, — улыбнулся Хрящ.
И, подмигнув, затопал к дому мадам Трегубовой.
Дверь отворилась в тот самый момент, когда Хрящ взошел на крыльцо.
— А вот и питерский, — раздался голос Фомича. Войдя в комнату, Хрящ увидел шесть человек, сидящих за столом.
В центре стола возвышался штоф с самогонкой. На огромной чугунной сковороде жареная картошка, на большом блюде крупные куски жареной курицы, малосольные огурчики, селедочка…
— Будьте здоровы, — кивнул с порога Хрящ.
— Привет… Здорово… — нестройно поздоровались присутствующие.
Два стула оказались свободными — приготовили для гостей, и Хрящ уверенно сел на один из них. Рядом, уверенно придвинув стул, устроился Васька Кот.
— Так, значит, ты и есть питерский Хрящ? — спросил шатен лет тридцати.
По костюму из великолепной темно-серой шерсти он запросто сошел бы за крупного нэпмана, заявившегося на Хитровку для остроты ощущений. Выдавал его взгляд — острый и одновременно властный. Так мог смотреть только человек, привыкший каждый миг играть в «русскую рулетку», для которого риск обыкновенное дело. На жилете приметная для жигана деталь — толстая золотая цепь. Будь он рангом пониже, приперли бы его бродяги где-нибудь в темном тупичке да содрали бы всю эту красоту. Но за столом сидел хозяин, и едва ли не килограммовая цепь служила неким знаком отличия.
— Он самый, — сдержанно кивнул Макар. — А ты, похоже, Кирьян?
Жиган расплылся в довольной улыбке.
— Верно, вижу, что слава моя до самого Питера докатилась. А вот Степан, — показал он на крепкого парня с глубокими залысинами. — Ну что, давай выпьем за знакомство. — Широкая крепкая ладонь уверенно ухватила штоф за высокое горлышко. Макар увидел на коротких пальцах золотые перстни. Особенно выделялся один — с крупным бриллиантом. — Самогонку-то признаешь?
— Пью все, что горит! — усмехнулся Хрящ.
— А-а, значит, наш человек, — наполнил Кирьян стаканчики.
Хрящ посмотрел на Степана. На жигане был дорогой темно-синий костюм. Рубашка казалась неестественно белой, а вот на манжетах, чуть выглядывавших из рукавов, виднелись пятна.
Дружно чокнулись, разливая водку из переполненных стаканов.
— А хорошо прошла, — выдохнул Макар, проглотив, — словно вода.
— Я тоже о твоих подвигах наслышан, Хрящ, — отплатил монетой вежливости Кирьян. — Слышал, ты камушками приторговываешь. Уступил бы мне какие-нибудь брюлики, уж больно баба моя их обожает.
— Отчего ж не помочь хорошему человеку? Только у меня с собой товара стоящего нет.
— Ладно, тогда в другой раз перетрем. А ты молодец, — разлил еще по одной Кирьян, — сумел отыскать тропинку к сокровищам. Может, заправляли бы на пару, я сбытчиков хороших знаю, которые за камешки хорошие деньги дадут.
Макар сделал вид, что задумался:
— Хорошо, я подумаю над твоим предложением. Только вот мне в Питер дорога пока заказана.
— Что так? Чекисты лютуют? — испытующе глянул Кирьян.
— А где ж они не лютуют? — усмехнулся Хрящ. — Сегодня в «Известиях» написали, чекисты сразу восемь человек к стенке поставили. Докатились… Теперь даже за стыренный кошелек лоб зеленкой мажут! Нет, здесь мне поспокойнее. В Москве меня мало кто знает.
