погремушками!
А что делать?
А вот нет будочки! Есть, насколько в бинокль с подсветкой разглядеть можно, отросток от столовой. Или тот самый воздухозасос, или, что скорее, люк для приёма продуктов. А это даже лучше. Это нас точно куда надо приведёт. Вот только отбоя дождёмся, пусть «укропчики» себе баиньки пойдут. И навестим болезных.
Вроде бы должно срастись — сползал Юрка по периметру, срисовал часового по огню сигаретки. Курит, подлец, на посту! Не соблюдает устав гарнизонной и караульной. А значит, и все остальные службу волокут как попало. Хорошо, что нацики — гражданские ублюдки. Даже если когда-то служили. В расслабоне находятся.
Значит, тут какое-то отдельное гнездо. Основная-то база в Старобельске. Не исключено, здесь у них что-нибудь вроде офицерского общежития. Может быть? Вполне. В пансионате-то, в тепле и уюте. А личный состав где-нибудь на станции кукует. Или на техстанции, что-то ведь про неё говорили. Неважно. Когда часового скрадём, узнаем. А там и офицерика изымем, спросим про пленных. Если поднимется шум, то пока тревожная группа от станции добежит, мы тут всё зачистить успеем. И свалим без прощания. Разве что парой растяжечек поблагодарим за приём…
Складывается? Ну, так-сяк. Но лучше вариантов не вырисовывается…
Всё! Так и решаем. Один остаётся наблюдать из лесочка, остальные к машине. Выжидать нужное время. Или, может, до кафе-бара дойти, что ближе к станции, погреться? Работает он? По идее, может до девяти функционировать.
С другой стороны, пить нельзя, а мужики, которые вечером даже пива не взяли, подозрительны. Да и на служивых легко нарваться, со станции или с того же пансионата. Привяжутся ещё…
Ничего, не так и холодно. Посидим в машине, посменяемся. А часиков в одиннадцать и пойдём…
* * *
«Чтоб чужую бабу скрасть,
надо пыл иметь и страсть.
А твоя сейчас задача —
на кладбище не попасть…»
Вот зараза! Привязался куплет из вообще-то любимого «Федота-стрельца». Как будто ритм выстукивал.
Или молитву.
Потому что дело сразу пошло вкось. Еланцу всего и нужно-то было, что подползти к часовому у ворот, немножко его стукнуть и уволочь в лесочек, где человечку задали бы пару заинтересованных вопросов. И отпустили бы.
Душу на покаяние.
К этому моменту разведчики вызнали уже всё, что можно установить наблюдением: сколько постов снаружи — один, как они контролируются изнутри — спорадически, как и как часто сменяется караул — раз в два часа, как ведут себя часовые — вольно.
По результатам сей исследовательской деятельности было установлено, что «укропы» службу тянут как попало, разгильдяйничают вовсю, за периметром не следят и вообще разговаривают громко и нечётко. Это может означать дополнительное нарушение устава внутренней и караульной службы вследствие употреблённых внутрь организма спиртосодержащих напитков. Причём нарушение систематическое — судя по тому, что оно запросто происходит в карауле. Да и когда «укропы» на этой войне трезвыми бывают?
И вот когда оставалось только всем этим воспользоваться в условиях не более сложных, нежели в сержантской учебке, и Еланец уже подполз на дистанцию броска, к фактически упакованному уже часовому, вывалился из двери пансионата второй с криком: «Дай курыть!»
Нет, ну где логика, а? Как раз тот, что в помещении, должен себе иметь сигареты в заначке, а вот тот, кто снаружи, обязан бдить в ночную тьму и мечтать смениться с поста. Тем более что в ночь подморозило, а это чучело стоит в простом бушлате.
Нет, Донбасс, конечно, далеко не Новосибирск, где иной раз в карауле тулуп так заиндевеет, что кажется — подожми ноги, и так и останешься в нём висеть, стоящем колоколом. Но и тут январь месяц — он не май ни фига…
И вот вам картина маслом! Вместо одного замёрзшего и потому ни на что не смотрящего часового стоят два урода посреди двора, курят и треплются по-украински о каких-то выплатах, которые им должны, но когда дадут и дадут ли — «це пытання». А Витька во всём гражданском лежит в пяти шагах от дорожки и ни хрена с фоном не сливается!
Да, прав был майор Передистый, когда говорил: «Устав есть закон военнослужащего! Его соблюдение — долг, его нарушение — смерть!». Этим хохлам что, устав не писан? Добровольцы, блин, волонтёры хреновы!
И не подстрелишь их просто так — вон, в здании пара окон светится. Не спит кто-то. А кому не спится в ночь глухую, если он находится в расположении воинской части? Правильно, дневальному, дежурному по роте… И какому-нибудь офицерскому… ладно, уроду. Который пьёт в кругу сослуживцев. А значит, дойдя до кондиции, пойдёт проверять боеготовность вверенного подразделения. Либо просто по жизни из штанов выпрыгун и сейчас, оставленный на хозяйстве в качестве дежурного офицера, выжидает ночи поглубже, чтобы с кайфом навалиться на задремавшего дневального.
Картинкой вспомнилось, как в училище их как-то вот подобного градуса офицеры погнали воевать с Китаем…
* * *
— Рота. Подъём! Тревога!
Дневальный орёт так истошно, будто попал в руки банды гомосексуалистов.
Взлетают синие птицы одеял, белые призраки курсантских тел низвергаются с коек, десятки пяток выбивают дробь, приземляясь на холодный пол, дыхание и кряхтение сухих глоток.
— Тревога, рота!
Быстро! Будущих офицеров учили очень быстро строиться по тревоге. Отделенный сержант Ганыш ещё не прочистил горлышко со сна, а курсант Кравченко — шапка на голове — уже в штанах. Ещё полсекунды — обе ноги сразу нырь в сапожки! Гимнастёрку в один рукав, подхватил ремень и бегом к выходу из казармы, на ходу просовывая руку во второй рукав и застёгивая ремень и пуговицы.
За 15 секунд взвод в строй становится! Только для чего это надо? Неисповедимы пути военного разума…
Голос ротного подгоняет:
— Быстрей, воины! Бушлаты, рукавицы надеть! Открыть ружпарк!
Опа! Что-то серьёзное! Три часа ночи — непохоже, чтобы на стрельбище собирались…
Обидно было, помнится, в самом начале службы расставаться с иллюзией. Но, оказалось, это только в кино так солдатики оружие расхватывают — по порядку, автомат за автоматом, как на конвейере. На самом деле, перед курсантом сейчас только одна богиня мысли летает: скорее взять, что надо, — и в строй! Потому в ружпарке — толчея: один рвётся к пирамиде за своим автоматом, а другой уже бежит от неё, третий им двоим мешает, подсумок хватает, четвёртый в дверях с пятым сталкивается…
А ротный с замполитом, который по воспитательной, но которого звали по-старому, стояли уже нетерпеливо в хрустящей снежной ночи, когда перед ними постепенно затихали, выстаиваясь, курсантские шеренги.
Отцы-командиры брезгливо кривили губы
