Пикап трогается. Флай вопросительно приподнимает брови.
— Ненавижу вас обоих, — вместо представления говорит девчонка, посмотрев сначала на Флай, потом на Рому.
То же самое говорит дрон, нырнувший вслед за ней в кузов.
Ах. Так сходство поразительное. Она похожа на свой дрон — маленькая, ярко-розовая и злая как собака. Рост едва ли в полтора метра, русые волосы до плеч и миловидное круглое личико без единого изъяна, такое, что невозможно назвать настоящий возраст. Если б не наметанный глаз Флай, моментально определившей вмешательство пластической хирургии, то девчонка показалась бы... ну, реально девчонкой. Лет шестнадцати. Глянцевая маска сдвинута на макушку, тело упаковано в бронированный костюм — карбоновое волокно перемежается более крепкими полимерными накладками. Несколько оттенков розового с вкраплениями белого. Сначала Флай не может понять, где же здесь начинаются модификации, но потом девчонка бессознательно разминает запястье, и кисть руки делает оборот в 360 градусов.
— Это Евгения, — говорит Рома, вновь улегшись на дне кузова. На бок, чтобы не давить на больной затылок. — И, Евгения, помолчи, пожалуйста. Башка сейчас взорвется.
Но она действительно не может молчать — или не хочет. Ее дыхание сиплое, рассерженное и громкое. Трудно понять, это следствие неудачной хирургической операции или просто злость.
— Вы бы видели, как эпично вы врезались, — недовольно говорит Евгения, больше для себя, чем для них. — Я, черт возьми, собираюсь наложить на этот ролик закадровый смех и издеваться над вами всю оставшуюся жизнь.
— Это была его идея, — автоматически откликается Флай, складывая руки на груди.
— Это была моя идея, — соглашается Рома. — Блестящая идея, разве что немного... непродуманная.
Флай закатывает глаза, повторяя гримасу Евгении, — и отношение к идиотской выходке как-то сразу роднит их.
— Спасибо? — после недолгого молчания спрашивает Флай. — Вы ведь не в полицию сейчас едете? И не в офис «Новатех»?
Рома хрипло смеется, Евгения окидывает ее напряженным взглядом, но все же выдыхает и признается:
— Нет. Хотя соблазн очень велик, но...
— Мы видели, что ты сделала с теми ребятами на проспекте Ленина, — перебивает ее дрон. Он вырывается из руки Евгении под ее возмущенный вскрик. — Ох, не по новой, Женя! — Дрон поворачивается камерой в ее сторону и продолжает:
— Мой дрон подбили.
Флай догадывается, что это говорит их водитель из кабины.
— Вы видели, как я убила людей, и решили помочь, — глубокомысленно говорит Флай.
— Мы решили срубить деньжат на гонке, — говорит дрон. — Ну, они. Я временно не в кондиции. Кондор, кстати говоря.
Прозвище звучит знакомо. Один из самых известных раннеров, кажется? Не такой обаятельный как Гепард и не такой прокачанный как, например, Ящерица, но старый, очень старый для раннерского движа, а потому и весьма популярный среди старожилов.
— И дроны ведущих тоже подбиты, так что у нас вроде как есть эксклюзивный материал, — продолжает Кондор. — Если ты не решишь вырвать язык уже нам, то мы расстанемся мирно и спокойно.
По голосу, искаженному микрофоном дрона, не понять, всерьез он или нет, однако Флай только пожимает плечами. Это будет лучший ролик с ней, пожалуй. Самый реалистичный. И она не в том состоянии, чтобы требовать с него денежный процент.
— Ты даже не удивилась, услышав имя Кондора, — замечает Рома не к месту. — Я и так был обижен, что ты не слышала про меня, но это что-то за гранью.
— Я знаю Кондора. — Флай снова пожимает плечами. — Он крут. Ты... ты крут.
Из дрона доносится короткий смешок.
— Но мне уже настолько плевать на все, что, простите, не спрашиваю автографов.
Рома открывает рот.
— И не даю, — прерывает его Флай.
Рома закрывает рот, но ненадолго.
— Обезьяна, — бурчит он. — Подпишись на канал, что ли?
Не сразу до Флай доходит, что он называет свое прозвище, а не обзывает ее.
— Ну, Царь Обезьян, — вздыхает Рома, — но было глупо думать, что никнейм не сократят до «Обезьяны».
— Ты вообще не очень хорош в том, чтобы думать, — Евгения мгновенно пользуется возможностью его кольнуть. — Советую потренироваться. Начни класса со второго общеобразовательной.
— А это Орхидейный Богомол! — Рома заметно повышает голос и открыто улыбается, когда подруга проглатывает свой новый язвительный совет. — Орхидея, если коротко.
— Как... мило, — замечает Флай.
Она красивая, пожалуй. И розовый ей идет. Даже жаль, что у раннеров принято носить маски.
— Что? — Евгения комплимента не ценит и не понимает. — Мне просто нравится розовый цвет! И классно ты покрасила волосы, кстати говоря. И если уж на то пошло, то я надеялась, что имя сократят до «Богомола»! А не... не... до этого.
Смешок Флай перерастает в смех — сначала в тихий, сдавленный, потом в ясный и звонкий. И она вдруг не может остановиться — она смеется несколько минут, пока не выступают слезы, пока живот не начинает болеть. Отсмеявшись, она замечает, что Евгения-Орхидея — что все еще немного смешно — смотрит на нее с недоумением, а Рома посмеивается тоже, напрасно пытаясь скрыть смешки под роботизированной ладонью. Евгения оборачивается в его сторону.
— Я всегда смеюсь, когда рядом кто-то смеется, — признается тот слегка виновато.
Флай вздыхает, унимая остатки истерики, и закрывает глаза, надеясь отдохнуть за время путешествия непонятно куда. Но Евгения — это сгусток неуемной энергии.
— Могу я спросить?..
Ее тон внезапно осторожен. Флай даже поворачивает голову, чтобы убедиться — это действительно спрашивает Евгения, и сейчас она даже не издает этих звуков закипающего чайника. Вздрогнув под пристальным взглядом Флай, девушка продолжает:
— Зачем ты это сделала? Убила их. И пошла против корпы.
Честный ответ совершенно точно разобьет этот неожиданный — но все еще очень нужный — союз. Что тут можно сказать? «Извините, но я не знаю, так что, вполне вероятно, в следующий раз мне захочется убить уже вас»? Флай отводит взгляд, чересчур хладнокровно прикидывая подобный исход — может ли она рисковать жизнями тех, кто, пусть и по своим причинам, ей помогает?..
Нет, совершенно точно не может.
Но будет.
Потому что ее тело, по ощущениям, разваливается на части, и даже захоти она, то вряд ли сможет скрыться от полиции в одиночку, и очень странно, что на них еще не вышла корпа, и...
И отвратительная правда отвратительной Флай — это то, что из людей ей не наплевать разве что на Иру.
Поэтому она врет, собирая в кучу все свои знания о раннерах:
— Неужели мне нужна причина, чтобы пойти против корпы? Чтобы обломать их грандиозный план продаж, украсть экзоскелет и очернить их репутацию навсегда? Вы выбираете свой эксклюзивный ролик, когда можете получить больше денег, если сдадите меня «Новатеху».
Понимая, что это замечание было зря, она поспешно добавляет:
— Не то чтобы у вас это получится.
Но никто не торопится передумывать, так что она переводит дыхание.
— Как много разговоров гуляет вокруг о борьбе с корпорациями... — Она поднимает к своему лицу руку, задумчиво разглядывает собственные пальцы. Естественность и изящество этого движения выверены перед зеркалом и отработаны в тысячах съемок, и Флай прекрасно знает, что все взгляды сейчас прикованы к ней. — Целые объединения, группировки, хакеры, гангстеры, виджиланте — все хотят войти в историю как освободители от корпоративного гнета...
«Корпоративный гнет» — это клише прямиком из вирусных прог, клепаемых каждым вторым начинающим бунтарем. Флай немного перегибает, но как всегда с ней — образ вытягивает там, где проседает логика. Слушатели не перебивают.
— У хакеров, гангстеров и виджиланте не вышло этого. А я всего лишь модель — и у меня получилось больше, чем у всех них вместе взятых.
Здесь перегиб еще заметнее, еще немного — и зрители сорвутся с крючка. Так что Флай добавляет интриги:
— И нет, я не расскажу о своих последующих планах.
