— Из-за лысины похож? — Он постарался перевести все в шутку.
— Нет. Тот полковник заглянул в Бездну и остался жив. Это и делает смертного богоподобным. Книжка, по которой снят фильм, так и называлась — «Сердце Бездны». — Настя опустила взгляд. — У вас, Игорь Иванович, глаза человека, заглянувшего в Бездну.
Белов отхлебнул чай. Он оказался чересчур горячим, отдавал какой-то травой, вкус непривычный, но приятный. Откашлялся, ожог и спазм горла помогли стряхнуть неожиданно накатившее оцепенение.
— Кстати, о кино. Сдается мне, девочка, что все сказки про этнографические фильмы — туфта чистой воды. Не могут люди так меняться. Ты же у нас авантюристка. Признайся, опять в журналистские расследования играешь?
Настя наморщила носик.
— Фу, что за день такой? Одни допросы! — Она закурила. — Нет, Игорь Иванович, не играю. Какой смысл? В чужие тайны сейчас лезут вовсе не из неудовлетворенного любопытства. Либо хотят денег заработать, либо привлечь внимание к собственной персоне, что в наши дни одно и то же. Известный человек дороже стоит.
— Но чаще расплачиваются пулей, — уточнил Белов.
— Вот это, между прочим, я отлично знаю. Белов невольно смутился.
— Что это были за люди, Игорь Иванович? — понизив голос, спросила она.
— Их нельзя назвать хорошими, но сегодня они нам помогли, — немного помедлив, ответил Белов.
— В серьезных делах нет хороших и плохих, есть серьезные люди и дураки.
— Это кто так здорово сказал?
— Папа. — Настя глубоко затянулась, выпустила дым навстречу сквозняку. На секунду глаза сделались мертвыми. — Вы были его другом. Это единственное объяснение, почему я вас не бросила. Правы вы или нет, за что вас гонят, как зверя, меня не интересует.
Белов понял, благодарить не надо, лучше вообще промолчать. Тяжело засопев, попробовал отхлебнуть чай, но лишь опять обжег губы. Досадливо поморщившись, отставил чашку.
— Еще тогда, в джаз-клубе, я почувствовала, с вами что-то произойдет. Страшное. Будто бездна разверзнется под ногами. Никакого умысла помочь нет, поверьте. Чисто женское. Кому смазливые нравятся, кому крутые. Большинству все же умные. А мне такие, как вы сейчас. С болючими глазами. Еще немного, и боль застынет. И глаза станут как у полковника Куртца, видящие то, что не дано другим. — Настя потянулась, придвинула к себе пепельницу. — Вы сказали Димке, что пришли ко мне снимать кино. Это блеф?
— Как сказать. — Белов потер висок, в нем опять ожила боль. — Была такая мысль. Глупость, конечно. Никто такой материал не даст в эфир. Тем более что они наверняка взяли под контроль все СМИ. Утечки не допустят.
— По-крупному играете, Игорь Иванович, — протянула Настя, как-то странно посмотрев на Белова.
— Ты лучше скажи, что от тебя Димка хотел?
Настя брезгливо поморщилась. Стряхнула пепел с сигареты. В пепельницу не попала, столбик пепла упал на стол, ей пришлось сдуть его на пол.
— Сволочь ментовская, — выругалась Настя. — Приехал расколоть. Так это называется?
— Даже так?! А в чем дело-то?
— Виктор сегодня на рассвете покончил с собой.
— Бог мой, я не знал! Настя, извини…
— Обойдемся без соболезнований, — оборвала его Настя. — Виктор не тот человек, по которому рыдать стоит. Что вы так смотрите? У меня сегодня в душе достаточно потоптались, ни слез, ни эмоций не осталось.
Белов решил выдержать паузу, чтобы все обдумать. Слишком много «совпадений». Поднес к губам чашку, стал дуть на курящийся паром чай.
— Все, проехали. — Настя вытерла скопившуюся в уголках глаз влагу. Постаралась улыбнуться. — Живем дальше, да?
— В двух словах — что от тебя хотел Димка? — контролируя интонацию, чтобы не вышло чересчур жестко, задал вопрос Белов.
— Ой, да он больше понты гонял, чем делом занимался. Припер какие-то записи Виктора, просил прокомментировать. Нашел, козел, кого спрашивать! Ему самому к психиатру нужно.
— Фамилии называл?
— Ну, Виктора, само собой. Мещерякова, это научный руководитель. — Настя последний раз затянулась и раздавила окурок в пепельнице. — Еще какой-то Проханов… Прошкин… Прохоров. Ой, я не запомнила. Это так важно, да?
— Фамилии всегда важны, Настенька. Это зацепка. — Белов осторожно сделал первый глоток. — А в каком контексте он упомянул этого Прохорова?
— Лечился он у Виктора. Вернее, лежал в той ведомственной клинике, куда меня по блату устроили. — Настя покрутила пальцем у виска. — По этому делу. Посттравматический синдром называется.
— Когда лежал? — спросил Белов после очередного глотка.
— В феврале прошлого года, как и я.
— И Дима хотел знать, не встречалась ли ты с Прохоровым. Я угадал?
— Ага, — кивнула Настя. — Только я никакого героя-десантника не помню. Ну, а Димка мне за это руки начал крутить. Тут вы ворвались.
— Понятно.
«Еще одно „совпадение“?»
Белов отставил пустую чашку. Потянулся за сигаретами.
— А мне ни черта не понятно! Слушайте, эти люди, что нас отбили, из конкурирующей фирмы, да?
— Можно сказать, — пробормотал Белов, рот был занят сигаретой, щелкнуть зажигалкой никак не удавалось, ставшие вдруг ватными пальцы никак не попадали на ребристое колесико.
— Так-так-так. — Настя отбросила челку, упавшую на лоб. — Выходит, вы обладаете информацией, опасной для многих. Вами перебрасываются, как гранатой с сорванной чекой: у кого рванет в руках, тот и дурак.
— Настенька, не лезла бы ты в мои дела. — Белов наконец прикурил и откинулся в кресле.
— Вы как себя чувствуете, Игорь Иванович? — встревожилась Настя.
— Нормально. — Белов поморгал глазами. — Устал, наверно.
— Я же говорила, синдром боевой усталости. Поспите, ну хоть капельку.
— Нельзя, мне идти надо.
— Куда? Вам некуда идти, Игорь Иванович. Вас загнали в угол одни, но силой вырвали другие. А своего плана у вас нет, так я понимаю.
— С чего ты взяла? — Белов сделал над собой усилие, иначе провалился бы в сон. — Была одна мысль.
— Идея собрать пресс-конференцию хороша для кино, — назидательно, как непутевому ученику, разъяснила Настя. — Но и в кино главного героя после пресс-конференции ждет автоматная очередь. Лично мне было бы обидно, если бы вы попали на чекистскую доску почета с траурной ленточкой на портрете. На ТВ ваше интервью не пустят, вы сами знаете. Может, через Интернет попробуете? — Настя кивнула на компьютер.
— Бесполезно. Ты не знаешь, что такое СОРМ. Все провайдеры уже взяты под контроль, информацию никто не пропустит. А к тому, кто попытается выбросить ее в сеть, моментально рванет группа захвата.
— Вот так серьезно? — Настя закусила губу, отвернулась.
Белов запыхтел сигаретой, пытаясь никотином выгнать хмарь, накопившуюся в голове, но от этого хмарь сделалась более вязкой, и мысли вязли в ней, как мухи в патоке.
— Выход есть! — Настя хлопнула в ладоши. — Вот говорят, что я дура, а я — гений. Вы готовы рассказать все перед видеокамерой?
— Бесполезно. — Белов уже с трудом выговаривал слова. — Все иностранные корпункты взяты под жесткий контроль, а в Останкино ты даже не войдешь.
— А если вывезти за границу? Если сенсация, то там с руками оторвут.
— Думаешь, меня выпустят? — слабо усмехнулся Белов.
— Вы пересидите здесь. Полечу я. — Настя вскочила, нервной походкой прошла к балкону. — Сегодня надо снять вернисаж Муромского. Представляете, погиб перед самой выставкой. А большая часть работ уже в Испании. Хозяин галереи дал большие бабки за фильм о Муромском. Осталось снять последнюю часть — как наши рыдают в ЦДХ по безвременно погибшему. Монтировать надо срочно, чтобы успеть к открытию выставки в Мадриде. Улавливаете мысль?
— Нет.
— В Муромского вложили кучу бабок, а он помер. Теперь его картины стоят в десять раз дороже. Но нужна реклама, со слезой и надрывом. Фильм снимала моя студия. Мне предложили доснять последнюю часть и вылететь с материалом в Испанию.
— Ну и что?
— А то, что в Шереметьеве стоит частный самолет одного из партнеров галерейщика. Вылет в шесть утра. У меня загранпаспорт с Шангенской визой. — Она нетерпеливо притопнула ножкой. — Да соображайте вы быстрее!
— Мне надо подумать, — пробормотал Белов.
— Думайте, если время терпит. Видеокамера у меня здесь есть. Вечером вернусь, договорим.
Она, шлепая босыми ногами, прошла в кухню.
— Ты куда, Настя?
— Переодеваюсь и ухожу. Кино про Муромского снимать, — крикнула она через стену. Следом в ванной зажурчала вода.
Белов выронил из пальцев погасшую сигарету. Мысли путались, а он так хотел сложить картинку, добавив недостающие кусочки. На секунду в сознании вспыхнула вся картинка, невероятная и шокирующая в своей полноте и законченности. Но лишь на секунду. Он уже из последних сил боролся с накатившей одуряющей усталостью. Мышцы сделались кисельными, он даже не пытался встать, знал, что просто не сможет.
