– У вас что, в грузинской разведке все агенты-аналитики так ногами работают? – невинно поинтересовался Тамаров, когда они, объехав через поле поселок, уже на дорогу выбрались и имели возможность ехать до следующего населенного пункта, где дорогу пришлось бы опять покинуть. – После каждого пинка можно гроб заказывать…
– Нет, только те, кто имеет такого старшего брата, как у меня… – проявил Бессарион приличествующую моменту скромность.
– Инструктор спецназа? – спросил Артем Василич.
– Хуже… Он вообще не военный. Он тренер по кекусинкай[10]. Меня с детства натаскивал. Чему-то, оказывается, научился…
– А перебежки в маскировочном режиме – тоже его уроки?
– Конечно… – кивнул Бессарион, не отрывая взгляда от дороги, и тут же, чтобы избежать продолжения неудобного для него разговора, перешел на другую тему: – А ты, Василич, я заметил, ногами предпочитаешь не бить. Почему?
– Необходимости не вижу. Считаю непродуктивным задирать ноги выше пояса. От такого удара и защититься проще, чем от руки, и тренированная рука бьет гораздо резче ноги. Про точность удара я уже не говорю. В моем понимании, самый высокий допустимый удар ногой – это коленом в печень. Да и то, если сцепился с противником и он твои руки не выпускает. Так обычно борцы делают… У них хватка медвежья, вцепятся, а потом думают, что сделать… Долго думают… Лучше сначала лоу-кик[11] им прописать, потом коленом в печень… Они падают, а хватку не разжимают. Тогда уже рукой добивай. Короткими ударами… В болевые точки…
– Меня слегка иначе учили, но это – ладно… Сколько мы проехать сможем?
– Сколько сможем, столько и проедем. На постах останавливаться не будем… Стрелять только по необходимости…
– Хорошо бы эту машину бросить и другую найти… Мыслей таких нет?
Ответить Тамаров не успел. В кармане Бессариона зазвонила трубка. Не снижая скорости, грузинский подполковник нажал на клавишу ответа.
Разговор опять велся на грузинском языке. Но был уже более спокойным, чем прежний. Бессарион горячности не показывал и, похоже, обрисовывал ситуацию, в которой оказался. Потом долго выслушивал советы, изредка что-то отвечая. Наконец, разговор закончился.
Подполковник Тамаров ждал какого-то сообщения. От нечего делать Бессариону звонить не будут. Не в той он ситуации, чтобы кто-то захотел поболтать с ним.
– Можешь радоваться… – сказал Мерабидзе. – Ты того парня с фляжкой не убил…
– Хорошие у тебя каналы информации, – улыбнулся Артем Василич. – Но я радуюсь. Как-то на душе нехорошо было. Все же свой парень. И ни в чем передо мной не виноват…
– Нам нужно как можно быстрее до Ингушетии добраться. Там нам машину сменят… А в Чечне я бессилен. Здесь у меня связей нет…
– Гони… – посоветовал Тамаров. – Чем выше скорость, тем быстрее доберемся…
2С трубкой в руках Александр Григорьевич шагнул в пилотскую кабину. Второй пилот обернулся, и подполковник показал ему трубку. Пилот кивнул. Между ними предварительно была достигнута договоренность о невыключенном телефоне и о возможной необходимости разговора в воздухе. В последнее время, после возникновения нескольких аварийных ситуаций, к трубкам спутниковой и сотовой связи пилоты стали относиться строго. И пользоваться такой связью разрешалось только по особому поводу и с предварительным согласованием. Трубка своим сигналом сбивает показания навигационных приборов вертолета. Но, если пилоты предупреждены, во время разговора они летят не по приборам, а визуально.
В кабине пилотов было слегка тише, чем в пассажирско-грузовом отсеке, и потому Бурлаков разговаривать начал в кабине.
– Здравия желаю, товарищ полковник. Мы в воздухе, потому разговаривать будем короче…
– Понял. Ситуация такая… Перехвачен звонок подполковнику Мерабидзе. Звонили опять из Грузии, только теперь уже с другого телефона и не Гела Бежуашвили. Но, судя по всему, звонили из того же здания, где располагается специальная служба внешней разведки. Очевидно, сотрудник, которому Бежуашвили поручил контактировать с подполковником Мерабидзе. Так можно было понять по разговору. Но это, однако, не самое важное. Интересно то, что служба Бежуашвили получила информацию о нападении на наблюдателя. Полную информацию. Хотя только предполагают, что нападение совершено нашими беглецами. Без уверенности, что это точно они. Откуда могла произойти утечка информации?
– В курсе дела, кроме специалистов технических служб и меня, были подполковник Долгополов из ФСБ, но он, как вы знаете, в курсе и всего другого, и потому сам размер и тема информации дают нам возможность оставить Долгополова без подозрений. Кроме него, подполковник милиции Юхименко, отвечающий за розыскные мероприятия со стороны областного управления внутренних дел. Этот полной информацией не обладал. Но от Юхименко трудно ожидать гибкости, необходимой для работы на два фронта. Мягко говоря, слишком прямолинеен. Интеллект около нуля или чуть ниже… Я бы высказал предположение, что это кто-то из двух следователей по особо важным делам. Полковники Холмогоров и Ярилов. Холмогоров вел дело Мерабидзе. Ярилов – дело Тамарова. Думаю, следует отследить их звонки.
– Попробуем. Хотя из Москвы трудно найти номера, которые следует отслеживать.
– Попросить Долгополова. Денис Петрович найдет…
– Рискованно. Он под самым меньшим из всех, но все равно под подозрением. Будем искать другие каналы. И еще… Как бы предупредить Тамарова, что его напарник получает информацию из России? Предположительно, от кого-то из следователей. Сам можешь ему дозвониться? Это не будет подозрительным?
– Я дозвониться могу. Но вот как к этому отнесется Мерабидзе – это вопрос открытый. Лучше лишних подозрений избежать.
– А что предлагаешь?
– Думаю, лучше всего ввести в курс дела жену Тамарова. Пусть она позвонит и скажет, что я дал ей номер. Это будет более обоснованный звонок. Сможете, товарищ полковник, связаться с ней? Я номер не знаю, но в бригаде сообщат.
– Ладно. Позвоню в бригаду… Ей доверять можно?
– Надежный человек. Продумайте, какую информацию можно зарядить через нее для Артема Василича, чтобы информация прошла по цепочке. Или что-нибудь от нее к Тамарову. От него к Мерабидзе, дальше к осведомителю, а уже оттуда… А оттуда к нам – исходя из реакции конечной точки.
– Добро. Мы подумаем… В твоих батальонах все в порядке?
– Все вылетели. Я вылетал последним. Пока сообщений не поступало. Будем надеяться, все в порядке. Если бы были обстоятельства непредвиденные, мне уже сообщили бы…
– Что-то будет, сообщай. Не жди, когда данные через бригаду пройдут. Работай напрямую. Я тоже буду по необходимости держать тебя в курсе событий, чтобы ориентировался. Бывай…
– Спасибо, товарищ полковник…
* * *
Полет был недолгим, поскольку вертолет, несмотря на перезрелый возраст, отличался высокой крейсерской скоростью. А десантирование получилось вообще скоростным, словно высаживались в боевой обстановке под непрерывным обстрелом противника и в скорости было спасение личного состава. Но это, как понял подполковник Бурлаков, было следствием желания капитана Максимова, летящего в одном с начальником штаба бригады большегрузном вертолете «МИ-26»[12], показать хорошую подготовленность всех трех взводов своей роты, занятых в операции. Рота Максимова вообще по всем показателям считалась лучшей в бригаде и самой надежной, и потому подполковник Бурлаков, считая, что именно ему предстоит выполнение основной задачи в предстоящей операции, взял три взвода этой роты во главе с самим ротным под свое прямое командование. Если другим группам ставилась простейшая задача – уничтожение боевиков, то Александр Григорьевич со своей группой намеревался захватить главарей, чтобы те предстали перед судом. В данном случае не работала старая практичность, согласно которой в плен лучше было никого не брать, поскольку пленные, отсидев срок, как правило, снова уходили в леса и становились гораздо более опасными. В этот раз главарей бандитской акции следовало брать живьем, чтобы они получили пожизненное заключение, которое давно заработали, и, кроме того, и главное, дали показания следователям. Требовалось доказать причастность грузинских спецслужб к террористической деятельности на территории России. И пусть в данном случае сами бандиты считали себя не террористами, а только патриотами своего народа, тем не менее взяться за оружие их подтолкнули как раз грузинские спецслужбы, имеющие собственный интерес. Хотя, говоря честно, сделать это было несложно. Исторически сложилось так, что часть современной Северной Осетии во главе с самим Владикавказом когда-то, до выселения чеченцев и ингушей с родины, предпринятого Сталиным, принадлежала ингушам. И Владикавказ считался ингушским городом. Никто им территорию эту возвращать не собирался, никто не собирался возвращать дома хозяевам, которые были все еще живы. Ингушей это никак не устраивало. Пример Чечни, которая выделилась ненадолго из России, или, скорее, считала, что выделилась, ничему близких соседей из родственного вайнахского[13] народа не научил. И горячие головы видели в отделении всех мусульманских кавказских республик от России возможность возвращения к своим корням и подавление при этом народа осетинского, который со своим древним христианством оказался в окружении мусульманского Кавказа. А грузинская сторона видела в этом возможность собственного возвращения к силовому варианту разрешения проблемы Южной Осетии, когда России будет не до молодого недавно созданного государства, потому что собственные проблемы необходимо было бы решать в первую очередь. Для предотвращения дальнейших подобных попыток требовалось предъявить в международный суд мнений веские доказательства, то есть следовало обязательно захватить живыми тех, кто сможет дать конкретные показания. Эту самую сложную задачу по захвату пленных подполковник Бурлаков взял на себя.
