Атака бандитов закончилась тогда, когда последние из них полегли, расстрелянные почти в упор в трех метрах от четверых спецназовцев. Сколько бандитов убил в том бою рядовой Коровин, он не знал. Он вообще помнил этот бой, словно в тумане, все его действия были почти автоматическими.
С этого и начались моральные переживания, перетекающие в попытки самооправдания, а оправдание, в свою очередь, могло перейти и в привычку, как это обычно и случалось. Другие, более опытные солдаты говорили Коровину, что убить сложно бывает только в первый раз. Потом это уже не имеет значения и не волнует так сильно. Стреляешь в человека уже автоматически и даже не пытаешься в лицо ему посмотреть или взгляд поймать, чтобы уловить его чувства – страх или бесстрашие, отчаяние или равнодушие. А сам Юрий Коровин, раньше не понимавший, как можно поймать взгляд идущего в атаку бандита, попытаться в лицо ему заглянуть, только после этого боя понял, что перед каждой очередью он только тем и занимался, что пытался поймать взгляд того, в кого ему предстояло стрелять, но видел только бездумные остекленевшие глаза, не похожие на глаза живых людей, и это помогало ему пересилить себя и стрелять. Стрелять точно. На уничтожение…
– Золото где? – угрожающим голосом задал старший лейтенант Супротивников первый вопрос по существу. Тот вопрос, который заносился в протокол и записывался на видеокамеру.
Майор Лохматый, тем временем, вышел через Интернет в систему всероссийской картотеки ФСБ и ввел все фамилии задержанных.
Волоха, глядя на старшего лейтенанта, поднял брови вверх, изображая почти детское удивление:
– Ты про какое золото спрашиваешь? И почему о нем спрашиваешь? Я его не копаю, и собственной драги никогда не имел. Спрашивай у тех, кто на золоте работает.
– Кто на золоте работает, меня не интересуют… Меня интересует тот, кто…
– Меня тоже они не интересуют, – перебил Волоха старшего лейтенанта. – Копают, и пусть себе копают. Пусть ингушей обслуживают, если нравится. А мне не нравится…
Довольно грубо и категорично перебил и, придерживая себя за живот, чуть-чуть приподнялся со стула, ожидая, видимо, что стоящий за спиной конвоир снова стул из-под него выбьет.
Но конвоир не выбил. Он был умным от природы парнем, видел зеленый огонек на записывающей камере. Значит, баловаться нельзя, прокуратура докопаться может, она даже до ФСБ докапывается.
– Ни себе хрена! Глянь-ка сюда, Василий Иванович… – раздался вдруг голос майора Лохматого.
Старший лейтенант обошел вокруг стола, заглянул в монитор, и лицо его тоже выразило удивление. Действительно, было чему удивляться. Майор вогнал в базу полные данные на всех задержанных. На троих ни в местной, ни в федеральной картотеке ФСБ ничего не было, но один из случайно попавшихся парней, татарин из Казани, что приехал в гости к татарину из Магадана, некий Абельзада Рахматуллин, оказался сбежавшим из-под стражи и числящимся в международном розыске по подозрению в террористическом акте и организации убийства известного религиозного деятеля. Как раз тот, что больше всех говорил и уверял, чуть не плача, что случайно оказался в том гостиничном номере. Может быть, и вправду, в той комнате оказался случайно, но удача преследует тех, кто удачлив, а майор Лохматый считал себя человеком удачливым. Вот ему и подвернулось такое удачливое задержание. И это дело было, конечно, более важным, чем местное ограбление, пусть и золота похитили неимоверное количество. Все дела, касающиеся терроризма, должны разбираться вне всяких очередей.
Майор Лохматый встал и торжествующе посмотрел на конвоира.
– Значит, так… Этого козленка тащите в камеру. Пусть отлежится. Можете стул ему в камеру дать такой же. Если лежать не захочет, пусть падать учится. К утру ему часто придется падать. Научится, не так больно будет. А нам сначала доставьте Рахматуллина. С ним нужно срочно поговорить. И побыстрее, побыстрее, шевелите лапками…
Конвоиры не стали церемониться с задержанным Волохой, быстро нацепили ему наручники, подхватили парня под локти и поволокли. Он опять застонал, подтянул руки к животу и согнул колени, как капризный ребенок.
– Пиши письмо в Казань, – распорядился майор, – в республиканское управление. Сообщи о задержании. Это у нас вечер, а у них рабочий день, наверное, только начался. Пусть пришлют все материалы, чтобы мы могли арест оформить. И, желательно, пусть своего офицера в сопровождение пришлют. Могут и полностью свой конвой подогнать. Отправлять, думаю, придется самолетом. Какие же мы с тобой, Василий Иванович, молодцы, что не отпустили этих двоих сразу. Ведь была у меня такая шальная мысль, не хотелось возиться со всякой шушерой. А тут – вон как обернулось. Шушера…
Ответное письмо пришло по электронной почте раньше, чем конвоиры доставили задержанного в кабинет. Старший оперуполномоченный из Казани подполковник Сабанак Эльмирович Хаддатов обещал выслать материалы через полчаса, а сам гарантировал вылет в Магадан вместе с конвоем ближайшим самолетом. Одновременно предупредил, что задержанный чрезвычайно опасен, он – мастер спорта международного класса по боевому самбо и победитель нескольких международных турниров по смешанным единоборствам. В Казани при доставке в суд воспользовался своими боевыми навыками, уложил один четверых вооруженных конвоиров и бежал из-под стражи на автозаке, который бросил потом в центре города после столкновения с троллейбусом. Подполковник Хаддатов рекомендовал при попытке к бегству открывать огонь на поражение. Впрочем, правило это относилось не только персонально к Абельзаде Рахматуллину, но и ко всем, кто когда-то совершил удачный побег из-под стражи. Правило было негласным, но многократно уже исполненным без дисциплинарных и уголовных последствий для конвоя.
Прочитав письмо, майор со старшим лейтенантом переглянулись и сразу поняли друг друга. Лохматый позвонил в комнату отдыха группы захвата и вызвал к себе капитана Лончакова. Капитан быстро поднялся в кабинет и успел получить инструкции, не вызвавшие у него, впрочем, большого удивления, раньше, чем привели задержанного.
– Рахматуллин… Что-то я слышал про такого бойца. Как раз по смешанным единоборствам.
– А что это вообще такое? – поинтересовался старлей.
– Это как раз то, чем я занимаюсь в свободное от службы время. Раньше это называли просто боями без правил, хотя правила там достаточно жесткие и ограничений много.
В дверь постучали.
– Разрешите, товарищ майор? Задержанный Рахматуллин для проведения допроса доставлен.
– Вводи его. Кстати, наручники не снимай, так разговаривать будет удобнее. И учти на будущее, он какой-то там чемпион по боям без правил и террорист. Бежал уже однажды из-под стражи, уложив четверых вооруженных конвоиров. Значит, следить за ним внимательно, и здесь, в кабинете, тоже.
– А чего же он…
– Чего он? – переспросил Лохматый.
– Все спрашивает, не будем ли его бить. Боится…
– На дураков рассчитывает. Чтобы ты себя ощутил большим и сильным. А когда ощутишь, он тебя с напарником бить начнет. Будь готов, – объяснил капитан Лончаков. Доходчиво объяснил. Словно дураком конвоира обозвал, отчего тот даже покраснел.
– Заводи, – распорядился майор и, когда бандита усадили на стул, начал допрос: – Рассказывай, какое ты отношение имеешь к Волохе с Гортаном. Давно знаешь их? При каких обстоятельствах познакомились? Все понемногу рассказывай.
– Это про соседей, что ли? – спросил Абельзада. – Они сами в наш номер заглянули. Ко мне как раз Байшункар пришел. Мы бутылку выпили, а тут соседи заходят, зовут в карты поиграть.
– Во что играли? – вмешался капитан Лончаков.
– В секу.
– Хорошая игра, здорово заводит. Все время кажется, что вот-вот выиграешь, и постоянно проигрываешь. А до этого, где встречались?
– Нигде. Не встречались. И не были знакомы.
– А почему они именно в вашу дверь постучали? Почему не в другую?
– Откуда я могу знать? Это у них надо спрашивать. У Волохи и спросите. Он из них самый шебутной. Гортан спокойный, и играет спокойно, а Волоха заводной.
– А на одной «зоне» с ним не сидели? – спросил Супротивников.
– Я вообще не сидел. Байшункар сидел по малолетке, а я как-то без этого обошелся.
– Вот, кстати, и заполним соответствующую графу, – сказал майор, начавший заполнять протокол допроса. – Судимости не имеет. Проверять по картотеке надо?
– А что проверять, если судимости нет, – миролюбиво, даже чуть заискивая, ответил Абельзада.
– Он только в КПЗ… – скривил рот капитан Лончаков.
Абельзада заметно вздрогнул. Нервы у парня были, видимо, в большом напряжении.
– А за что тебя в КПЗ «закрывали»? – поинтересовался Супротивников.
Вроде бы просто так поинтересовался, мимоходом, но внимательный взгляд выдавал его интерес.
Рахматуллин растерялся, не зная, что сказать, но попытался вывернуться:
