Оставшись в одиночестве, проводив Москвитина, генерал Оболенский вызвал автомобиль. Доехал на нем до той же набережной и приказал остановиться у той же пристани прогулочных катеров. Вышел из салона, пошел вдоль высокого парапета.
Отошел метров на пятьдесят, осмотрелся, как и в прошлый раз, достал из кейса спутниковый телефон:
— Адам? Оболенский!
— Здравствуй, Петр Константинович, рад слышать тебя
— Взаимно. Сегодня отправляю в «Гарпун» Москита.
— Понял. Когда он будет в отряде?
— Завтра утром.
Джура задумчиво проговорил:
— Завтра воскресенье, 13 июня. Плохое число для отправки своего майора ты выбрал, генерал.
— А я в приметы не верю.
— Напрасно. Что такое примета? Это предупреждение. И приметы складываются веками, обобщая опыт времен.
Генерал поморщился:
— Давай лучше о деле поговорим.
— У меня все готово. Пятнадцатого числа твой спецназ может начинать работу в ущелье. Дополнительную дезинформацию в разведку федеральных сил я сброшу послезавтра. В ней и будет указана «цель» для твоего Москита. Надеюсь, он все сделает, как всегда.
— Я под видом проводов Москита встречусь на аэродроме с Борисом Борисовичем. С ним еще раз уточним план переброски тебе товара.
— Добро. Следующий сеанс связи утром 16 числа, после операции твоих спецов.
Выключив аппарат и положив его в кейс, Оболенский направился к машине.
Москвитин прибыл на аэродром в 20.00.
Вышел из служебной «Волги» почти у трапа «Ил-76». Поставил на бетонку свою дорожную десантную сумку. «Волга», высадив майора, тут же ушла с территории военного аэродрома. К самолету подъехал «Мерседес» Оболенского. Из салона вышли два человека, сам руководитель спецслужбы и генерал-летчик, неизвестный Андрею.
Оболенский подошел к Москвитину:
— Готов, майор?
— Готов!
— Вот и хорошо. Дополнительных разведывательных данных за день не поступило, так что работай по той информации, которую представит полковник Карцев. Может, у него к твоему прибытию будет что новое.
Андрей ответил:
— Я все понял.
Оболенский, взглянув на подчиненного, неожиданно спросил:
— А почему это вы, Андрей Григорьевич, в последнее время стали относиться ко мне с заметным холодом? Я чем-то обидел вас?
Майор усмехнулся:
— Разве возможно относиться к начальнику теппло или холодно? Нет, вы не нанесли мне никакой обиды.
— Ну что ж, пора подниматься на борт. И удачи вам. Всему отряду «Гарпун» удачи!
Москвитин внимательно посмотрел в глаза Оболенскому.
Тот не отвел взгляд, и голос его прозвучал искренне. Лицедей из генерала превосходный. Тем больше он опасен!
Андрей поднялся на борт 069, следовавший рейсом Москва — Моздок.
А из самолета вышел генерал-летчик. Он подошел к Оболенскому:
— Все по плану, Петр Константинович?
— Да. Ты придумал, каким бортом бросишь наш груз в Чечню?
— Да этим же и брошу. Экипаж свой, проверенный, хорошо оплачиваемый.
Москвитин через стекло иллюминатора видел, как беседуют два генерала. И этому диалогу значения не придал. Да и мало ли совместных дел могло быть у них? Ведь и снабжение отряда «Гарпун», и переброска его в горячие точки осуществлялись по большей мере именно транспортной авиацией, к которой, судя по всему, генерал-майор авиации имел самое прямое отношение.
Встречал Москвитина начальник штаба отряда спецназа «Гарпун» подполковник Иванов.
— Здравствуй, Андрюша. Что-то ты засиделся в Москве. Глядишь, так все свои навыки боевые подрастеряешь в расслабухе-то бытовой.
— Здравствуй, Сан Саныч. Ничего я не растерял и не растеряю. Да и не дает тыл особо расслабиться.
Подполковник указал на стоящий у ангара вертолет «Ми-8»:
— А вон и наша лайба. Полчаса — и мы на базе. Идем?
Москвитин поднял десантную сумку и вместе с подполковником направился к вертолету отряда, командир экипажа которого, увидев приближающихся пассажиров, начал разгонять винт.
Через полчаса «Ми-8» мягко коснулся бетонной площадки отдельного мотострелкового батальона, рядом с которым располагался отряд спецназа.
Несмотря на поздний час, полковник находился на месте, в своей одновременно штабной и жилой палатке. Спальный отсек от временного командного пункта отделял большой щит фанеры. Посередине штабного отсека стоял длинный самодельный стол совещаний, в торце находилось рабочее место командира.
Первым в палатку зашел Иванов, следом Москвитин.
Карцев вышел навстречу офицерам. Начальник штаба обернулся, указывая на майора:
— Встречай, Игорь Иванович, своего Москита!
Офицеры особого применения Службы и командир отряда «Гарпун» находились в приятельских отношениях, несмотря на разницу в званиях и должностях. Москвитин не раз выполнял свои задания под прикрытием бойцов отряда, и Карцев знал Андрея и как профессионала, и как человека. Порядочного человека, что было главным для полковника. Он обнял Москвитина:
— Здорово, Андрей! Сколько мы не виделись?
— Здравствуй, полковник, а не виделись мы три месяца с небольшим. Как раз после завершения акции в Урус-Мартане.
— Ранней весной дело было, а сейчас лето на дворе. Проходи, присаживайся.
Карцев обратился к заместителю:
— Ты, Сан Саныч, прикажи там дежурному закуски какой-никакой сообразить да чайку зеленого заварить, сам же иди отдыхай. На тебе утренний подъем!
Начальник штаба попрощался и вышел.
— Ну, как там Москва? — спросил Карцев.
Ответить Москвитин не успел. В дверь тамбура постучали.
Командир отряда крикнул:
— Открыто! Входи!
На пороге появился прапорщик из отделения обеспечения. В лицо Москвитин знал его, но фамилии не помнил. Наверное, потому, что офицеры обеспечения в его рейдах участия никогда не принимали, за исключением, пожалуй, одного связиста. Да и тот не всегда сопровождал диверсионную группу. Прапорщик держал в руках лист фанеры, на котором в оловянных мисках лежали дымящиеся очищенные картофелины, незаменимая и порядком надоевшая всем, кто более недели находился в горах или на любом полигоне, тушенка, солености, две кружки и литровая банка с водой.
Карцев, глядя на подчиненного, удивился:
— Чем же ты стучал? Руки-то заняты?
Прапорщик ответил:
— Головой, товарищ полковник.
— Да? А чего не ногой?
— Так неприлично в командирский кабинет ногой дверь распахивать.
— Тоже правильно. Ну, ладно, ставь свой поднос и на пост.
Отпустив прапорщика, полковник усмехнулся:
— Чудаковат немного, да?
— Есть немного. Кстати, как его зовут?
— Георгий Захаров. Этого чудаковатого Гошу я месяц назад со штурмовой группой Лемешева в разведывательный рейд отправил. Группе предстояло пройти солидный лесной массив, а он, Захаров, — сибиряк, охотник. Ну, пошел наш следопыт с ребятами Лемеха — и что ты думаешь? Схрон в лесу нашел!
— Схрон?
— Схрон. И как только обнаружил? Никаких видимых признаков тайника не было, я сам убедился, прибыв туда. А он по какой-то траве определил. Натуралист тоже! Сказал, что это, как ее… неважно, трава, в общем, в это время желтой быть не может, а значит, у нее повреждены корни, которые достигают двадцати сантиметров, причем корни уходят в землю почти вертикально. Нет, ты прикидываешь? Вот это разведчик!
Москвитин спросил:
— Так почему его обратно в отделение обеспечения вернули?
— Группы укомплектованы, но Захаров с того времени в моем личном оперативном резерве.
Карцев сдвинул кипу бумаг в сторону:
— Ладно о нем, давай встречу обмоем, надеюсь, за время отстоя Оболенский тебя пить не отучил?
— Не отучил. Но что-то не хочется водки, Игорь.
— А кто тебе водку предлагает? Спирт!
— Ну, если немного, граммов пятьдесят. У меня к тебе разговор серьезный имеется.
Полковник, разбавляя спирт, проговорил:
— По пятьдесят граммов, Андрюша, только больные люди пьют, а вот по сто — в самый раз будет. Потом и поговорим.
Карцев поднял свою тару:
— За прибытие в отряд нашего диверсанта, майора Москвитина!
И, ударив своей кружкой о посуду Андрея, одним залпом опрокинул в себя спирт. Крякнул:
— Хорошо пошла.
Взял картофелину, бросил ее в рот.
Выпил и Москвитин.
Закусив и принявшись за чай, доставленный следопытом Захаровым, Карцев проговорил:
— Ну, говори, о чем хотел сказать. Слушаю тебя.
Андрей оглядел палатку:
— Мы можем говорить спокойно?
— Тебе что здесь, кабинеты центрального офиса, где Оболенский втыкает время от времени «жучки»? Здесь, Андрюша, полевой лагерь и война рядом, вон за периметром проволочного заграждения.
— И все же, сканер у тебя есть?
