– Ну да, логично…
Пара слов о «вратарях».
Где-то через месяц после начала активного функционирования управления Разуваеву дали команду подготовить четверых самых лучших людей для выполнения особого задания. Серега проявил редкую добросовестность (обычно в таких случаях руководитель с радостью «сбрасывает балласт») и действительно выбрал наиболее достойных. Через пару месяцев кто-то из этих хлопцев приехал в управление за получкой и, естественно, зашел проведать своих.
Разуваев закономерно поинтересовался: если не секрет, намекни, почем фугасы оптом и вообще каким местом вы там груши околачиваете. Боец сказал, что от командира секретов нет, и поделился: они там охраняют одну калитку и пару плешивых рахитов. То есть рахит сидит в конуре и забивает в комп всю информашку, что ему тащат денно и нощно, аки пчелки мед в улей, сотрудники отдела обеспечения. Через сутки его меняет второй рахит – и так по кругу.
Собственно дежурства как такового нет, а просто бойцов поделили на пары, и каждая пара постоянно пасет одного рахита. Сидит рахит в конуре – надо находиться рядом (хотя внутрь входить запрещено), можно сутки напролет валяться на диване или гонять в нарды – главное, ни на шаг не отлучаться от опекаемой персоны. Сменился, пошел отдыхать – заступает другая пара, ответственная за второго рахита, а первая со своим подопечным убывает в жилой корпус и продолжает пасти его там. Живут вместе с ним, в одних апартаментах, только комнаты у всех разные. В общем, бессрочная и бессменная служба: от безделья и хронического перееда-пересыпа уже опухли.
Разуваев, помнится, тогда здорово возмущался:
– Надо же, взяли лучших бойцов и поставили на ворота! У них там что, своих толстож… «вохровцев» не хватает?!
А я узнал об этом сугубо в спортивно-оздоровительном аспекте. Собрались как-то в очередной раз мяч погонять, смотрю – парочка особо зловредных игрунов с их стороны отсутствует. Поинтересовался, Разуваев и пожаловался. А по большому счету, если разобраться – элементарная утечка информации. Думаю, ни мне, ни Разуваеву не полагалось знать, чем там занимаются его люди. Если бы полагалось, нам сказали бы.
К чему вообще рассказал про этих «вратарей»? Да просто сейчас для нас вопрос «кто да кто в домике живет?!» без всяких натяжек жизненно важен. Мне самому по роду деятельности частенько доводилось принимать участие в разыскных мероприятиях. И я прекрасно знаю, что формат этих мероприятий целиком и полностью зависит от параметров объекта поиска.
Ежели, допустим, удрал заместитель третьего помощника младшего клозетного смотрителя, искать его будут, как выражается Разуваев, «вохровцы», лениво почесывая толстые зады и вяло имитируя поисковую активность для большого начальства, которое с легким сердцем поставит галочку и доложит на самый верх, что мероприятие проведено в полном объеме, с привлечением всех доступных сил и средств.
А вот если ушел какой-нибудь особо важный «носитель» – это совсем другое дело. Тут наверняка привлекут мастеров, которые вспашут каждый квадратный метр в районе поиска, прошерстят любые возможные «связи», поставят на уши всех, кого можно и нельзя, и вообще всем подряд устроят веселую жизнь и покажут, где раком зимуют.
В связи с этим меня очень остро интересует вопрос: хлопцы Разуваева удрали одни или уволокли с собой подопечного «носителя»? Если одни – с чего тогда такой сыр-бор и циклические вертолетные прогулки? Сами-то они в разыскном плане ничего из себя не представляют: их даже в помещение, где работал «носитель», не пускали…
– Хватит уже сидеть, потопали.
– Может, еще немного послушаем?
– Ну тихо же – чего тут слушать? На болоте – пусто.
– Да, на болоте-то пусто… А там?
– Тут с полкилометра идти, не меньше: если на том берегу засада, все равно ничего не услышишь. Подойдем поближе, еще посмотрим.
– Ладно, пошли. Как будем двигаться?
– Молча, тихо, не спеша. Давай топай за мной и запоминай дорогу.
– Не понял? Зачем мне…
– Если меня шлепнут – просто так, наобум, не проберешься.
– Если тебя шлепнут, меня, скорее всего, тоже шлепнут. Так что – запоминай, не запоминай…
– А ты все равно запоминай. Может, не только тебе пригодится…
Вопреки моим опасениям, с болотом мы справились без проблем. «Дорогу» я так и не запомнил, однако, подозреваю, ее как таковой не было вовсе: в некоторых местах Разуваев делал остановки и подолгу тыкал дрыном в соседние кочки, проверяя их наступательную благонадежность. Вот тут он оказался прав: без дрына в болоте не просто «неудобно», а прямо-таки фатально неудобно.
Выбравшись на сухое место, мы резко взяли вправо и обошли стороной пологий бугор, обильно утыканный вековыми елями. За бугром пряталась поросшая кустами длиннющая ложбина, в которой, по-моему, можно было спрятать целый танковый полк.
Углубляться в ложбину мы не стали: присели за толстой развесистой елкой и принялись наблюдать.
– И где это?
– Прямо перед тобой.
– Ну где – передо мной?
– А вот угадай. Ты ж погранец, глаз должен быть наметан.
С минуту посидели, послушали, посмотрели: тишина. Где блиндаж, я так и не разгадал. То ли навык утратил, то ли замаскировали мастерски – в общем, никаких признаков.
Смотрю – Разуваев малость озверел. В смысле: по-собачьи ноздрями прядает, шерсть на загривке встала дыбом, взгляд немигающий, в одну точку устремлен. Ну прямо борзая, почуявшая дичь.
– Ты чего?
– Тихо…
– Да и так тихо! – Мы говорили еле слышным шепотом. – Чего встопорщился?
– Там кто-то есть.
– Это ты как определил? По запаху, что ли?!
– Ну… Просто чувствую.
– Ага… Лично я ничего не чувствую. Но верю в твою интуицию.
– Не, точно – там кто-то есть. И оно сейчас смотрит в нашу сторону.
– Ну нет, это уже мистика какая-то!
– Да какая в ж… мистика! Ты что, не чувствуешь, что на нас кто-то смотрит?
– Хорош придуряться. Скажи лучше, что делать будем.
– По моей команде встаем и медленно идем к ложбине. Спокойно, медленно, без резких движений.
– Может, один будет прикрывать, один пойдет?
– Смысла нет.
– Почему?
– Да спалили нас, все уже, – с патологическим спокойствием резюмировал Разуваев. – Если враг – не уйти, по болоту шибко не разбежишься, на раз срубят. Так что вариантов нет. Раз-два – встали!
– Ой, б…! Чую, не то делаем…
– Пошли, пошли…
Мы вышли из-за елки и неспешно двинулись к ложбине. Не успели сделать и пяти шагов – в пятидесяти метрах спереди, из кустов, вывернулся какой-то чумазый крепыш и бросился к нам с радостным воплем:
– Командир!!!
– Леха Сидоров, – с огромным облегчением констатировал Разуваев. – Ну все, мамаша, – уродец будет жить…
Вслед за Лехой на свет божий выползли еще двое субъектов РФ, похожие друг на друга как братья-близнецы: упитанные товарищи с пивным брюшком, только один совсем лысый, в скорбно поблескивающих очках и засаленном тельнике, а другой – богато плешивый, в рыжей толстовке и бейсболке.
Ну вот и приплыли. Вот это непруха! Самые худшие мои опасения оправдались. А если точнее: оправдались двояко…
– Мужики, у вас мобила есть? – озабоченно спросил Леха, наскоро обнявшись с Разуваевым и пожав мне руку.
– У нас много чего есть, – барски осклабился Разуваев. – Ты давай рассказывай, как с объекта удрали. Позвонить всегда успеешь.
– Мужики, позвонить надо – просто до зарезу, – взгляд у Лехи блуждающий, кипит в нем смертельная озабоченность, правый глаз нервно подергивается. – Я одного человечка подставил так, что дальше просто некуда. Надо срочно поправлять это дело.
– Держи, – понятливый Разуваев без лишних слов протянул телефон. – А что это за подстава такая, если не секрет?
– Не секрет, – Леха, нервно дрожа пальцами, начал тыкать кнопки. – Так… Сейчас звякну, попрошу, чтобы его поискали, потом все расскажу. Я ж его номер не знаю, а тут буквально каждая минута все решает…
«С глаз долой – из сердца вон» – это как раз про нас, да не в бровь, а в глаз.
Насчет того, что неплохо было бы предупредить Глебыча о свалившихся на нас проблемах, вспомнили только поздно вечером седьмого сентября: после того, как разложили по полочкам рандеву с Гафаровым и раздали задачи на завтра по подготовке к судьбоносной встрече в верхах.
Нет, понятно, что кататься по захолустным донским станицам и искать Глебыча среди крепко пьяных казачьих компаний – перспектива для врага еще та. Но если существует вероятность, что могут искать, предупредить надо в обязательном порядке. А то получается, мы тут вовсю воюем, а он там – ни в одном глазу. Нехорошо.
Кроме того, телефоны мы поменяли, и теперь связаться с нами он не может. Надо это дело исправлять.
Иванов нашел в блокноте последний мобильный Глебыча, позвонил и в общих чертах обозначил проблему.
Глебыч был изрядно в тонусе: сказал, что прямо сейчас все бросает и немедля мчится на помощь. До нормальных дорог далековато – они сейчас сидят где-то в камышах, но есть катер, а в соседней станице можно угнать кукурузник, так что попасть к рассвету в Ростов – это не вопрос…
