Более детально вдаваться в историческое прошлое региона Скиф поленился, поскольку это никак не могло помочь ему в работе. Что касается современной Астрахани, то она была чем-то вроде темной лошадки, на которую втихаря делали ставки компетентные люди. Астраханское месторождение нефти являлось пятым или шестым по величине в мире, а это не могло не привлекать сюда многочисленных инвесторов, кишащих в округе, как навозные мухи возле выгребной ямы. Попахивало мультимиллиардными прибылями. Вдоль Каспийского моря рыскали поисковые экспедиции, а в речном порту спешно возводились терминалы и причалы для иностранных танкеров-пиявок, жаждущих насосаться черной крови земли.
Те, кто рылом не вышел, чтобы хлебать из нефтяных скважин, перебивались с красной икры на черную, методично истребляя поголовье осетровых. Совсем уж мелочь пузатая учреждала финансово-промышленные группы, приторговывая землями заповедников.
Затем на глаза Скифу попалась копия сайта «Развлечения в Астрахани», и это снова навело его на мысли о Фатиме. Какого черта она к нему привязалась? Что ей надо? Большой и чистой любви от мужчины, которого она увидала впервые? От мужчины, который старше ее, как минимум, на десять лет?
Темненькая, большеглазая, с выпяченной по-птичьи грудкой – молодость и свежесть ее главные козыри, но если Фатима будет выкладывать их без оглядки, то заветного выигрыша ей не видать как своих ушей. «Провинциальная дурочка, – ругал ее Скиф, стремясь отделаться от навязчивых мыслей о стюардессе. – Тоже мне, охотница за мужскими головами выискалась! Романтики захотелось? Поищи кого-нибудь другого. Лично я – пас. Приключения такого рода не для меня. Хотя… в последнее время жизнь стала чересчур пресной. Тошнит».
Скиф мрачно уставился в иллюминатор, за которым клубились уже не облака, а настоящие грозовые тучи. Прохладный воздух в салоне самолета казался наэлектризованным. Ноздри Скифа уловили густой запах пота, повисший над рядами кресел. Казалось, еще чуть-чуть, и его можно будет увидеть воочию, словно болотный туман. Это выбрасывался наружу адреналин, бурно вырабатывавшийся в организмах напуганных грозой пассажиров. Попеременное мигание света в салоне и молний за окнами напоминало о том, как, в сущности, ненадежна, как тонка скорлупа самолета перед напором грозной стихии.
По рядам пронесся сдавленный ропот, сопровождавший особенно яркую вспышку молнии. Заплакал перепуганный ребенок, но его жалобные стенания оборвал сокрушительный раскат грома. Через несколько секунд плач возобновился уже в два горла – к малышу присоединилась его мать. Скиф обнаружил, что вцепился в подлокотники с такой силой, будто намеревается оторвать их от кресла, и велел себе расслабиться. Тем не менее поза получилась не такой непринужденной, как ему того хотелось бы. В голове проносились мысли, порожденные коллективной паникой, назревающей в салоне. Сколько лет эксплуатировался этот самолет Туполева, помнивший времена своего именитого создателя? Сколько лишних летных часов провел он в воздухе, вопреки инструкциям и техническим стандартам? Не отвалятся ли у него крылья, подточенные чрезмерными нагрузками? Ведь при капитализме от эксплуатации страдают не только люди, но и механизмы. А вдруг двигатель «Ту-134» заартачится, отказываясь работать на новых хозяев, выжимающих из него все возможное и невозможное? Стоило Скифу задать себе этот вопрос, как шум турбин изменился от рокочущего гула до натужного сипения, расшатывающего психику не хуже чем скрежет вилки по дну алюминиевой миски. Плакали уже три женщины и два ребенка; их голоса с трудом пробивались сквозь нарастающее давление на барабанные перепонки.
«Что ж, – сказал себе Скиф, – чему быть, того не миновать». Погибать ни за что ни про что не хотелось, однако ощущение нависшей угрозы сопровождалось приятным щекотанием нервов. Что-то вроде профилактики для организма, впавшего в кабинетный анабиоз. Давно пора. Усыпляющий омут тихой, спокойной жизни затягивал Скифа все глубже и глубже. Будучи человеком действия, он задыхался, когда наступало затишье. А этот грозовой воздух был насыщен озоном и электрическими флюидами.
Фатима, возникшая в начале прохода, выглядела такой бледной, словно провела все это время в борьбе с расстройством желудка.
– Просьба застегнуть ремни, – объявила она в крохотный микрофончик, пришпиленный к воротнику ее блузы.
– А что происходит? – визгливо спросил усатый пассажир.
– Ничего особенного, – вымученно улыбнулась Фатима.
– Тогда зачем пристегиваться?
Ответ последовал извне. Самолет провалился в воздушную яму, вдавливая пассажиров в кресла. Восстанавливая потерянную высоту, он так взревел всеми своими турбинами, что голос усача превратился в комариный писк.
– Пусть командир выйдет и объяснит, что происходит, – надрывался он. – Если самолет терпит крушение, то так и скажите.
Крушение?
Слово моментально облетело весь салон, повторяемое на все лады. Скиф пожалел, что не имеет возможности выкурить сигарету. Самолет опять упал вниз, после чего снаружи стало темно, как ночью. По плексигласу иллюминаторов полил дождь, превративший салон в подобие отсека субмарины. Раскаты грома зазвучали почти непрерывно, напоминая артиллерийскую канонаду. Началась болтанка. Отвратительно запахло рвотой.
Неожиданно для себя Скиф подмигнул Фатиме. Бросив на него недоумевающий взгляд, она попятилась и скрылась в своем закутке. Ей было не до флирта. Скиф проглотил едкую желчь, поднявшуюся из желудка, и откинул голову на спинку кресла. В критические моменты, когда ход событий не зависит от человеческой воли, самое правильное – абстрагироваться от происходящего и отдаться на волю случая. Подобная безучастность избавляла от смятения чувств и ненужной суеты. Скиф попросту ушел в себя.
Не обращая внимания на происходящее вокруг, он задремал.
Когда он соизволил открыть глаза, в салоне заметно посветлело. Водяные потоки уже не омывали фюзеляж самолета, а надсадный вой двигателей успел перейти в прежний успокоительный гул. Скиф медленно повернул голову и без особого любопытства взглянул в иллюминатор. Далеко внизу по серой поверхности Каспийского моря скользила крошечная тень выдержавшего испытание самолета. Совершив плавный разворот, он приближался к Астрахани с юга.
Глядя на море, Скиф подумал, что раньше о нем можно было сказать «наше», а теперь необходимо добавлять «на одну пятую». Бывшие советские республики, при поддержке вездесущей Америки, расхватали Каспий по кускам. Азербайджан объявил себя «вторым Кувейтом», а Казахстан, не мудрствуя лукаво, попросил называть его «нефтяным Клондайком». Очень скоро прибой начал выбрасывать на загаженные мазутом пляжи тысячи передохших тюленей и тонны гниющей рыбы. Горизонт затянуло дымом, повсюду выросли громады нефтяных платформ. По волнам умирающего моря, раскроенного на сферы влияния, понеслись боевые катера, на которых все явственнее звучала английская речь. И вот уже США объявили Каспий зоной своих насущных стратегических интересов, понатыкав здесь представительства нефтяных компаний вперемешку с военными базами. Разумеется, между ними беспрепятственно шныряют всякие ваххабитские бандформирования, которые Америка почему-то ищет где угодно, только не у себя под носом. Гадит она тоже по возможности подальше от своих берегов. А Каспию хана. И ни одна либералистическая сволочь не почешется. Как будто так и надо.
Погрузившийся в невеселые размышления Скиф не заметил, как море исчезло из виду. Под крылом самолета проплывали астраханские пустоши, затуманенные дымкой душных испарений. Разверзшиеся хляби спешили возвратиться с земли на небеса. Может быть, дождинки тоже верят в свою реинкарнацию и некое высшее предназначение? Почему бы и нет? Чем они хуже миллиардов людишек, заселяющих планету? Между тем она, планета, приближалась, обретая рельефность, обзаводясь все новыми и новыми узнаваемыми деталями. Уже было видно, что это не цветные букашки ползут по ниточкам, а едут по дорогам автомобили; зеленые пятна превращались в сады, а хаотичные россыпи камушков становились пригородами, поселками. Пронесшись над причудливым переплетением речных рукавов, «Ту-134» закончил разворот над степью, и вскоре его шасси мягко соприкоснулись с бетоном посадочной полосы.
Пока самолет подруливал к зданию аэропорта, оправившаяся Фатима успела проинформировать пассажиров о температуре за бортом и попросила всех оставаться на своих местах до полной остановки двигателей. Внимательно выслушав объявление, большинство пассажиров вывалилось в проход, с удовольствием тесня ближних оттопыренными локтями. Они отыгрывались друг на друге за пережитый страх. Мысли о вечном ушли, сменившись взаимной завистью и злобой. Скиф дождался конца сутолоки, и только потом, подхватив с полки спортивную сумку и запихнув в нее ноутбук, двинулся к выходу. Фатима стояла на том самом месте, где они столкнулись в первый раз, и смотрела на него, дружески улыбаясь. Пройти мимо с каменным лицом не получилось. Замедлив шаг, Скиф вопросительно взглянул на девушку:
