– Да об охране. Да разве этих уродов можно людьми называть?
– Тебе вообще чего в жизни не хватает?! – глобализировала вопрос Тамара.
– Ну, я много чего хочу... Тебе что – огласить весь список?
– Неужели не понимаешь – молодой человек жаждет славы! Слил сенсационную новость – и лелеет, как будет давать прессуху и каким героем будет в своем тусняке, – хмыкнула Тамара Белкина.
– Я в журналисты не стремлюсь, – скромно заметил видеоинженер и принялся гонять настройку приемника.
Конечно, телеведущей «Резонанса» также смертельно надоело общество коллег. Однако она не привыкла к демонстрации своих чувств. Рано или поздно что-нибудь прояснится. А пока следует наслаждаться передышкой в работе и прикидывать, как могут развиваться дальнейшие события...
Поднявшись с лежака, телеведущая пошла к кромке воды. Ее стройная фигура в узком купальнике невольно привлекала внимание мужчин. Заметив это, женщина чуть больше положенного задержалась на берегу, делая вид, что любуется маринистическими красотами, и лишь после этого неторопливо зашла в воду. Когда уровень воды достиг лифчика, телеведущая поплыла короткими саженками, ориентируясь на четкие силуэты сторожевиков. Потрясения последних дней постепенно отходили на второй план. Белкина заплывала все дальше.
И только когда ощутила под собой толщу воды, перевернулась на спину и поплыла обратно. Облака вычерчивались огромными пятнами на лазурно-холодном небе, и Тамара долго не могла отвести от них взгляд. Когда же она взглянула на берег, невольно вздрогнула...
По пляжу неторопливо шел неулыбчивый помощник президента. Традиционные черные брюки, рубашка с коротким рукавом и неброский галстук вносили явный диссонанс в курортный пейзаж. Появление этого человека не сулило ничего доброго, и Тамара поплыла быстрей. На берег она вышла очень вовремя – помощник уже стоял перед оператором. Молодой видеоинженер поднял на него глаза и инстинктивно поднялся, словно солдат до присяги перед дядькой-сержантом.
– Как отдыхается? – бесстрастным голосом телефонного автоответчика поинтересовался подошедший.
– Спасибо...
– Только вот магазина тут нет. А за территорию нас все еще не пускают, – вставил оператор.
– Если имеете в виду продукты питания, табачные изделия и... все остальное – составьте список, которые горничная передаст коменданту. В разумных, естественно, пределах. Я вам уже говорил.
– У нас в Москве семьи, друзья, коллеги... – осторожно начал подоспевший режиссер. – И они очень обеспокоены тем, что мы так долго с ними не связываемся.
– Если вы хотите связаться с Москвой – придется немного потерпеть. Ситуация, как вы сами понимаете... м-м-м... внештатная. Впрочем, я понимаю, – на бледном лице подошедшего обозначилось подобие улыбки, – среди вас есть молодые, современные люди, которые не мыслят свою жизнь без Интернета...
Видеоинженер побледнел, насколько это позволил свежий загар – он уже все понял и потому приготовился к самому худшему. По лицу его даже пробежала волна, будто вызванная маленьким землетрясением в черепной коробке. Несомненно, в этот момент мечты о московском тусняке, от которого он открещивался, исчезли, уступив место иллюстрациям из книги «История пыток и смертной казни в России». – ...Однако для выхода во Всемирную паутину все-таки лучше пользоваться не шнуром от торшера, а более современными приспособлениями, – безо всякого выражения продолжал президентский помощник. – Более того: делать это лучше всего вне резиденции... Так что, товарищи журналисты, извините: ни о какой телефонной, телеграфной, факсовой или иной связи с Москвой, равно как и с другими населенными пунктами, не может быть речи, что называется, по определению. Во всяком случае, в ближайшее время. Дело государственной важности. Надеюсь встретить ваше понимание. Кстати, в Останкино предупреждены, что вы задерживаетесь. Если хотите – сегодня же сообщим то же самое и вашим родственникам. Напоминаю, что для них вы находитесь в охотхозяйстве, куда вас любезно пригласил глава государства.
– Может, дать вам номера телефонов? – оживился режиссер.
– Не надо, – едва заметно улыбнулся президентский помощник. – Впрочем, и на Останкино, и своим близким вы сможете позвонить сами. Под моим, естественно, присмотром.
– И тут цензура... – чуть слышно прошептал оператор. – Совсем свободу слова зажали...
– Кстати, а как долго нас еще будут тут держать? – Белкина тщательно вытерлась махровым полотенцем и присела на корточки рядом с режиссерским лежаком.
– Это будет зависеть от вас... И вообще: вы сейчас в охотхозяйстве, снимаете очередной материал. Кстати, как продвигается сюжет «Один день президента»?
Режиссер уже было открыл рот, чтобы отрапортовать о скорой готовности сюжета, но в этот момент Тамара незаметно подтолкнула его ногой.
– Необходимо отработать за пультом еще одну смену, – улыбнулась она в тридцать два зуба.
– Но почему так долго?
– Понимаете ли, в чем дело, – доверительно начала телеведущая «Резонанса», – мы ведь профи, а потому не хотим гнать халтуру. Репортаж об отдыхе главы государства – это не любительские видеосъемки колхозной свадьбы и... не оперативные видеокадры. Отснятого материала в четыре раза больше формата, и потому хотелось бы выбрать лучшее... Дело государственной важности!
– Для этого у вас было достаточно времени, – вполне справедливо напомнил президентский помощник.
– Последние штрихи! – обаятельно улыбнулась Белкина. – Подбираем эффектные монтажные стыки, а это непросто... Ну, вы же понимаете, о чем я! Тут думать надо. Я вот, например, вижу крупный план бессонного окна главы государства... Вижу – вы хоть понимаете, что это значит?
– Я его тоже вижу. Каждую ночь. И охрана видит. И остальной персонал резиденции...
– Значит, мы с вами почти коллеги!
– Тогда желаю успеха! – последовало совершенно аэмоциональное пожелание.
Бросив выразительный взгляд на видеоинженера, помощник президента двинулся в сторону лестницы, белевшей чуть поодаль. Даже со спины было видно, что он весьма недоволен телевизионщиками.
– И как он только может... быть таким спокойным? – искренне удивился оператор Виктор и нервно почесал бороду, словно бы там завелись назойливые насекомые. – Глава государства погиб, а он тут о каких-то шнурах...
– И вообще – зачем тогда сюжет? – вставил не слишком разговорчивый после пляжной дремы режиссер. – Некрологи делаются куда проще. Все по единой схеме, только причина смерти разная... Или «после тяжелой и продолжительной болезни», или «скоропостижно», или «трагически погиб»... Зато концовка – как по трафарету? «Светлый образ навсегда сохранится в наших сердцах».
– Мы и некролог потом сделаем, если доверят, – вздохнула Белкина.
– Тома, кстати говоря – у нас всей работы часа на полтора от силы, – полушепотом напомнил режиссер. – Как говорится – левой ногой с бодуна... Зачем ты ему соврала?
– Неужели не понимаете? – искренне удивилась ведущая «Резонанса». – Просто хочу сделать некоторые вставки по тексту, вы сами об этом просили, вот увидите, с ними будет лучше – и, не дожидаясь ответа, вновь пошла туда, где зубчатая пена равномерно набегала на берег...
Когда человек, привыкший к вольной жизни, оказывается в заточении, то ему первое время кажется, что время остановилось. Аркадий Холезин, сидя в Бутырке, даже побаивался бросать взгляд на часы, знал, что вновь увидит сдвинувшуюся на пять минут стрелку, в то время как по ощущениям проходило не меньше часа.
В свое время он мало интересовался тем, что происходит с находящимися по ту сторону высокого кирпичного забора, затянутого несколькими рядами колючей проволоки. А потому и не мог полностью оценить выгоды своего сегодняшнего положения. Лишь первые два дня ему пришлось сидеть в камере, куда не носили обеды из ресторана, но и там по отношению к нему от персонала «шел сплошной положняк», как бы сказали бывалые зэки. Все уставы, инструкции и положения исполнялись на двести процентов, чтобы не было к чему придраться. Никто ему не тыкал, не выдавал ложек с отломанным черенком, доставили газеты и книги, но поблажек не делали. А потом многочисленные адвокаты оперативно постарались, чтобы у олигарха нашли сотню хронических болезней, не позволявших ему быть на общем положении. И Аркадия Михайловича быстренько перевели в платную камеру так называемой «страховой медицины». Тут уже не было ограничений в передачах с воли – практически сколько угодно и хоть каждый день. Правда, и туда не водили проституток с Тверской, как полагал простой народ, недолюбливающий олигарха просто за то, что он был богатым.
На воле Аркадий Михайлович не часто смотрел телевизор, разве что иногда, когда показывали его самого. Теперь же небольшой телеприемник стал для него единственным окном в мир – включался, когда следственный изолятор просыпался, и выключался с отбоем.
