В отделе было человек семь. В основном ребята из провинций. Тоже сдавали отчеты. Кому эти отчеты нужны?
Поздоровался. Один из присутствующих показался мне знакомым. Только собрался с ним поговорить, как в кабинет почти ворвался мужчина лет пятидесяти, в костюме и при галстуке.
— Кто из Кандагара?
Я встал. Представился, как положено, по форме.
— Как ты попал в Кабул? — начальствующим тоном с явным раздражением спрашивает он меня. И, не дожидаясь ответа, почти кричит: — Что себе позволяете? Совсем в провинции от рук отбились… Героев из себя строят… Мы еще разберемся, как ты в Кабул прилетел!
— Во — первых, не «ты», а «вы». Я с вами на вилле в Кандагаре чай не пил. Да и в Кабуле не собираюсь. Во — вторых, сел в самолет и прилетел.
Начинаю «закипать».
— Сел в самолет и прилетел, — передразнивает меня человек в костюме. — Кто вам разрешил? Мы о вашей безопасности заботимся, а вы летаете без разрешения на чем попало.
Лучше бы я этого не слышал.
— За нашу безопасность печетесь? — сжимаю кулаки. — Да наша безопасность у нас между ног стоит.
Не замечая, как кто-то хихикнул, продолжаю наседать:
— Легко заботиться, сидя в теплых кабинетах… Лучше бы с машинами помогли. Не машины — развалюхи! На них ездить нельзя. И телеграммы, которые вам посылают, нужно читать, хотя бы иногда. За две недели ни на одну мы не получили ответа. Что прикажете делать?
Явно не ожидая такого напора, он начинает оправдываться:
— Вы считаете, что только в провинциях работают. А не знаете, сколько в Кабуле работы?
— Ну — ну, мы пахали, я и лошадь, — огрызаюсь я. И тут меня понесло: — Вы сами кто будете? Расшумелись, как на митинге. Представьтесь!
— Я начальник кураторского отдела полковник Дураков. Сейчас же напишите объяснительную записку о своем поведении. — Он переходит на визг.
Спокойным тоном, а сам еле сдерживаясь, отвечаю:
— Писать я ничего не буду. Готов изложить ситуацию лично руководителю Представительства генералу Зайцеву. Виноват — накажет. Нет — вам придется извиниться, публично.
— Завтра в девять утра быть в Представительстве!
Дураков вышел, громко хлопнув дверью. Я сел на стул, мысленно зачем-то ругая Тахира. Вспомнились наставления Витька — пограничника: «Санек, в нашей службе два препятствия: надолбы и долбо… Если первое препятствие можно обойти, то второе — даже и не пытайся». Прав был Витек.
И так времени в обрез, а тут еще с начальством надо будет объясняться, а я этого не люблю. А кто любит?
Но объясняться не пришлось. В отличие от Дуракова, Зайцев был нормальным руководителем. С ним я встречался два раза. Первый раз — через полтора года после описываемых событий он вручал мне афганский орден «За храбрость». Второй раз — в апреле 1988 года. Он мне очень помог срочно вылететь в Союз по семейным обстоятельствам. У меня тогда была сложная ситуация. Валидол жевал горстями, добираясь до Ташкента…
— Ну, кандагарец, ты даешь! У вас все такие шумливые?
Поднимаю голову, стоит парень, с которым я собирался поговорить. Протягивает мне руку.
— Алексей, из Герата. Так что? Все такие горячие?
— Все. Только я самый смирный.
Оба улыбнулись.
— Меня Александром звать. Алексей, говоришь? Из Кемерова, да? — спрашиваю я его.
— Из Кемерова… Откуда знаешь? Мне твое лицо тоже знакомо.
— Я в Кемерове в 1980 году в командировке был, мы с вами по одному объекту работали.
— Точно! Вспомнил! Серьезное было дело; кажется, два Управления были задействованы?
— Три, — уточняю я, — да еще на контроле в Москве. Я на этом деле зрение почти потерял, и приобрел гипертонию.
— И чем все закончилось?
— Как видишь. Я в Афганистане, да еще вынужден общаться с «Дураковыми».
— Серьезно?
— Шучу, конечно. «Объекта» проверки наставил на правильный путь, у меня с ним позже сложились хорошие отношения. Отучился три года в КАИ. Получил квалификацию референта — международника — и в Афганистан. С сентября этого года в Кандагаре, налаживаю «международные отношения» с душманами. В Кабул, будь он неладен, приехал товарища в отпуск проводить да продуктами заправиться.
— Слушай, Александр, ты чего Дуракову про безопасность между ног брякнул? — улыбаясь, спрашивает Алексей.
— Нелепо получилось. Я имел в виду автоматы, которые мы ставим между ног, когда в машинах в город ездим. А вы что подумали?
— Мы правильно подумали. А вот у Дуракова, наверное, мозги кипят… Но ты не переживай, его в Представительстве всерьез никто не воспринимает, Зайцев на порог кабинета не пускает. Ты в точку попал, когда сказал, что лично готов встретиться и все доложить руководству. К тому же Дураков через две недели уезжает в Союз. Он рапорт подавал, просил еще на год оставить в Афганистане, но ему отказали, вот он и бесится.
— За подобные рапорты под суд надо отдавать, за измену Родине, — вставил я.
Все засмеялись.
— Слушай, Алексей, пару месяцев назад слышал рассказ одного парня из Герата… — Я начал его описывать. Но он, прервав меня, настороженно спросил:
— Тебе он зачем?
— Понимаешь, он такие страсти про Герат рассказывал… Просто ужас! На каждом шагу мины — ловушки, засады, похищения и прочее. У вас действительно в Герате все так серьезно?
— Я слышал, в Кандагаре вам «духи» тоже скучать не дают? — вопросом на вопрос отвечает Алексей.
— Стреляют, — говорю.
— И у нас стреляют. Всякое бывает. А у парня просто «крышу снесло». Последнее время его больше чем душманов боялись. Свою комнату гранатами обвесил… Со всяким может случиться.
— Да, война здоровья не прибавляет… Вечером посидим, пообщаемся?
— Согласен, если не улечу. Неделю в Кабуле торчу, надоело. Кабинетным воздухом тяжело дышится. Свободы хочется.
Пообщаться, к сожалению, с Алексеем не удалось. Днем он улетел в Герат. Больше я его не встречал. Правда, в 1988 году, по возвращении из Афганистана, еще раз от жены услышал о нем. Да, да, именно от своей жены — Нины. А дело было так.
К нам домой зашла в гости знакомая жены по работе. Разговорились. Оказалось, что и у нее, и у нас в Кемерове есть знакомые.
Женщина восхищенно рассказывала о своих кемеровских друзьях:
— Алексей, он работает в КГБ, и его жена, Наташа, такие хорошие люди. А Алексей — просто умница. Знает персидский язык, сейчас служит в Афганистане в Герате.
И тут она увидела на книжной полке русско — персидские словари.
— И твой?
— И мой. Все они, умные да хорошие, в Афганистане, — ответила Нина. — В Кандагаре служит. Недавно в газете прочитала, что в городе душманы взорвали мечеть, так всю ночь проплакала. А муж советует поменьше телевизор смотреть и газеты не читать. Пишет, что у них жизнь — сплошной курорт. Представляю, какой там курорт.
Вот такие встречи в жизни случаются.
* * *
Собрался идти в магазин, но меня остановил Виктор, наш куратор.
Разговор он начал издалека. Как здоровье, как в Кандагаре, как обстановка в группе и тому подобное? Я догадывался, к чему он клонит, а поскольку времени у меня не было, прямо заявил:
— Витек! Готов служить верой и правдой. Тебе на Поликарповича бумагу написать? Диктуй.
— Ну, зачем ты так… Сам понимаешь, существует порядок. Факт нарушения есть? Есть. Нужна объяснительная записка. Такой порядок.
Боже ж ты мой! Факт нарушения! Да неизвестно, что с нами через день или час может случиться?! Вот уж действительно: «коту делать нечего…».
Но Виктор был нашим куратором, огорчать его не следовало. Поэтому я написал: «Разрешения на вылет в Кабул не получал. В нарушение инструкций вылетел без разрешения с указания и под личную ответственность исполняющего обязанности руководителя оперативной группы зоны „Юг“ Поликарповича». Немного подумав, добавил: «Считаю, что необходимо четко выполнять указания Кабула».
— Как подписывать? Своей фамилией или псевдонимом?
— Кончай ерничать. Ну, пока, до связи. Что нужно, обращайся.
Витек был доволен — приобрел «информатора». Я тоже. Теперь буду знать, что интересует наших кабульских руководителей. Еще неизвестно, кто для кого будет полезней.
* * *
В кассе Представительства получил деньги на всю группу, рассовал их по карманам — и в магазин. Там почти никого не было. Так, одиночки. Продуктов на группу никто не получал — видимо, все провинции уже отоварились.
Выложил списки и доверенности на прилавок, и пошла работа. Банки с тушенкой, рыбой, молоком быстро перекочевывали из склада магазина в приготовленные мною ящики. Дело дошло до пива. По случаю Нового года руководство выделило по две банки на брата, стоимостью по восемьдесят афгани. Приятная новость, если учесть, что в дукане пиво стоило четыреста пятьдесят афгани. Пиво было голландское. Банки красочные, но содержание в них — среднего пошиба.