— Копейки не имеют хождения в США, — заметил многозначительно Джордан. — Почему вы не обратились в полицию?
Драпкин закрыл ладонью сухое островытянутое лицо и долго сидел молча, раскачиваясь на стуле взад-вперед.
— Я вам сказал: я — беспозвоночное. Я всех боюсь. И я боялся испортить отношения с Лекарем, я надеялся, что все как-то устроится по-человечески. Мне объяснили, что если я пойду в полицию, то нас как нелегальных эмигрантов сразу же арестуют и будут держать в тюрьме до решения нашего вопроса…
— И вы не пытались поговорить с Лекарем всерьез? — спросил Полк.
— Пытался, — кивнул своей ощипанной головой Драпкин. — Он меня повесил.
— В каком смысле?
Драпкин испуганно съежился.
— Он избил меня и подвесил за ноги… У меня в комнате под потолком идет труба… Он меня к ней привязал за ноги… и сказал, что если я еще раз открою рот, он меня повесит по-настоящему — за шею.
— А что делала в это время ваша жена? — заинтересованно спросил Джордан.
— Жена-а! — горько усмехнулся Драпкин. — Эта продажная самка была у него дома…
Стив встал и направился в соседнюю комнату, где детектив Майк Конолли допрашивал «продажную самку» Эмму Драпкину, видную брюнетистую бабенку лет тридцати. Эмма говорила меланхолично записывающему протокол детективу:
— Поймите же наконец, о мертвых плохо не говорят!..
Сидящая рядом с ней русская переводчица быстро перевела, постаравшись интонацией передать страстность заявления Эммы. Красавчик Конолли, похожий на кинозвезду Энди Гарсиа, не отрываясь от бумаги, деловито сообщил:
— Это, наверное, мертвецы сами придумали… В полиции — говорят!
Эмма оглянулась на вошедшего Полка, потом сокрушенно вздохнула и развела руками:
— Таки — плохо! Мертвый оправдаться не может…
Конолли удовлетворенно кивнул, объяснил переводчице:
— Скажи ей, что мы ни в чем пока мертвого Лекаря не обвиняем. Но она может помочь нам объяснить, как к нему попали золотые зубы…
Переводчица исправно протранслировала просьбу Конолли.
— Как? Как? Купил наверняка! — Эмма вся была один запуганный и хитрый глаз. — Что вы думаете — вышибал он их, что ли?
Конолли мотнул головой:
— Нет, мы так не думаем. Но очень хочется знать поточнее, как они попали к Лекарю…
— Я вам уже сказала, что впервые услышала об этих зубах здесь, в полиции, — быстро ответила Эмма.
Конолли пригладил свой замечательный косой пробор — точно как у Гарсии, потом достал из ящика деревянную резную шкатулку, положил ее перед собой на стол, закурил сигарету и долго молча смотрел на Эмму. Полк стоял у двери, привалившись к стене. Переводчица сосредоточенно разглядывала ногти. Было очень тихо. Шарканье шагов и приглушенные голоса в коридоре еще сильнее подчеркивали эту злую тишину.
— Вы эту коробку раньше видели? — спросил негромко Конолли.
— Не знаю… Не помню… — неуверенно бормотнула Эмма. Хитрый глаз стал мутнеть и тускнеть, его затягивало бельмо страха.
— Я думаю, что видели, — сказал Конолли. — Это мы взяли в спальне Лекаря.
Он неторопливо достал из коробки колье — вешицу красивую и пугающую — спаянную золотыми проволочками зубастую пасть, многозубую челюсть на цепочке.
Красавчик Майк встал, обошел Эмму сзади и быстрым движением накинул ей жутковатое колье вокруг шеи — так набрасывают удавку. Эмма попыталась отшатнуться, но Конолли очень мягко, очень тяжело положил ей руки на плечи и удержал ее на месте.
— Это украшение лежало рядом с вашей кроватью… Вы ведь не могли его не заметить?.. — настойчиво-вкрадчиво спрашивал Конолли.
Человеческие зубы страшно переливались, двигались, скалились на черной шелковой кофте Эммы, они шевелились на ее страстно вздымающейся груди, будто собирались жевать.
Стиву казалось, что зубы еле слышно скрипели и щелкали.
— Ну и что? — крикнула Эмма. — Да, видела! И что такое? Какое я имею к ним отношение?..
— Я это как раз сейчас выясняю, — невозмутимо ответил Конолли. — Итак…
— Не знаю! — как саблей рубанула рукой воздух Эмма. — Понятия не имею… Мне кажется, Виктор продавал эти ожерелья черным… Негры давали за них хорошие деньги…
— Прекрасно, — кивнул Конолли, наклонился к ней ближе и ласково зашептал: — А где он брал зубы?
— Я же вам сказала — понятия не имею…
Конолли печально вздохнул:
— Ах, миссис Драпкин, вы такая милая! Такая приятная женщина. Но мне придется арестовать вас, миссис Драпкин…
— За что? — пронзительно взвизгнула Эмма. — Что я сделала? За что?
— За нарушение эмиграционных законов… Пока за это… — обнадежил Конолли и добавил мягко: — Я хочу помочь вам…
— Я вижу, как ты хочешь помочь мне, полицейская харя!.. — орала Эмма.
Стив подумал, что бандит Лекарь, видимо, не случайно выбрал себе Эмму подругой — несмотря на испуг, ярость в ней бушевала сильнее спасительной покорности. И засмеялся, потому что переводчица или втайне сочувствовала Эмме, или не знала, как перевести «полицейская харя», но, во всяком случае, не стала переводить Конолли несправедливое мнение Эммы о его профессиональной физиономии, так похожей на ангельский фейс Энди Гарсиа.
Да и не могла знать переводчица, что хлыщеватого вида «фед» Полк, который вроде был здесь за главного, очень хорошо знает слово «харя», что много-много лет назад мама Стивена Полка — Анастасия Александровна Щербакова частенько ругала «неумытой харей» их соседа негра — пьяницу и весельчака Джереми Ноланда.
Полк подошел к Эмме, наклонился к ней и сказал по-русски:
— Эмма, вы попали в скверную историю… Вам надо очень много вспомнить и рассказать нам… Сержант Конолли собирается вас арестовать, чтобы суета и обилие впечатлений на Юле не отвлекали вас…
Глаз у нее был больше не хитрый и не яростный. Он был померкший, с остановившимся зрачком, как у мертвой курицы.
— А что вы хотите? — сипло выговорила Эмма. Полк сел на стул задом наперед, облокотился на стол и, глядя ей прямо в глаза, внятно, медленно произнес:
— Мы хотим, чтобы вы вспомнили о вашем дружке Лекаре все… Круг знакомых, чем занимался, как развлекался, где бывал, с кем дружил и кого ненавидел…
— А вы что — из КГБ? — потрясённо спросила Эмма.
— Эмма, КГБ уже давно нет. Там, у вас, есть ФСБ. А я из родственной организации — ФБР…
ФЕДЕРАЛЬНОЕ БЮРО РАССЛЕДОВАНИЙ
обращается к лицам, говорящим по-русски, с просьбой помочь бороться с преступностью, положить конец терроризму и шпионажу в США. ФБР интересуется любыми фактами и предположениями о деятельности организованной преступности, вымогательствах, наемных убийствах, мошенничестве, незаконных доходах, наркотиках, подделках денег и какой-нибудь другой криминальной деятельности в США или за границей. В особенности для защиты национальной безопасности.
ФБР примет любую информацию в научной, военной или технической сферах. ФБР просит лиц, располагающих вышеупомянутой информацией, сообщить об этом в Нью-Йоркское отделение ФБР по телефону: (212) 335-2700, добавочный (3037). Вы также можете писать по адресу: Federal Bureau of Investigation 26 Federal Plaza New York, New York 10278.
Вся полученная информация будет содержаться в строгом секрете.
ФЕДЕРАЛЬНОЕ БЮРО РАССЛЕДОВАНИЙ МИНИСТЕРСТВА ЮСТИЦИИ США
15. Москва. Ордынцев. Гараж
Василий Данилыч Прусик, агент под псевдонимом Гобейко, продержался до момента, пока Кит не примерился к рулевому колесу «хонды», чтобы вырвать его со всей колонкой.
— Да остановись ты зверствовать, жопастый баклажан! — закричал Прусик, заорал по-настоящему, распялив пасть, похожую на старую ржавую обойму, выкопанную из земли на местах боевой славы. — Поговорить, что ли, по-людски не можем? Будь человеком! Договоримся…
— Конечно, договоримся, — подал я голос. А Кит заверил:
— Ясное дело — договоримся! Обо всем договоримся! Ударим по рукам! По ногам! По рогам! По яйцам!..
Его усы-барометр были грозно подняты.
— Василий Данилыч, подойдите ко мне… — сказал я негромко.
Долговязый шестимесячный пожилой зародыш послушно просеменил ко мне и встал так, чтобы смотреть мне в лицо, но и Кита не выпускать из виду, если тот надумает крушить его машину дальше. А Кит вздохнул тяжело, как пахарь у края борозды, и достал из кармана воблу. Для размягчения рыбешки он обстукивал ее о блестящую полированную крышу «хонды», и выражение лица Прусика свидетельствовало, что ему было бы легче, кабы Кит обстукивал свою воблу о его плешь.
— Василий Данилович, нас здесь трое. Как вы думаете, чем мы отличаемся? — спросил я как бы загадочно.
— Откуда мне знать? — угрюмо буркнул Прусик. — Все мы люди. Сегодня ты пануешь, а завтра, может, я…
— Э, Василий Данилыч, вы, похоже, совсем без ума! — усмехнулся я. — Вы надо мной и после конца света пановать не будете. Но это пустой разговор. Я вам задал вопрос…
