— О чем будем разговаривать?
— Толковище у меня к тебе дельное, но прежде, чем его начать, давай дерябнем по стопарю за более близкое наше знакомство.
— Не возражаю, — согласился Стокоз.
Тракторист налил себе грамм сто пятьдесят коньяка,
хотел и Стокозу налить того же напитка, но тот, как будто предугадывая его намерение, прикрыв ладонью свой бокал, сказал ему:
— Если не возражаешь, я налью себе вина.
— Наливай! Я все равно эту мочу не пью.
Нетрудно было догадаться, что Леша Тракторист не слишком почитал марочные вина. Чтобы он опьянел от благородного напитка, потребовалось бы влить в него несколько ящиков такой жидкости. Видимо, поэтому он и предпочитал вину крепкие спиртные напитки.
— За что будем пить? — поднимая свой бокал с шампанским, поинтересовался Стокоз у Тракториста.
— Я же говорил — за более близкое наше знакомство, — напомнил ему собеседник.
Они выпили спиртное. Стокоз закусил шоколадной конфетой, Леша Тракторист, насадив на вилку всю порцию лангета, откусил от него такой огромный кусок, какой только поместился во рту. С аппетитом прожевав и проглотив мясо, тем самым освободив рот для разговора, он, обратив наконец свое внимание на Стокоза, поинтересовался:
— Как тебе живется в своем мире бизнеса?
— Нелегко, но кручусь как могу.
— Сейчас всем стало тяжело жить, особенно такой братии, как мы, — глубоко вздохнув, сочувственно, с пониманием заметил Леша Тракторист. — Но хочешь не хочешь, а жить надо, поэтому приходится приспосабливаться к законам природы...
«Ты смотри, он еще пытается философствовать, — удивился Стокоз. — Интересно, куда и к чему он клонит? Ноя его спрашивать ни о чем не буду. Незачем подкладывать свой язык, чтобы помогать ему развивать дальше мысль и делиться со мной своей гнусной задумкой».
В том, что она была гнусной и связана с материальными интересами, Стокоз уже не сомневался.
Леша специально делал частые паузы, но Стокоз, как будто не замечая их, в беседу с ним не вступал и только слушал. Тракторист вынужден был продолжать свой монолог:
— ...Ну и в такой ситуации приходится обращаться к материальной помощи спонсоров. Как ты смотришь на то, чтобы стать спонсором нашей братве?
«Вот оказывается, чего ему захотелось», с досадой, которая сразу испортила ему настроение, подумал Стокоз.
— Отрицательно!
— Почему так категорично? Своим ответом ты мне не даешь никаких шансов, чтобы я мог и дальше мирно с тобой трекать.
— Как я понимаю своим «куриным» умом, спонсорство — дело добровольное и не терпит никакого принуждения.
— Так было до недавнего бремени. Теперь же тем, кто не желает нам добровольно отстегивать часть своей прибыли, мы помогаем пересмотреть свое первоначальное решение.
— Ты так же собираешься и со мной поступить?
— Только в крайнем случае, дорогой, если ты не поймешь меня и будешь слишком упрямо стоять на своем.
— Эфиоп знает о твоем намерении начать меня доить?
— Он со своим червонцем отбыл в таежные края. Ему, бедолаге, сейчас не до наших проблем.
— Прежде, чем говорить со мной о дани, ты должен был узнать у Эфиопа его мнение в отношении меня — подойду лия тебе в роли коровы или нет.
— Теперь я самостоятельно принимаю все решения, в том числе и по тем делам, которые когда-то решал Эфиоп. Находясь у хозяина, он не может продолжать нам что-нибудь указывать.
— Что ты хочешь получить с меня?
— Наш общий знакомый шепнул мне, что ты от последней сделки с ним отхватил десять арбузов. Из них три ты отдал ему, а под себя закатил аж семь. Их ты должен со мной поделить пополам.
— Ничего себе заявочка! К сожалению, ты поздно с ней ко мне обратился, а поэтому я ее удовлетворить не могу.
— Почему?
— Я эти бабки поменял на валюту и переправил в Западную Европу, положил там в один приглянувшийся мне банк.
Он специально подкинул Трактористу такую правдивую информацию, чтобы у того не поя вилось желания здесь, в городе, начать калечить его и пытать. Бандит должен был сообразить, что, если он хочет завладеть его деньгами, то ему или его помощникам придется ехать вместе с ним за границу, При такой «командировке» вид жертвы у работников таможни не должен был вызвать подозрения.
— За такими бабками я и сам не поленюсь туда смотаться с тобой, — убежденно заверил его Тракторист.
— Но я их не собираюсь тебе отдавать, — «обрадовал» его Стокоз спокойным тоном.
— Как это так? — удивился Тракторист.
— Да очень просто! Я их заработал своим горбом, и кровными деньгами не собираюсь ни с кем делиться.
— Поделишься! Никуда ты соколик, от нас не денешься!
— Как же ты думаешь практически заставить меня расстаться с ними?
— У меня есть очень много способов воздействия на тебя. Могу твоих родителей взять заложниками и держать их, пока ты не поделишься со мной своими бабками. Могу тебя самого в бараний рог согнуть. Выбирай!
— У меня есть охрана.
— Пара амбалов! Да я разгоню их, как кот воробьев с тока. Ты мне нравишься как мужик, который умеет делать бабки. Значит, у тебя кумпол варит нормально. Рассчитывая на твое благоразумие, даю тебе три дня на размышление. Если ты за это время не одумаешься и не примешь моих условий, то придется тебе пенять только на себя. Я буду тогда сильно разочарован в тебе, так как прийду к выводу, что имел дело не с толковым фраером, а гольным дураком. Сегодня воскресенье. Давай, чтоб к среде у тебя был готовый ответ на мое предложение. Усек?
Налив себе в бокал шампанского и не спеша выпив его (когда еще придется в другой раз пить спиртное за счет бандита!), Стокоз, так же не спеша поднявшись из-за стола, сказал Трактористу:
— Хорошо, я подумаю. Наверное, к среде определюсь с ответом тебе.
Безусловно, после такого разговора с Трактористом у Стокоза совсем пропало желание продолжать веселье. Вместе с Тюремщиком и Варшавянином он покинул ресторан. Сев в свою машину, он поделился с парнями последней неприятной новостью.
Парни, умеющие только «отмахаться» от любого противника, не могли подсказать ему выхода из затруднительного положения. Поэтому ему теперь оставалось рассчитывать только на себя, на свой ум и сообразительность.
Приехав к себе домой, Стокоз отпустил Тюремщика и Варшавянина. Трое суток он мог теперь абсолютно не беспокоиться за свою безопасность.
Раздевшись и завалившись на кровать, лежа на спине, Стокоз задумался:
«Какой же сволочью оказался Старовойтов! Надо же было ему делиться информацией в отношении меня с Трактористом. Завидно гаду стало, что не ему, а мне досталась большая часть сладкого пирога. Чем бы ему отомстить за его подлость? Я, обворовав себя, отдал ему такую фартовую девку, а он, сволочуга неблагодарная, так не по-дружески со мной обошелся. Конечно, убивать мужика за эту подлянку я не стану — зачем такой грех на душу брать! Но наказать его нужно обязательно. Это просто мой долг! Вот же сволочь! Сколько у меня было возможностей совратить его Валентину, навесить ему рога на башку! Нет, удерживал себя, неизвестно зачем — уважал старика. Ну все, теперь к черту джентльменство в отношении Романа Карповича. Он без ума от Валентины? Вот я через нее и доберусь до его любимой мозоли. И так наступлю на нее, что он долго будет хныкать», — определился он окончательно.
Сон долго не шел к нему, но усталость и время все равно взяли свое, и уже под утро он погрузился в тревожное, беспокойное забытье.
Став любовницей Старовойтова, Валентина не могла нарадоваться своей новой жизни. Теперь она без особых усилий могла решить почти все свои бытовые проблемы. Самое главное — поя вилось собственное жилье! Практически она не работала, но ежемесячно получала зарплату, премии, командировочные, шел у нее и трудовой стаж. Все это обеспечил ей Старовойтов, которому приходилось ради любовницы злоупотреблять своим служебным положением. Если ко всему перечисленному мы добавим те подарки, которые он делал Валентине, то читатель поймет, что ей жаловаться на условия жизни не приходилось.
