и тарталетки на шпажках.
Шашлыки конечно же, пришлось ждать минут 20. У ресторана на заднем дворе была своя мангальная, доставлявшая немало беспокойства жителям соседних домов и дымом, и запахом готовящегося мяса. Дым мешал дышать, а запах мяса вызывал непроизвольные спазмы желудка, побуждая пожрать. А что жрать рядовому гражданину, да ещё многосемейному, в голодном 1992 году? Манку с хлебом разве что, или перловку с подсолнечным маслом.
Начали ужин с пельменей. Огромные, ароматные, политые густой домашней сметанкой… Сахарихе принесли чахлый зимний салат и овощное рагу. Немного пожевав того и сего, она с жадностью стала смотреть на Жекину чашку с пельменями. Потом бесцеремонно вытащила вилкой один.
— Я только попробую!
Съев, вытащила ещё один. А потом ещё. И ещё.
— Вот всё, это последний. Вкусно готовят. Салат хочешь? Попробуй! Дарю! — Сахариха нисколько не стесняясь, прям как дома, навалила Жеке в пустую пельменную чашку свои салат и овощи.
— Свет, ну ты чё, не надо… — смущённо отнекивался Жека. — Ешь сама.
— Мне и этого хватит! — безапелляционно заявила Сахариха, показав на донышке, две ложки салата. — Кстати, чё такие кислые? Давайте буханём за всё хорошее.
— Ну, давайте! — согласился Жека, и протянул стопку, чтоб чокнуться. — Пусть всё всегда у нас будет хорошо! Я рад сидеть этим вечером с вами. Вот вообще рад.
— Ух ты, как классно! — восхитилась Сахариха. — Где там ваши шашлыки? Я тоже попробую! А пока пойдём потанцуем, Жекич? Долго и медленно, как в фильме!
— Ну, пошли, — согласился Жека. — Как раз скоротаем время до шашлов.
И уже хотели встать со стульев, как фокстрот прервался.
— А сейчас для уважаемых гостей с солнечного юга лезгинка! — объявил музыкант.
Ну что ж… Придётся ждать…
Глава 7
Драки после сытного ужина
Однако ждать не пришлось. Только группа заиграла лезгинку, танцующие медляки пары разошлись, а на свободное пространство перед эстрадой вышли четверо здоровенных смуглых парней. Одеты кто как. Кто в свитеры и джинсы, кто в рубахи и широкие штаны. Один вообще стал танцевать в кожанке. Присутствующие стали хлопать. Пару минут горцы танцевали, не обращая внимание ни на кого, а потом увидели, что совсем рядом с ними сидят двое парней и две красивых девчёнки. Один отделился от танцующих, подошёл к Жекиному столу, и сказал, обращаясь, к Сахарихе.
— Эээ, пойдом, кррасивая, патанцуим.
— Я не хочу! — вполне вежливо отказалась Сахариха. — Мы потом потанцуем. Со своими парнями.
— Чо отказываишь? Не уважаишь? — здоровенный горец выглядел как хозяин жизни, показательно не обращая внимание ни на Жеку, ни на Славяна. Типа вы никто. Пустое место.
— А за чё тебя уважать-то? — спросил Жека.
— Чо? Чо сказал? — кавказец с презрением глянул на Жеку.
— Хрен тебе в очо! Ты глухой? Уши говном моешь?
— Я тыбя на кускы порэжу, — здоровяк с ненавистью глянул на Жеку. — Ти ползат будиш и ботинка целоват. А твой баба на кург пойдот.
— Можешь прям щас приступать, — сказал Жека, поигрывая сервировочным ножиком. — Только за яйцами смотри.
Кавказец глянул вниз — нож был в опасной близости от его причиндалов. И сказать-то ничего не скажешь. Кто знает, чего от собеседника ожидать. Можно конечно идти напролом, как привык, но вдруг ткнёт, и что тогда? Останешься без яиц. А это, как ни крути, ни мушшын.
— Я тыбя на улиц выцеплу, — пообещал здоровяк. — Я тибя…
— Пошёл вон, — непререкаемо сказал Жека, и было в его голосе и глазах нечто такое, что заставило горца заткнуться, и пойти к своим.
Казалось бы вечер испорчен, и осталось только и думать, что случится потом, на выходе из ресторана, однако Жека со Славяном продолжили вечер как ни в чём не бывало. Это нормального человека вывел бы из себя этот наезд. Для пацанов же это была их обычная жизнь. Они привыкли так жить уже несколько лет, и разве могло бы что-то их напугать?
— Ну чё, пойдём, потанцуем? — предложила Сахариха, когда снова заиграл медляк.
— Пошли! — согласился Жека, встал из-за стола, и как истинный джентльмен подал возлюбленной руку. Сахариха с благодарностью ухватилась за неё, и почти выпрыгнула вверх. Пуща встала из-за стола сама, и важно подала руку Славяну.
— Слава! Пойдём тоже подвигаемся!
В зале полумрак. Стены обшиты старинными лакированными панелями, и полностью гасят даже яркий свет, не говоря уж о слабом. Обстановка романтичная. Жека обнял тонкую талию Сахарихи, и стал медленно танцевать. Сейчас уже получалось получше. Сахариха совсем разомлела. Положила голову Жеке на грудь, лишь смотря вверх, и сверкая чудесными изумрудными глазами. Жека время от времени целовал подружку то в щёчку, то в губы. Потом Сахариха окончательно плюнула на условности, и начала взасос целоваться с Жекой. И всё так классно совпало — медленная красивая музыка, полумрак, тепло любимого тела, что Жека улыбнулся. Вот она, настоящая жизнь! Как давно не выбирались никуда. Через несколько минут уже несколько пар танцевали в зале. Были среди них и молодые, и в возрасте. Жека незаметно нашёл взглядом гостей с юга, сидевших в самом углу, и увидел в их глазах столько злобы и ненависти… Ко всем. Что было Жеке совсем непонятно. Ну, не нравится тебе, что кто-то танцует медляки, так заткнись, и сопи в тряпочку, не мешай другим. Когда они прыгали тут по полу, никто же мешал им, всем пофиг было. Однако наверное, именно этот пофигизм к себе и порядком разозлил гостей с юга.
Вскоре Сахарихе надоело танцевать, и она захотела немного перевести дух. А там принесли и шашлыки с люля-кебабом. И надо признать, вкуснее Жека ничего ещё не ел. Свежие, горячие, с пылу-жару, они источали такой аромат, что моментом захотелось опять есть. Жека разлил всем кому водку, кому вино, и поднял рюмку.
— Ну… За нас. И за девчонок.
— За это надо выпить! — хихикнула Сахариха, и попросила водяры. Была она уже порядком захмелевшая, но вела себя на удивление адекватно. Никаких закидонов. Может, поумнела наконец-то.
Посидели не сказать, что много, чуть больше двух часов. Потом Жека подозвал официанта, спросил счёт, и сунул ему пару сотен.
— Слышь, брат, это что за человеки? — мотнул он головой в сторону горцев.
— А… Они тут почти каждый вечер бывают.
