— Тогда последний вопрос… — государь с силой провел ладонями по лицу — предложение генерального штаба…
Генерал Шмидт достал из дипломата — стального, с цепочкой, который можно приковать к запястью — тонкую стопку папок, положил в центр стола, сделал приглашающий жест — разбирайте… Себе он папку не взял — помнил все по памяти.
— Генеральный штаб предлагает реализовать оперативный план «Магацитл», основные положения которого находятся в розданном вам материале. Мы считаем, что в течение последующих пяти лет, британцы попытаются спланировать и осуществить новые враждебные действия, с целью дестабилизации обстановки в Российской империи и отторжения от нее части территорий в пользу Британии. Пресечь это в корне можно только одним способом — оккупировать временно или постоянно Британскую Индию и выжечь находящийся там очаг исламского терроризма и экстремизма. Сейчас для этого наступил как нельзя более подходящий момент. Мощь британской наземной группировки в этом районе значительно ослаблена — часть сухопутных соединений в этом районе они пытались перебросить на наши Восточные территории и теперь им приходится играть свои игру до конца — эти силы находятся на кораблях, плывущих в метрополию. Лагеря подготовки террористов полупусты, всех кого можно было, они бросили на захват Восточных территорий. Мы считаем, что внезапный массированный ракетный удар с последующей высадкой десанта и морской блокадой театра военных действий, силами Черноморского и Тихоокеанского флотов даст результат — на выведение из строя ключевых узлов обороны крылатыми ракетами и завоевание господства в воздухе нам потребуется не более суток, на оккупацию территории Британской Индии — не больше недели. Применение какого-либо оружия массового поражения, как тактического, так и стратегического нами не планируется. У меня все.
Тишина повисла в кабинете — каждый обдумывал возможные последствия вторжения. Дело пахло большой войной…
— Российская Империя — государь заговорил тихим и подчеркнуто спокойным голосом, но все, даже те кто сидел на самом дальнем углу стола его услышали — не претендует ни на чьи земли, нам вполне достаточно своих. Так было, так есть и так будет — по крайней мере, до моей смерти. Это неправильно — претендовать на земли, принадлежащие другому народу, другому государству…
Государь помолчал…
— Но и привечать на своей земле бандитов и убийц, выращивать заразу, чтобы разнести ее по всему миру, точить нож, чтобы вонзить его в спину соседу это тоже… неправильно.
Перед выходом, участники совещания столпились у двери — было принято, что Государь провожал их, пожимая руку каждому. Неизвестно откуда пошел этот обычай, но со времен Александра Четвертого было именно так.
Когда руку протянул адмирал Николай Воронцов, государь задержал ее в своей руке, тихо сказал: "Задержитесь…". Адмирал отошел в сторону, дожидаясь пока церемония закончится…
— Мемориал контр-адмиралу Нетесову и погибшим членам экипажа "Александра Второго" готов? — без предисловия спросил государь
— Место подобрано, проект пока не утвержден…
— Тогда вот что… — государь взял со стола листок бумаги с водяными знаками, обмакнул в чернильницу старомодное перо, которым на Руси было принято подписывать царские бумаги, начертал на бумаге несколько слов, помахал ею в воздухе, чтобы высохло — извольте распорядиться, чтобы архитектор начертал на мемориале эти строки. А это… передайте семье.
Адмирал Воронцов четко, как на параде вытянулся, отдал честь, принял согнутый вдвое лист. Открыл он его уже в своей машине, по дороге в Адмиралтейство — не удержался. На белом глянце бумаги антрацитом чернели строки…
Пока есть такие офицеры как вы, я спокоен за судьбу России
Александр
Оперативное время минус сто пятьдесят восемь часов сорок одна минута. Украина, Прилуки. Восьмая тяжелобомбардировочная эскадра. Август 1992 года
Конец лета…
Время собирать урожай… И посеявший ветер, да пожнет бурю.
Легкий ветерок задул, веселясь и играясь, поднимая придорожную серую пыль, закручивая легкомысленные вихри и тут же их разрушая, самонадеянно стремясь победить тяжелое, плотным ватным одеялом окутавшее землю марево. Конец августа был для этих мест непривычно жарким, хлеба убрали рано и теперь золотистое жнивье, не могло защитить землю от не по августовски жаркого, совсем летнего солнца. Жарким обещал быть и этот день — уже в восемь часов утра по местному одинокий путник, случись ему оказаться на дороге, задумывался о том, где бы найти живительную тень…
Трехдверный, грозно выглядящий из-за хромированного обвеса внедорожник с откидным верхом, свернул с трассы на вымощенную бетонными плитами дорогу. По правую сторону от трассы желтела стерня — зерновые здесь уже убрал, а по правую… по правую была только тонкая белая линия на горизонте. Трассу от этой тонкой белой линии отделяло поле выцветшей, бледно-зеленой травы — на этом поле на удивление не росло ничего, ни деревьев, ни кустарников — только чахлая, неухоженная трава на истрескавшейся от жара земле. И длинный бетонный забор вдалеке — когда едешь по этой вымощенной бетонными плитами дороге, забор постепенно вырастает, и вблизи уже закрывает большую часть неба — высота его составляет ровно четыре метра, это если не считать кинутых поверху витков блестящей, выглядящей как новенькая режущей проволоки, да неприметных изоляторов системы «Кактус» — электрической системы охраны периметра, из-за которой каждый день какой-нибудь бедолага из батальона охраны базы едет на велосипеде около этого забора, тянущегося кстати на многие километра и собирает в большой пластиковый мешок трупики птиц. Потом эти трупики сжигают на костре на всякий случай — ежедневное жертвоприношение богу по имени «секретность», весьма вонючий, надо сказать фимиам. Обычно, собирать трупики погибших от удара током птиц посылают того, кто в чем-то провинился — наряд "у забора" считается равным наряду по очистке канализации.
Водитель внедорожника ловко — что выдавало в нем опытного и уже не раз побывавшего на этой базе человека, повернул руль, объезжая большую трещину прямо посреди дороги в одной из плит. Об этой трещине знали только местные — и у командования никак не доходили руки ее заделать. Было не до того, хотя трещине этой было больше месяца. Справившись с этим препятствием, внедорожник продолжил свой путь к воротам базы…
Ворота базы в Прилуках сами по себе представляли достойное восхищения сооружение. Они были двойные — ворота на рельсах, откатывающиеся влево и здоровенная, в две человеческие руки кованая балка — засов, откатывающаяся вправо, причем независимо от ворот. Такое сооружение невозможно было прошибить, даже направив на таран тяжелый грузовик — фуру. Кстати, на учениях это проверили — действительно нельзя.
Человек ловко затормозил прямо у ворот разы, достал висящий на металлической цепочке на шее пропуск — он был похож на банковскую микропроцессорную карту, только на нем была фотография его владельца и не было ни фамилии, ни имени, ни отчества, ни должности, ни звания — только дополнительный штрих-код для перемещения в пределах базы и странный, двадцатизначный номер.
Водитель, ехавший всю ночь и подъехавший в этот ранний, неурочный час к воротам базы был среднего роста, пожилой, с белесыми, будто выцветшими глазами и красным лицом. Хотя эта краснота не имела никакого отношения к пьянству, просто этот человек не мог загорать, под солнцем он обгорал, превращался в вареного рака, покрывался волдырями — а загореть не мог. Одет был этот человек в светло-серую рубашку с коротким рукавом, такого же цвета легкие летние брюки, рядом с ним, на пассажирском сидении валялась шляпа-панама с широкими полями. В целом, человек этот выглядел весьма безобидно и походил на недавно вышедшего на пенсию удачливого и хорошо зарабатывавшего приказчика.
Навстречу остановившейся перед воротами машине через узкую калитку в двери вышел невысокий, неопрятный коренастый капитан в старой, застиранной форме. На вид ему было лет сорок, и смахивал он на обычного интенданта, если бы не одно «но» — в руках он держал автомат со снятым ремнем и держал его так, что мог мгновенно открыть огонь.
— Господин генерал? — капитан улыбнулся, стоящую на КП машину он знал и сидящего в ней человека тоже — говорили, вы в отпуске…
— Какой отпуск… — с беззаботным видом махнул рукой тот, кого назвали генералом — нам, милостивый государь, отпуск нормальный только на бумаге полагается, а так если три дня не дергают, и то в радость. Всю ночь до вас ехал…
Знакомство знакомством, а служба службой — капитан достал из кармана какой-то прибор с кнопками и прорезью, протянул генералу. Генерал прокатал через прорезь свой пропуск, на память набрал код доступа. Небольшая лампочка мигнула зеленым.
