И все же их работа заключалась именно в умении вести сложные переговоры, убеждать и переигрывать оппонентов интеллектуально, выдерживать долгие и напряженные психологические поединки, а вовсе не драки, перестрелки и искусство перевоплощения — хотя, порою, не без этого. Но Алексею, на его памяти, больше приходилось работать головой и языком, чем руками и ногами, и пользоваться бумажником, калькулятором и авторучкой, а не пистолетом и ножом. Как и его противникам.
А сейчас делегацию вообще ждали дружески настроенные партнеры, и с ними придется торговаться, проявляя максимум ловкости, изворотливости и деликатного нажима…
* * *
Когда джип свернул с асфальтового шоссе на каменистую проселочную дорогу, а спустя четверть часа — на лесную просеку, в конце которой показалось приземистое бунгало, Смирнов занервничал.
Возникло стойкое убеждение: это не вилла магната, у африканских богатеев просто не может быть такого, у них — все на показуху, чтобы роскошь била в глаза. Конечно, их могли привезти в перевалочный пункт, а уж оттуда…
Алексей попытался успокоиться. И это ему не удалось; чувство опасности захватило его сознание целиком. Никакое умение держать себя не срабатывало — пот струйками тек по спине и груди, выступил на лбу.
Он достал платок, вытер испарину, пробормотал по-английски:
— Ну и жарища тут у вас!..
Сопровождающие как-то криво ухмыльнулись в ответ. Они не потели — сухая черная кожа матово блестела в полумраке лесной чащобы.
Джип остановился перед воротами, просигналил. Вышел здоровяк в камуфляже — белый, с европейскими чертами лица, в солнцезащитных очках. Кивнул высунувшемуся водителю, распахнул створки. Мелькнула загорелая мускулистая рука с закатанным рукавом куртки, легла на верхнюю перекладину.
Смирнов почувствовал, как холодеют конечности — на запястье охранника отчетливо виднелась наколка — клыкастый змей с распахнутыми крыльями. Водитель плавно отпустил сцепление, в тот же миг пассажир рывком распахнул дверцу и выпрыгнул наружу. Упав, перекатился и, прежде чем подняться на ноги, нащупал потайную кнопочку и со всей силы надавил ее. Затем вскочил, не оборачиваясь, краем глаза зацепил прыгнувшую к нему тень и ударил ногой, попав в мягкое. Раздался утробный всхлип, противник отлетел, тут же осев на землю… В следующее мгновение страшный удар обрушился на затылок Алексея, и тьма поглотила его.
* * *
Сознание вернулось от острой боли в голове. Казалось, под черепной коробкой поселились крошечные рудокопы и своими малюсенькими, но весьма увесистыми кирками пытаются добраться до сердцевины мозга.
Поплавав минут десять в дурноте, контуженый разведчик попытался сосредоточиться. Вскоре понял, что едет в машине и, кажется… Он приоткрыл один глаз, другой — поначалу ничего не понял, потом до него дошло — он же в багажнике, лежит связанный по рукам и ногам!
Ну, что связанный — это еще не беда, учили его высвобождаться и не от таких пут. Осторожно пошевелился, подвигался в темной тесноте багажника, принял максимально удобную позу и начал работать.
Поворочавшись, вскоре он освободился от веревок, туго стягивавших его запястья, после настал черед ног. И с этим он справился. Затем наощупь накинул веревки обратно — так чтобы в один момент от них избавиться. И принялся ждать, стараясь не обращать внимания на пульсирующую боль в затылке. Это-то было как раз тяжелее всего.
Некоторое время машина еще тряслась на ухабах, наконец, остановилась, двигатель заглох, и на минуту установилась полная тишина. Затем хлопнули дверцы с обеих сторон, послышался звук шагов. Крышка багажника резко распахнулась, хлынул ослепительный свет.
— Порядок, — буркнул кто-то, — берем его.
Смирнов, лежа на боку, кожей спины почувствовал присутствие наклонившихся к нему людей, сгруппировался и принялся действовать. Подобно разогнутой пружине вскочил со дна багажника, обрушиваясь на врагов.
Смирнову только казалось, что бой шел долго. На самом деле, всего десять-пятнадцать секунд — и все было кончено. Двое валялись на земле, и до противника им не было никакого дела…
В следующее мгновение Смирнов заметил целящегося в него из карабина третьего. Прозевал, мать!.. Упал на землю, грянул выстрел — мимо. Перекатился под защиту машины, затем вскочил и, пригнувшись, ринулся к спасительной кромке леса — благо и бежать далеко не пришлось. И, когда уже почти нырнул в густой кустарник, снова громыхнул выстрел, и раскаленным копьем насквозь пронзило плечо, бросив его вперед. Он упал, кубарем покатился куда-то вниз, в овраг. Все смешалось в падении — верх, низ, земля, небо. Удар затылком обо что-то твердое, и вновь безмолвная темнота.
Из беспамятства вырвали приглушенные голоса.
— Этот урод где-то здесь. Далеко не мог уйти. Я же его подстрелил, — доказывал один из них.
— Это еще ничего не значит, — возразил другой и застонал, — дерьмо! Он мне, кажется, нос сломал.
— Нос — ерунда. Вон у твоего брата челюсть расколота — это сурово.
— Я у этой падали сейчас сердце вырежу!..
— Ты сначала найди его.
Голоса приближались. Охотники осторожно спускались вниз. Все, ему точно крышка! Даже ползти нету сил.
Неожиданно что-то просвистело над ним. Один из преследователей выругался, а после тишина…
Прошло не меньше минуты, пока до слуха затаившегося беглеца не донеслись голоса.
— Ты видел? Стрела в дереве торчит.
— Ну!..
— У него лук что ли?
— Сам ты лук, это долбаные дикари!
— Какие еще дикари?
— Ты совсем тупой?! Племена лесных демонов! Людоеды, мать их так!..
Помолчали.
— И что делать будем?
— Очень тихо и очень осторожно уходим.
— А как же этот…
— Вот они его и сожрут… На ужин, ха!
Потом вновь воцарилась тишина. Смирнов лежал, боясь шелохнуться. Затылок жгло, словно приложили раскаленный утюг. Да и мокро что-то под ним — неужели в лужу угодил? Попытался пошевелиться — резкая боль пронзила все тело. Он застонал. Все же сумел перевернуться на живот, встал на четвереньки, глянул — под ним все в крови, в изголовье камень, тоже покрыт бурыми пятнами. Без сил упал ничком. Теряя сознание, услышал приближающиеся осторожные шаги.
«Ну все, — мелькнуло в слабеющем сознании, — старуха с косой притопала».
Потом все вспоминалось урывками, отдельными эпизодами: темнота, свет, склоненные над ним страшные африканские маски, провал, его несут, над ним качается зеленое небо, снова провал…
Очнулся на какой-то площади с каменным истуканом в центре. Вокруг домики-шалаши, костры, полуголые коричневые люди — деревня. Он снова отключился.
* * *
Английский в этой деревне не знал никто, кроме местного колдуна, да и тот изъяснялся с грехом пополам. Вот у него-то Смирнова и поселили — на время выздоровления. А потом что — съедят?..
Побыв несколько дней в этой деревне и понаблюдав за повседневной жизнью туземцев, Алексей понял, что каннибализмом здесь и не пахнет. Днем его выносили, все еще слабого, наружу, где он грелся на солнышке, возле хибары шамана. Старик молился своим темным богам и подкладывал под повязки, на раны незваного гостя какие-то вонючие лепешки — из трав, навоза и еще чего-то гадкого. В детали своего излечения раненый старался не вникать. Так или иначе, но… помогало. Боль стихла, раны затягивались, голова прояснилась. И настал день, когда он, опираясь на крепкую руку одного из воинов племени, приковылял на площадь, ведомый старым знахарем.
Колдун подвел его к идолу и как мог объяснил, что их бог — то ли Нгамба, то ли Мамба — смилостивился и даровал жизнь белокожему чужеземцу. На что Смирнов со всей серьезностью поклонился божку, сжимая под рубашкой матушкин оберег с Богородицей.
До своего полного выздоровления Алексей старался не думать о задании. Лишь одна мысль неотступно преследовала его: сумел ли он предупредить товарищей, удалось ли тем избежать засады, или?.. Хотелось верить в лучшее.
В эту ночь ему явился Нгамба-Мамба и на чистом русском пояснил:
— Ты, белокожий странник, под защитой Матери всего сущего. Мать-Земля тебя пожалела и даровала жизнь. Теперь ты верь в Нее и в Отца-Небо. И знай, что мир не так прост, как ты себе представлял. Сегодня ты в одном мире, завтра в другом, а послезавтра — в третьем. Помни о Тех, Кто создал и тебя и меня.
Потом божок пропал, и Смирнов очутился в какой-то мгле. И вскоре из призрачного тумана показалась знакомая фигурка в пуховой кофточке и ситцевом платке. Это была его мать. Она остановилась в нескольких шагах от него, постояла молча, а затем, улыбнувшись, промолвила: «Теперь ты будешь жить долго, сынок».
Алексей хотел ответить, подойти к ней, обнять и… не мог, какое-то окостенение сковало все члены. А потом матушка исчезла, и он обнаружил себя стоящим на пятачке земли, а вокруг разверзлась глубокая и темная пропасть. И вдруг откуда-то сверху заструился неземной свет, такой ослепительный, что Алексей прикрыл глаза руками и сквозь пальцы наблюдал чудесное явление.
