Где же залег снайпер? Как найти эту сволочь? Легкий ветерок коснулся лица Павла, словно напоминая о себе. Хозяин ветра? Таежный юморист, обожающий жестокие шутки с людьми?..
— Хозяин ветра, помоги мне! — произнес Павел, чувствуя, по движению воздуха, что ветер остановился перед лицом и теперь закручивается в маленькое торнадо. — Найди стрелка! Поиграй с ним!
Воронка вихря чуть наклонившись к Павлу, словно согласно кивая, и помчалась вперед по стеблям травы. Полежав минуту без движения и вслушиваясь в раздающиеся все ближе раскатистые хлопки выстрелов из «Зауэров», Павел наконец дождался того, чего хотел. Примерно в полусотне метров от него, на другой стороне широкой аллеи, вдруг появился громадный смерч. Он поднял и закружил в своем безумном танце отчаянно кричащего человека. Смерч переместился вперед, на асфальт аллеи, и и со всего размаха швырнул Темного об асфальт с пятнадцатиметровой высоты.
Смерч растаял в воздухе также внезапно, как и появился, но в парке уже успела установиться мертвая тишина. Смолкли выстрелы и крики — Темные замерли, пораженные неожиданной мощью своего противника. Затем «беседа» пистолетов ожила вновь, и теперь уже было отчетливо слышно, как хлопки четырех «Зауров» теснят к центру парка рокот огрызающихся «Калашей» и «Токаревых».
— Пол! — раздался вдруг где-то рядом голос Григория. — Где ты? Покажись! Хватит игр! Выясни отношения со мной!
— Наконец-то! — улыбнулся Павел. Он хотел подняться, но тут же ощутил, как стебли трав оплетают его руки, не давая встать.
— В чем дело? — удивленно спросил он. Именно удивленно, но не испуганно — к чему бояться хозяина леса, когда другие духи тайги уже пришли к тебе на помощь? Леший явно хотел предупредить его, предостеречь. Но от чего?
— Пол! — вновь позвал Григорий. — Я знаю, что ты там! Выходи, мой меч еще помнит вкус твоей крови!
Трава отпустила руки Павла, но еще несколько секунд он не решался подняться, гадая, что же хотело сказать ему Леший? Что подниматься нужно именно сейчас? А может, как и у хозяина земли, у него не хватило сил во второй раз дотянуться до Москвы? Наконец Павел решился. Он встал во весь рост, и тут же увидел в десятке метров от себя Григория, который мгновенно навел на него ствол ручного гранатомета, в просторечии — «Мухи».
Вот теперь его сердце по-настоящему ушло в пятки. Беги — не беги, а ракета, выпущенная из «Мухи» — это тебе не маленькая пулька, это немаленький взрыв, осколки которого могут накрыть и бегущего и лежачего. Где, черт побери, главврач больницы мог раздобыть такую бандуру?
Григорий улыбнулся и надавил курок. Увидев это, Павел напрягся, приготовился бежать, чтобы залечь за любым мало-мальски пригодным укрытием… Но что-то остановило его. Несмотря на то, что Григорий давил на курок, ракета не спешила покидать свое уютное гнездышко в стволе «Мухи». Темный нажал на курок еще раз — ничего не произошло… А вслед за этим из ствола гранатомета на траву вытек тонкий ручеек воды…
Водяной тоже не дремал, помогая Павлу в меру своих сил и возможностей. Видимо, он смог сконденсировать влагу из воздуха и заставить ее скопиться в стволе и в заряде «Мухи». Леший же, судя по всему, удерживал Павла на земле все то время, какое требовалось хозяину воды, чтобы вывести «Муху» из строя.
Выругавшись, Григорий отбросил ненужную теперь бандуру в сторону и выхватил из прилаженных за спиной ножен свой меч. Танец смерти начинался опять! Только теперь Григорию не помогали десятки Темных — остатки их отряда громили сейчас Чжоу и Анджей. И Дрались они теперь не в узком кабинете, а в зеленом парке, где каждая травинка, каждый клочок земли помогали Павлу… Кочки сами уходили из-под ног, трава не мешала движению, предпочитая опутывать ноги Григория, а ветер легонько поддерживал его сзади, в то время, как Григорию он бил в лицо, застилая глаза мелким мусором и каплями дождя неизвестно откуда взявшегося при ясном небе.
Все было кончено уже спустя пару минут. Движения Григория здесь, в парке, не были столь легкими и грациозными, как в их первую встречу, зато Павел двигался так, словно парил на крыльях самого ветра…
— Стой! — крикнул Григорий, падая на траву и прижимая руки к страшной ране на животе. — Погоди!
Павел остановился, внимательно глядя на поверженного противника. В любой момент от Григория можно было ожидать любого подвоха. Наделенный, боявшийся смерти настолько, что лишь из этого страха переметнулся не сторону тьмы, перед лицом гибели был в десятки раз опаснее, чем обычно.
— У кого ты учился, Пол? — хрипло спросил Григорий, превозмогая боль и, судя по всплеску исходившей от него энергии, пытаясь врачевать свою рану. Но Павел был уверен — у Григория ничего из этого не выйдет. Сила тьмы нуждается в подпитке — вурдалак может заживить на себе самые страшные раны, но для этого ему нужна кровь жертвы, ее сила, ее жизнь!
— Куда ты ездил? К кому? — прохрипел Григорий.
— К одному новому другу, — ответил Павел, почему-то ощущая, что даже на смертном одре Григорию не следует называть имени того, кто стал виновником его поражения.
— Он многому тебя научил… Но я смогу дать тебе больше! Еще не поздно, Пол! Переходи под наше знамя, обрети бессмертие!
— Вставайте под наше серое знамя, пока мы еще берем? — процитировал Павел услышанную им здесь, в России, песню.
— Подумай еще раз! — взывал Темный. — Я предлагаю тебе вечную жизнь! Силу и власть! Что у тебя есть сейчас? Что ждет тебя потом? Только смерть и пустота!
— Там нет пустоты, — ответил Павел, занося меч для последнего удара. — Даже там у меня уже есть друзья. Посмотрим, как они встретят тебя!
Григорий испуганно вскрикнул, попытался поднять свой меч, чтобы защититься. Но лезвие, лишенное энергетической подпитки хозяина, сломалось пополам. Меч Павла со свистом рассек воздух и отрубил голову Темного, отправляя его в тот мир, которого он так боялся при жизни.
«Здесь хорошо, Паша, — вспомнил он слова бабы Яги, явившейся ему во сне. — Хорошо, но только не каждому».
Ему есть за что сражаться. За Свет! И за то, чтобы быть в числе тех, кому будет хорошо и там.
Милицейские сирены выли уже совсем рядом, со стороны Кутузовского кто-то орал в мегафон, чтобы все участники перестрелки оставались на месте и не двигались, иначе будет открыт огонь на поражение. Потом шло про какую-то мать, и Павел улыбнулся, в который раз подивившись оборотистости русского языка.
Нужно было уходить. В отдалении раздался одиночный выстрел из «Зауэра», но на него никто не откликнулся. Должно быть, кто-то из его друзей настиг свою последнюю жертву. Пригнувшись как можно ниже, Павел короткими перебежками побежал вперед, прочь из парка, к тому месту, где он договорился встретиться с друзьями…
В аэропорт Чжоу и Анджея провожали всей компанией. После трех дней отдыха, включавшего в себя осмотр достопримечательностей Москвы, знакомство с местными барами и ресторанами и, конечно же, истинно русскими напитками, друзья потребовали от Павла, чтобы он перестал наконец, прятать от них своих Московских знакомых. До того на все звонки Жени и Вали Павел отвечал однозначно — мол, несмотря на то, что большинство членов организации Григория полегло в парке Победы вместе со своим наставником, все же остается вероятность, что некоторые из них остались в живых. Ордену не было известно точное число членов этой организации Темных, поэтому было бы глупо считать, что в парке они смогли перебить всех. Эти уцелевшие были опаснее самого Григория, так как, лишившись вождя, могли решиться на самые отчаянные поступки.
Не то чтобы Павел всерьез опасался за жизнь Вали или Жени. Просто… Просто не давало покоя щемящее чувство какого-то раздвоения в душе. Члены Иерархии знали его одним, а Женя и Валентина — совсем иным. Для первых он был англичанином (хотя друзья уже успели приывыкнуть называть его не Полом, а Павлом), а для вторых… Англичанином с русскими корнями? Или, быть может, все же русским? Павел не знал. Поэтому он и не хотел сводить их — пусть лучше у него останется два круга друзей.
К тому же, давала знать о себе история Люсией, причины гибели которой скрывались в его вечном соперничестве с Крашевским. Все их общие знакомые поражались, как можно одновременно быть лучшими друзьями и соперниками во всем, а уж тем более в любви. Но выходит, это было возможно. Павел не боялся, что Крашевский уведет у него Валю. Но даже услышать от нее что-нибудь вроде: «А твой Крашевский — ничего, галантный мужчина….» было выше его сил.
И все же, провожая друзей на рейс до Лондона, вняв мольбам той и другой стороны, Павел разрешил Вале и Жене приехать в аэропорт… Странно, но в тот миг, когда все формальности знакомства были соблюдены, чувство раздвоенности вдруг куда-то ушло само собой. Ему не нужно было выбирать, кто же он — Рыцарь Ордена, или русский. Он был русским Рыцарем Ордена, и даже более того — руководителем Московского отделения Иерархии, которое, правда, пока что состояло из одного Павла да еще разве горячо напрашивавшегося в рыцари Жени.
