Вспомнив очень приятную молодую продавщицу, которая ее обслуживала, Никки посмотрела на нижнюю часть и увидела приписанные от руки слова: «Большое спасибо, Аманда Бирковски».
— Марти, — сказала она, — ну-ка, быстро, прогони фамилию Бирковски через поисковую систему и посмотри, что получится.
— Никки, я…
— Марти, сделай, что я прошу. У меня нет времени объяснять. Фамилия достаточно редкая, так что попаданий будет немного.
Как оказалось, с кодом Миннеаполиса и Сент-Пола на фамилию Бирковски было зарегистрировано всего три телефона. Никки набрала первый номер, ей никто не ответил, тогда она набрала второй.
— Здравствуйте, — сказала она, услышав женский голос. — Это телекомпания WFF. Я могу поговорить с Амандой?
Голос женщины дрогнул.
— Аманда в торговом центре.
— Я вам сочувствую, миссис Бирковски, — сказала Никки, определив по тембру, что это не сестра, а мать.
— С ней все в порядке, — продолжала миссис Бирковски. — Пока что. Она в торговом центре, у себя в… как вы сказали, кто вы такая?
Никки объяснила, какое отношение она имеет к Аманде Бирковски.
— Что вам нужно?
— Я пытаюсь связаться с Амандой. Она вам звонила? Насколько я понимаю, у нее сотовый телефон и она позвонила вам, чтобы сказать, что у нее все в порядке, что ей ничего не угрожает — по крайней мере, в настоящий момент.
— Я не могу дать вам номер ее телефона.
— Я вас понимаю. Но… вы не могли бы позвонить дочери, продиктовать ей мой номер, и, если она захочет, она сможет мне перезвонить, хорошо? Просто я считаю, что люди имеют право знать, что там происходит. Это моя работа. Информации нет практически никакой, а это всегда означает что-то плохое.
Аманда перезвонила через три минуты. Вместе еще с двумя продавщицами и двумя покупательницами она пряталась в служебном помещении магазина «Бумажники, сумки и все остальное» на первом этаже комплекса, в кромешной темноте. Пока что они чувствовали себя неплохо, поскольку боевики не собирались прочесывать магазины в поисках спрятавшихся посетителей.
— Ровно в пять часов ничего не произошло? — спросила Никки.
— Мы услышали пять выстрелов. Бах. Бах. Бах. Бах. Бах. Не автоматная очередь, ничего похожего, а пять отдельных выстрелов. Затем мы услышали толпу — все эти люди издают звуки, словно огромное животное. Мы услышали то, что я назвала бы ревом, даже не знаю, затем, похоже, боевики рявкнули какие-то приказания. Точно ничего нельзя сказать, но, судя по всему, произошло что-то ужасное.
— Пять выстрелов? — переспросила Никки.
— Да, именно. Я могла бы осторожно выбраться и попытаться…
— Нет, нет, ни в коем случае, оставайтесь там, где находитесь.
— Нас скоро освободят? Я имею в виду, полиция.
— Полиция здесь повсюду, но, если честно, я не вижу никаких признаков подготовки к штурму.
— Все это так ужасно…
— Послушайте, если что-нибудь произойдет, и вы захотите, и это будет безопасно, вы сможете мне перезвонить? А если я увижу, что полиция собирается врываться в комплекс, я предупрежу вас через вашу мать, хорошо? Чтобы вы улеглись на пол, укрылись. Сама я вам звонить не буду, потому что не знаю, какая у вас будет ситуация. Справедливо?
— Благодарю вас, — сказала Аманда.
— Дорогая, не надо меня благодарить. Это вы у нас храбрая и мужественная.
Через минуту Никки вышла в эфир с сообщением о том, что в атриуме были выстрелы. Предположительно, боевики начали расстреливать заложников.
— Они только что расстреляли пятерых человек, — сказал Рей.
— Ты не можешь это утверждать, — возразила Молли.
— Нет, могу, — сказал Рей.
Казалось, отголоски выстрелов все еще звучат в причудливой акустике огромного комплекса. Все в магазине «Фредерик» напряженно застыли, услышав эти звуки, и на протяжении нескольких минут никто не сказал ни слова, до тех пор пока Рей первым не нарушил молчание.
— Быть может, какой-то юнец просто поднял автомат и пять раз нажал на спусковой крючок, потому что ему так захотелось, — предположила Молли.
— Нет, — сказал Рей. — Тогда выстрелы бы получились более частыми, — раз-два-три-четыре-пять. Эти же выстрелы были прицельными. Один выстрел, перейти к следующему заложнику, выстрелить, перейти к следующему. Боевики только что расстреляли пятерых человек.
Все молчали. Рей, Молли, продавщица Роза, объятая ужасом управляющая магазином и еще три покупательницы просто лежали в темноте складского помещения.
— Вы можете сходить и проверить, как в прошлый раз, — наконец сказала Роза.
Рей ответил не сразу:
— Нет. Нет, если я уйду, то больше не вернусь. Кто-то должен что-то делать, и я, вероятно, единственный человек с соответствующей подготовкой, находящийся рядом, а полиция понятия не имеет, как сюда проникнуть.
— Рей… — начала было Молли, но Роза не дала ей договорить.
— Если вы уйдете, что делать нам? Просто лежать здесь? Нас шесть женщин, а вокруг разгуливают типы с пулеметами. Что нам делать? Что с нами будет?
— На мой взгляд, с вами все будет в порядке, — уверенно сказал Рей. — Вам помощь не нужна. А вот тем, кто внизу, нужна.
— Вы ничего не сможете сделать, — настаивала Роза. — Их там целая куча, все с армейским оружием. Что сможет сделать один человек? Вас просто убьют. У вас нет даже пистолета, не говоря уж о пулемете.
— Она права, — подхватила Молли. — Если боевики тебя заметят, они тебя убьют. Только и всего. После всего того, через что тебе пришлось пройти, какой-нибудь молокосос пристрелит тебя в магазине дешевых распродаж, а через шесть часов террористы заключат сделку с полицией и улетят на Кубу с миллионом долларов, и что даст твоя смерть?
— А если я буду прятаться в магазине женского нижнего белья, что даст моя жизнь? — возразил Рей. — С вами все будет в порядке. Как я говорил, оставайтесь здесь, психологически свыкаясь с мыслью о долгом ожидании, не ждите помощи ни через час, ни через день, ни через неделю, и вы останетесь в живых.
— Он считает себя Джоном Уэйном, — с горечью промолвила Молли. — Джон Уэйн был вымыслом. Его никогда не существовало. Он мечта, легенда, призрак.
— Он существовал, — сказал Рей, — и его звали Боб Ли Свэггер. Он мой отец.
— У вас даже нет оружия, — жалобно произнесла Роза.
— Значит, нужно будет его раздобыть, — сказал Рей.
— Так, — тихо промолвила Лавелва. — А теперь, девочки и мальчики, давайте пройдем в туалет, договорились? Следующая игра будет называться «прятки в туалете».
— Мисс Лавелва, — сказал «ДЭВИД 15–16», — мне страшно.
— Дэвид, бояться нечего. Никто не сделает тебе ничего плохого, поверь мисс Лавелве, хорошо, малыш? А теперь, ребята, пошли, давайте наденем неслышную обувь, возьмем неслышные голоса и пройдем в туалет, и все будет в порядке.
Каким-то образом — Лавелва чувствовала страх детей в иссякнувшей энергии, в опустившейся тишине, в безвольной вялости, разлившейся по маленьким тельцам, — ей удалось отвести всех в туалет.
— Ларри, — обратилась она к старшему мальчику, — ты будешь здесь главным, слышишь? Вы остаетесь здесь и ждете возвращения мисс Лавелвы. Все ведут себя тихо и слушаются Ларри.
— Мисс Лавелва, мне тоже страшно, — сказала «ШЕРРИ 16–18».
— Все хорошо, Шерри, — успокоила девочку Лавелва. — А когда все кончится, мисс Лавелва угостит вас чем-нибудь вкусненьким, жареной картошкой или мороженым, что захотите, это будет подарок от мисс Лавелвы.
Похоже, это несколько успокоило детей.
Лавелва выскользнула из туалета. Она очутилась одна в просторном помещении. Посмотрев через прозрачные стеклянные блоки, огораживающие детскую комнату, она ничего не увидела. Быть может, террорист их не заметил? Может, он уже ушел?
Асад не умел читать по-английски, однако у него была брошюра с планом торгового центра, и имам обвел детскую комнату кружком. Да, это пассаж «Колорадо», да, К-2-145, номера были правильными. Очень помогало то, что каждый магазин имел адрес, указанный на схеме, и хотя познания Асада в английском языке были скудными, адрес «СЗ К-2-145» он разобрал. Он правильно предположил, что это означало северо-западный сектор, пассаж «Колорадо», второй этаж, магазин номер 145, а поскольку нечетные номера располагались слева, а четные — справа, 145-й должен был быть слева. Несмотря на то что Асад не сомневался в том, что у него полная свобода действий, он двигался осторожно. Ему было прекрасно известно, что во многих магазинах по-прежнему прячутся посетители. А что, если кто-нибудь из них сейчас выскочит и набросится на него? Но тут Асад усмехнулся. Ни один американец не осмелится на такое. Это сплошь мягкотелые, деградировавшие люди, и здесь, в этом дворце роскоши и алчности, их рефлексы и боевой дух, если такое у них и было, оказались задвинуты на задворки шоком и ужасом. Сейчас они лежат в темноте, хнычут, молятся своему нелепому богу на кресте, просят его: «Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста».
