— Стой спокойно, не дергайся, — скомандовал мужик, слегка шевельнув прикрытым лоскутом материи автоматом, который лежал на прилавке и смотрел стволом аккурат мне в грудь. — Ты меня узнал?
Да, я его узнал. Это был Сулейман, собственной персоной. Чертовски похож личиком на своего младшего братца, такого же роста, только в два раза шире, волосатый и бородатый с проседью. Аюба же в СИЗО побрили и постригли.
Оторопь моя наконец прошла. Тут же последовала нормальная реакция на происходящее. В животе екнуло, ягодичные мышцы судорожно сжались, дыхание на какой-то миг перехватило. Знаете, мне довелось бывать в разных переделках… но сейчас я просто не был готов к такому обороту. Я тут высматривал вдоль двух рядов, пытался угадать, кто из покупателей окажется моей «связью»…
А он — вот он.
И самое печальное — никто мне сейчас не в силах помочь. Снайперы на крышах, «бардак» за углом, вообще, вся федеральная группировка. Потому что это не какой-то крестьянин с автоматом, а Сулейман. Судя по оперативным данным, машина для убийств, отъявленный головорез, предмет поклонения всех окрестных моджахедов. А я даже не Петрушин или Вася Крюков, которые могут неуловимым движением уйти с линии огня…
— Убивать тебя я не буду, я с тобой говорить пришел, — сразу оговорил схему наших отношений Сулейман — на моем лице, вне всякого сомнения, в тот момент были написаны все мои переживания. — Ты только веди себя хорошо, и все будет нормально. Ты понял?
— Понял.
— Тебя как зовут?
— Иван.
— Пи…дишь, наверно? Иван — ха! Ну, хрен с тобой, пусть будет Иван. Ты как себя будешь вести, Иван?
— Хорошо буду, — я начал приходить в себя, что ж, обещали не убивать, будем говорить, а это как раз мой профиль. — Что ж я, совсем дурак — с таким волком плохо себя вести?
— Молодэц, бляд, — похвалил Сулейман с наигранным акцентом — «волк» у них вовсе не оскорбление, скорее, наоборот. — Давай, потихоньку морду достань из окна и смотри кассеты под стеклом.
— Есть, командир, — я распрямился и уставился на кассеты.
Дрянь дело. Когда при общении смотришь в глаза собеседнику и имеешь возможность наблюдать за его физиолептикой, это огромный плюс. Почти все помыслы человека — в его глазах, мимике и жестах. При определенном навыке тебе даже не надо слушать, о чем он говорит, достаточно внимательно смотреть, и все будет ясно. А теперь, значит, придется работать исключительно с интонацией.
— Давай, рассказывай. Чего вы там придумали?
Сулейман говорил без малейшего напряжения, с каким-то издевательским дружелюбием. Как будто я — какой-то глупый турист, по недоразумению забредший на костерок к главарю местной банды людоедов, и он, прежде чем отправить меня на костер, решил узнать последние новости внешнего мира.
Как будто это был не центр города, напичканного федеральными войсками, а какая-то альпийская лужайка южнее Итум-Кале…
— Брата освободить хочешь?
— Конечно, хочу, Иван. Не хотел, не пришел бы сюда. Давай, рассказывай.
— Официально Аюба менять никто не даст, — я сразу решил подчеркнуть всю сложность ситуации. — Он много всего натворил. Дело на особом контроле…
— Это понятно. Говори, что придумали?
— Так… Дай-ка собраться с мыслями… Значит, так: я тебе все скажу, только ты сразу не перебивай, выслушай до конца…
— Ты чего такой многословный, Иван? — спросил Сулейман с ехидцей. — Давай к делу, по ходу все ясно будет.
— Давай к делу. Чтобы тебе не потерять лицо, о нашем обмене никто из ваших знать не должен. Это первое.
— Мне — лотерять лицо? — в интонации собеседника я отчетливо уловил удивление. — Ты гонишь, Иван?
— Короче, так: нам нужен только один человек, — заторопился я. — Это ваш основной сапер, который готовит «сборную» для референдума. Это единственное…
— Гхм… А я вам случайно не нужен? — из окна киоска явственно потянуло недоумением и даже растерянностью. — Или, к примеру, Шамиль?
— Это единственное условие, — завершил я. — Если ты отказываешься, других вариантов просто не будет. Ты подумай, я пока кассеты тут посмотрю….
Напомню, это не я придумал, а Иванов, в соавторстве с Глебычем. Я только консультировал. Глебыч выдвинул идею насчет «сборной» и приглашенном со стороны специалисте, скорее всего, не местном. Обоснование простое, изложено ранее, но на всякий случай повторюсь: раньше все было просто и без затей, а сейчас вдруг, ни с того ни с сего — такая сложная комбинация показательного характера; В преддверии референдума. Отсюда выводы. Если эта идея не правильная, все будет ясно после второй встречи с доверенным лицом Сулеймана. Мы ведь рассчитывали на две встречи. Сначала я пообщаюсь с засланцем и назначу «стрелку» на другое время, когда будет готов ответ. Потом мы встретимся, за-сланец расскажет, что думает по этому поводу Сулейман, а я по его поведению выведу, правы мы или нет.
Но Сулейман сам пришел. Теперь все будет ясно уже после этой встречи.
Только мне уже и сейчас кое-что ясно. Лица его я не вижу, но реакция на мое предложение вполне характерная. Глупых вопросов типа «что ты имеешь в виду, какой такой сапер, какая, на фиг, сборная»?» не последовало, а была растерянность по поводу нездоровой осведомленности противной стороны. Значит, Иванов попал в точку. Как всегда. Молодец полковник, что и сказать.
А я консультировал мотивационный аспект. Если вам кто-то скажет, что все нохчи — кровные братья и готовы в любой момент умереть за коллективные интересы всеобщего джихада, вы не верьте. Здесь более актуален принцип «чем дальше в лес, тем своя рубашка ближе к телу», Сулейман, по идее, может согласиться сдать нам хоть десяток «основных саперов» — чужих для него людей, лишь бы вызволить родного брата.
Тут вопрос в другом. Я ведь недаром начал разговор с необходимости озаботиться насчет того, чтобы не «потерять лицо». Если кому-то станет известно, что Сулейман сдал нам этого гипотетического саперного мастера, то ему (Сулейману, а не мастеру) придется в экстренном порядке стреляться. Потому что в этом случае имя его будет навсегда покрыто позором. С ним просто никто не станет после этого разговаривать. Для горца это хуже смерти.
И вот теперь я делаю вид, что изучаю кассеты — даже пальчиком по стеклу вожу от усердия, а в киоске стоит мертвая тишина. Сулейман напряженно думает.
Товарищу можно посочувствовать. Имеется единственный шанс из миллиона спасти брата, и в то же время есть огромный риск с треском влететь в анналы.
— И как вы себе это представляете? — Сулейман наконец нарушил молчание — голос его почему-то слегка охрип. — Кхм-кхм… Некоторые уже знают, зачем я сюда приехал…
— Это не проблема, — с готовностью подхватил я. — Официальная версия: мы просим за Аюба миллион долларов. Такая сумма тебе по плечу?
— Деньги — не проблема, — из киоска раздался натянутый смешок. — Надо же… Я федералам деньги на выкуп даю!
— Что, могут не правильно понять?
— Нет, это не проблема. Просто за глаза будут посмеиваться. Хотя все знают, что мой брат сделал… Нет, все поймут правильно. Как я вам специалиста сдам, вы думали, нет? Думаете, это так просто? Он вообще мне не подчиняется.
Это большой человек, его поставили работать большие люди, я даже не знаю…
— В этой команде есть твои люди?
— Один остался, — Сулейман сокрушенно вздохнул. — Двоих ваши убили, третьего числа. Но они все равно умрут. Те, которые моих убили.
— Все мы умрем, — не стал спорить я. — Потому что человек имеет такую дурную привычку — рано или поздно умирать…
— Нет, эти очень рано умрут, — Сулейман как-то странно усмехнулся. — Потому что их всех на камеру сняли. Они там неважно получились — далеко было, но один совсем хорошо вышел. По нему выйдем на остальных, это не проблема.
Я невольно вздрогнул. Сняли, значит. Так-так… И кто это у нас там лучше всех получился? Надо будет на досуге восстановить события, подумать. Но сейчас пока не до этого, надо ковать железо, не отходя от будки. Пока присутствует позитивный настрой противной стороны.
— Этот один, который остался, он не твой родственник? — вопрос был важным, от него зависел успех всего дальнейшего мероприятия.
— Нет, не родственник. Он из захудалого тейпа. Но отличный моджахед, классный разведчик.
— Тебе придется выбирать, кто для тебя важнее, — я сказал это как можно мягче, чтобы не разозлить собеседника. — Аюб или этот отличный воин.
— Ты дурные вопросы задаешь, Иван, — в тоне Сулеймана послышалось раздражение. — Я, в принципе, могу сдать вам этого парня. Легко. И не надо будет ничего придумывать. Если я скажу, что в обмен на него отдадут Аюба, он сам пойдет. Потому что он мне жизнью обязан… Но специалиста сдать не могу.
Это невозможно. Ты сам сказал — насчет потери лица. Ты умный, правильно все понимаешь.
