— Йозеф Порта прибыл. Много у тебя вшей, дорогой советский подданный?
Тот непонимающе улыбнулся. Порта перешел на русский язык.
— Видишь, Йозеф Порта и его соратники снова прибыли на Восточный фронт. И хоть я чертовски хороший солдат, вся немецкая армия скоро повернет на запад, к прекрасному городу Берлину. Твои очень красные собратья появятся здесь, освободят тебя и осчастливят потоком марксистской диалектики перед тем, как повесить.
Русский уставился на него и, запинаясь, промямлил:
— Немцы уйдут? Явятся большевистские солдаты?
— Вот именно, товарищ, — усмехнулся Порта.
Пророчество Порты возымело немедленное действие: девятеро штатских русских в доме принялись шептаться. Один ушел — видимо, затем, чтобы распространить этот слух по унылой, серой деревне. Некоторые начали тайком увязывать вещи в узлы. Порта выкрикнул, заставив их вздрогнуть:
— Не забудьте свои победные флаги!
Плутон, стоя на коленях, расстилал на полу постель, но от замечания Порты со смехом повалился.
Кончив смеяться, он взял свой автомат, многозначительно похлопал по нему и объявил на ломаном русском:
— Когда тофарищ комиссар прийти, ви бистро умереть, потому что не партизанен. Спешши в партизанен!
Русский старик подошел к нему и сказал со странным достоинством:
— Не смешно, герр солдат.
Подложив под головы противогазные коробки и завернувшись в шинели, мы попытались вздремнуть перед тем, как идти на боевые позиции. Ходили слухи, что мы будем воевать как пехота. Мы слышали, что Девятнадцатый танковый полк русские уничтожили полностью. Все наши танки тоже погибли.
— Здорово мы вляпались в дерьмо, — сказал Штеге. — Но что делать, в гитлеровской армии мы мальчики для битья!
— Вот-вот, — поддержал его Мёллер. — Один парень из полкового штаба сказал мне, что весь Пятьдесят второй корпус драпал во все лопатки, а русские преследовали его по пятам.
— Помоги нам, Господи, — выпалил Плутон. — Если это правда, жарко придется. Хотя эти красавчики из Пятьдесят вгорого всегда были готовы к бегству.
— Они в основном стали горными егерями, — сказал Штеге. — Я всегда терпеть не мог этих типов с нелепыми эдельвейсами на кепи и рукавах. На марше они выглядели множеством похоронных венков.
Постепенно в комнате воцарилась тишина. Последними словами, какие мы слышали, была брань Легионера по-немецки, французски и арабски по адресу вшей. Вскоре единственным звуком стал дружный храп.
Было еще темно, когда кто-то пинками разбудил нас и прошептал:
— Тревога!
Полусонный Порта сердито пробормотал:
— Чего шепчешь? Думаешь, Иван подслушивает в замочную скважину? Пошел вон, скотоложец, а то башку проломлю!
Мы медленно поднялись и собрали снаряжение. Бранясь и спотыкаясь в темноте, пошли в район сбора, где присоединились к остаткам пятой роты. Все были грязными и продрогшими со сна.
Над документами и картами замигали светосигнальные фонари. Дождливую ночь заполнили негромкие команды и позвякивание стали о сталь. Малыш выругался, угрожая избить каждого, кто приблизится.
Подошел фон Барринг в длинной шинели с пристегнутым капюшоном — такие надевают солдаты в карауле — и без погон. Быстро оборвал разговор между гауптфельдфебелем Эделем и командирами отделений.
— Доброе утро, рота! Готовы к маршу?
И, не дожидаясь ответа, приказал:
— Рота, смирно. Винтовки на ремень. Автоматы нести, как удобнее. Пятая рота, направо. За мной марш!
Порта с Легионером нагло закурили. Несколько человек последовало их примеру. Мы шли в беспорядке. Друзья искали друзей для защиты от страха и темноты. Порта, вложив мне в руку яйцевидную ручную гранату, сказал:
— Возьми, у меня для нее нет места.
Я молча сунул гранату в карман.
Снаряжение постукивало, позвякивало. Все нервничали. Дождевая вода стекала с касок за шиворот. Мы прошли через рощицу, потом через истоптанное поле подсолнухов.
Малыш, все время ссорившийся с кем-то, повысил голос. Назревала драка.
Фон Барринг шагнул в сторону и остановился, пропуская роту. Впереди остался только лейтенант Хардер, державший автомат на весу за ремень.
Когда Малыш поравнялся с фон Баррингом, гауптман спокойно, но твердо заговорил:
— Кройцфельдт, я видел твои документы и слышал о тебе. Предупреждаю: никаких провокаций мы не потерпим. Ты в приличной роте. Мы со всеми обходимся подобающе. Но не забывай, у нас есть свои методы обращения с подлецами и негодяями, и мы не колеблемся применять их.
Фон Барринг ускорил шаг к своему месту во главе колонны. На голове у него была офицерская фуражка. С правого плеча свисал автомат. Проходя мимо Порты, он хлопнул его по плечу со словами:
— Привет, рыжая обезьяна!
— Привет, привет, — фамильярно ответил Порта. Потом, повернувшись ко мне и Старику, громко объявил: — Барринг один из немногих знакомых мне офицеров, которые не совсем оскотинились.
— Заткнись, Порта, — донесся из темноты голос гауптмана. — Иначе по возвращении будет дополнительная строевая подготовка.
— Осмелюсь доложить, у обер-ефрейтора Йозефа Порты мозоли и плоскостопие. Врач освободил меня от строевых занятий.
Фон Барринг негромко засмеялся.
Артиллерийский огонь был несильным. Беспорядочным, рассредоточенным с обеих сторон. Время от времени взлаивали пулеметы. Наших было легко отличить от русских. Русские издавали «да-да-да», наши MG-34 — что-то похожее на «тик-тик», а новые скорострельные MG-42 протяжно, злобно рычали.
Вокруг взрывали землю слепящие белым светом трассирующие пули. Штеге истерически рассмеялся.
— Я как-то читал книгу о солдате: «Он был солдатом и ничего не боялся. Был сильным и смелым. Смерть была его другом и помощником. Вел он себя твердо, уверенно, что присуще только смельчакам!» Видел бы идиот-автор, как мы идем по степи, дрожа от страха!
— Помолчи, Штеге, — сказал Старик.
Шел он, чуть ссутулясь, со своей старой трубкой во рту. Гранаты сунул в высокие голенища сапог, большие руки спрятал глубоко в карманы шинели.
Просвистевший снаряд упал в поле невдалеке перед нами и с грохотом взорвался.
— Калибр пятнадцать с половиной, — сказал Старик и еще глубже втянул голову в плечи.
Кое-кто из новичков бросился на землю. Порта язвительно усмехнулся:
— Казарменным солдатикам нравится запах русской земли!
— Ты имеешь в виду меня? — прорычал позади нас Малыш. Он тоже валялся на земле.
— На воре шапка горит? — спросил Плутон.
Малыш протолкался сквозь ряды и схватил Плутона. Порта сорвал с плеча снайперскую винтовку и нанес прикладом страшный удар в лицо Малышу.
— Пошел вон, толстая свинья, — прошипел он угрожающе.
Полуоглушенный Малыш, завертевшись, вышел из строя и упал на колени, из носа его хлестала кровь.
Старик спокойно вышел из колонны и, наведя пистолет на него, негромко сказал:
— Вставай и займи свое место в строю, или тебе конец. Если через десять секунд не встанешь в строй — стреляю!
Малыш, пошатываясь, поднялся и зарычал, но когда Старик ткнул его стволом, умолк.
— Рассредоточиться! — донесся из темноты голос фон Барринга. — Погасить сигареты.
«Виии! Бамм!» — взорвался еще один снаряд. «Да-да-да» — простучал пулемет.
Порта негромко засмеялся.
— Будто вернулся домой. Доброе утро, вояки, — приветствовал он нескольких сидевших под деревом гренадеров-танкистов. — Обер-ефрейтор Йозеф Порта, дипломированный убийца именем государства, вернулся на бойню под названием «Восточный фронт».
— Когда дойдете до тех развалин впереди, будьте осторожны, — безучастно сказал один из гренадеров. —
Иван может там вас заметить. По траншее выйдете к месту, где лежит убитый русский. Там ложитесь. Иван использует его как точку прицеливания для пулеметов. Мы вчера потеряли там девятерых, и вы можете лишиться кое-кого!
— Весельчак ты, — холодно сказал Порта.
Плутон с Легионером переглянулись.
— Чувствуешь запах трупов, кореш? — спросил Легионер. — Он такой же, как в Марокко в прежние времена, только вонь там была сильнее.
— Хо-хо, — усмехнулся Плутон. — Подожди, столкнешься с русскими фанатиками — затоскуешь по приятным запахам солнечного Марокко!
— Л не испугаюсь парочки Иванов. У меня есть крест с четырьмя пальмами[41] за бои в горах Рифф и в Индокитае, — сказал Кальб.
— Ха, — насмешливо вмешался Порта, — будь у тебя крест хоть с целым лесом пальм за марши по пустыне, когда Иван будет в хорошей форме, тебе небо с овчинку покажется. Вот появятся сибиряки, они вырежут у тебя кадык, чтобы играть им в пинг-понг.
— Посмотрим-посмотрим, — ответил Легионер. — Аллах мудр. Я отлично стреляю и владею ножом. Моя колыбель стояла в Моабите!
— Смотри, не выиграй войны в одиночку, — съязвил Старик.
