– Позвольте, – привычно бросилась в спор Настя. – Насколько я знаю, в былые времена полковые священники как раз и видели своей задачей помощь воинам в их ратной службе. Не просто человеку в военной форме, а именно солдату. Не проповедовали они ничего из заповедей типа «не убий».
– Да? – удивился особист. – Не знал. Хотя откуда мне знать? Я как-то не особенно общался в своей жизни со священниками.
– А с тем, который приезжал к вам недавно? Наверняка же разговор с ним шел как раз о таких вещах?
– Так я с ним не встречался, – развел руками капитан. – Это дело командования. О чем они там беседовали, что обсуждали, кто ж их знает? О, вот и Окулович появился.
В столовую действительно вошел сопровождавший Настю офицер. Вид у капитана был крайне озабоченный и по-прежнему раздраженный.
– Ну, что, пообедали? Пойдемте, вы хотели посетить жилой городок.
– Да. Спасибо, все было очень вкусно.
Капитан никак не отреагировал на вежливость журналистки и пошел вперед быстрым нервным шагом. Когда они покинули столовую и направились по густо засаженной деревьями аллее в сторону офицерских домов, Настя оглянулась назад. Вот не повезло! К столовой подошло строем подразделение солдат, среди которых мелькнул и рядовой Мулянов. Как же с ним перекинуться парой фраз? Найти его на территории будет сложно, не зная распорядка дня его роты или взвода, как там оно и у них называется. Не расспрашивать же? Надо любым способом задержаться в части до ужина, потянуть резину до того, как этот солдат Володя появится в столовой, а там уж действовать по обстановке.
Офицерское общежитие остро напомнило Бестужевой ее студенческое общежитие. Ряды комнат вдоль коридора, окрашенного казенной синей краской, одна общая кухня, два туалета и душевая на этаж. Большинство офицерских жен работали в части вольнонаемными, поэтому поговорить с кем-то из них удалось не сразу.
Настя сидела на мягком потрепанном диване в большой светлой комнате на первом этаже. Часть помещения занимали стеллажи с книгами – библиотека. Во второй половине, отгороженной стульями, на большом ковре возились шестеро детишек с игрушками. Большая часть игрушек – большие кубики строительного конструктора, лошадка на колесиках и качели со шведской стенкой – явно была изготовлена местными рукодельниками.
– Вот так и живем, – улыбнулась Анна Васильевна, жена начальника штаба подполковника Гранатовского. – Все дошкольники тут, сидим с ними по очереди.
– Что-то вроде самодеятельного детского сада?
– Ну, да. Кто сидит, тот и библиотекарь, и нянечка, и воспитатель.
– А днем они у вас не спят?
– Спят, а как же. В коридоре есть комната с раскладушками, там и спят после обеда.
– А обед? В столовую водите или сами готовите?
– Нет, ребята привозят в термосах. Вместе с посудой.
– А как насчет досуга? Не скучно вам тут?
– Досуг у нас привычный – мы офицерские жены. Те, кто не выдерживает… ну, в общем, тут только те, кто готовы с мужем и в огонь, и в воду. Я со своим уже пятый год. Сейчас муж ждет повышения после окончания академии. Повезет – назначат командиром части в городе, поближе к цивилизации. Кстати, если хотите узнать, как тут поживают молодые лейтенантские жены, поговорите с Машей Зиновьевой, – показала Анна Васильевна на окно. – Вон она из прачечной возвращается с детским постельным бельем.
Миловидная девушка лет двадцати пяти с обесцвеченными перекисью волосами вошла в комнату с двумя большими старыми чемоданами.
– Машенька, поговори с журналистом из Якутска, а я пока к коменданту сбегаю, – поднялась со стула Анна Васильевна.
– Ой! Из Якутска? – оживилась девушка. – Здорово! А вы чего к нам, статью писать?
– Нет, хуже! – пошутила Бестужева. – Наверное, фильм снимать будем и передачу делать. Вот хожу, ищу, с кем поговорить, темы интересные.
– Да какое у нас тут интересное, – махнула рукой Маша. – А вас как зовут?
– Настя.
– Вы знаете, Настя, что такое служба лейтенанта? Они у нас уходят затемно и приходят затемно, если в наряды не ставят. А ставят чуть ли не раз в неделю. Вот мы и ищем себе развлечений в общежитии. Раз в месяц, может, на машине в Верхоянск вырвешься, и все. Ну, кино в клубе по выходным, да вечеринка с танцами по праздникам.
– И все? Неужели никаких ярких событий? Артисты там приезжают, концерты всякие!
– Не говорите, – грустно ответила девушка. – Самое яркое событие у нас было за последние полгода, когда солдат сбежал, а потом еще двое. Не представляете, сколько тут проверок всяких было – и из округа, и из военной прокуратуры. Даже нас, жен, опрашивали. Двоих так и не нашли. Поговаривают, что в тайге заблудились и погибли.
– А батюшка к вам приезжал на днях? – поинтересовалась Настя, воровато оглянувшись на дверь. Белобрысый особист ей теперь мерещился за каждым углом.
– Да я и не знаю, зачем он приезжал. Побыл немного и уехал. Ребята говорили, что очень уж батюшка недоволен был чем-то, даже ругался с командиром.
– Кто, какие ребята?
– Ну, наши, лейтенантики. Правда, когда мы начали приставать с расспросами, они только отнекивались и ничего не рассказали.
– А мне говорили, что он приезжал к вам по вопросу организации часовни в части.
– Не знаю, может быть. Только мне кажется, что он больше выяснял про убежавших солдат и про условия их службы, про дедовщину.
– А что, действительно процветает?
– Дедовщина? Я бы не сказала, что процветает, иначе бы знала, если бы так все плохо было.
Бестужева быстро сменила тему разговора. Не стоит пока заострять внимание изголодавшейся по общению молодой лейтенантской жены. Пусть считает, что разговор в целом идет о другом.
Значит, дедовщины, как таковой, тут нет. Если муж Маши делится с ней, она в самом деле знала бы, что солдатам тут не сахар. Один сбежал, потом еще двое. Вроде бы с бытом у солдат тут получше, чем в других частях, где побывала Настя за время своей журналистской работы. Почему же бегут, почему раньше не бегали, а тут за короткий срок – три побега? И чем возмущался отец Федор, который тут был, а потом пропал? Пропал! Два солдата, убежавшие последними, тоже пропали! Совпадение? Притянутые за уши факты или звенья одной цепи?
А записка рядового Володи Мулянова? «Помогите… священник». Помогите – значит, ему угрожает опасность? Или «помогите» означает просьба помочь прекратить что-то страшное, что тут происходит? И священник об этом тоже узнал.
Настя продолжала болтать с Машей, а рука нащупывала в кармане куртки записку солдата. Выбросить их все, к чертовой матери, пока не нашли! Нет, как раз все выбрасывать нельзя. Если их захотят прочитать преступники, которые боятся разоблачения, в этих записках как раз ничего опасного нет. А если найдут записку Мулянова? Кранты парню!
Бестужева попросила на прощание показать, где туалет, и там, заперевшись в кабинке, спрятала ценную записку в самое надежное, как казалось, место – в трусики. Если будут обыскивать, туда не полезут. А если уж туда полезут, значит, ей больше так и так не жить.
Капитан Окулович ждал Настю в коридоре первого этажа общежития и нервно посматривал на часы. Журналистка с самым безмятежным видом стала рассказывать, какой интересный материал можно показать в будущей передаче. Офицерские жены – вот где подвиг, вот где самопожертвование. Она щебетала до тех пор, пока на выходе из общежития им навстречу не попался белобрысый капитан-особист.
– Закончили свою разведку? – весело спросил он.
– Какую разведку? – осевшим вдруг голосом переспросила Бестужева.
– Ну, вы ведь говорили, что приехали без съемочной группы, чтобы определиться с темой, сценарием. Это ведь и есть разведка. А потом журналистская атака, с кинокамерами наперевес, с авторучками на изготовку. – Капитан вдруг стал серьезным и переменил тему:
– Вечереет уже. Вы как думаете добираться до поселка? Могу посодействовать. Мне нужно на почту ехать; хотите, прихвачу вас с собой?
– Мне нужно еще осмотреться, – испуганно заявила Настя. – А за меня не беспокойтесь, за мной участковый приедет к восьми вечера. Не сочтите за наглость, если я еще и на ужин напрошусь. Очень неплохо у вас кормят! Никогда не думала, что в воинских частях питание находится на такой высоте.
– Жаль. – Непонятно, какую часть монолога журналистки откомментировал особист. – Может, вам пока командировочное удостоверение отметить?
– А… мне уже отметили. Там, в поселке. Оно с моими вещами, документами…
– Очень жаль, – повторил особист. – Так хотелось вам услужить, помочь чем-то… Глядишь, и в передачу попал бы.
– Я и так вам признательна, – заверила его Бестужева. – Всем. Меня так тепло принимают, так заботятся…
– Ну да, – кивнул особист, – конечно. Так с кем вам тут удалось побеседовать? Из офицерских жен-хлопотуний?
