– Вот тебе свет. Не грусти. Все будет хорошо, – промолвил Дмитрий и вышел наружу, не дожидаясь реакции женщины.
Быстрым шагом он вернулся к краю льдины. Дмитрий расхаживал туда-сюда по ледяной кромке и всматривался в туман. Он даже на секунду не отводил взгляда с затуманенного пространства у льдины. Внезапно до его слуха долетели отзвуки едва различимого рокота. Никитенко встал как вкопанный. Связист пытался определить, откуда звук доносится и не мерещится ли он ему. «Это шум двигателя моторной лодки. Или какого-то другого небольшого плавсредства, – размышлял он. – Кажется, шум нарастает. Лодка приближается…»
Из пелены тумана проступили контуры моторки. Однако она не направлялась в сторону льдины, а шла вдоль нее. Дима закричал, стараясь обратить на себя внимание людей с лодки. Вместе с тем он принялся прыгать на месте и размахивать руками. Он изо всех сил старался быть замеченным. Однако моторка в тумане ничуть не изменила своего курса. Ветер, который бил связиста в лицо, наверняка скрадывал все его слова. А его махания из-за плотной дымки могли быть просто незаметными. Тем не менее он все равно продолжал отчаянно сигналить плавсредству, словно последней надежде на спасение. Моторка исчезла из виду. По звуку можно было лишь догадываться о дальнейшем направлении ее следования. Дима не мог знать, что лодка начинает огибать льдину и приближается к месту с остатками мотобота.
Связист взвыл от отчаяния и в то же мгновение рванул к укрытию. Лаборантка не спала.
– Пришла помощь? Или что-то случилось? – как-то совсем равнодушно поинтересовалась она.
– Нет. Ни то ни другое. Я просто забыл взять перчатки. А ты ведь сама знаешь, как здесь без перчаток даже в летнюю пору, – объяснял он, стоя к женщине спиной и копаясь в рюкзаке.
– Знаю, – согласилась она. – Ты там вообще ничего не видел? Даже вдалеке?
– Там туман, Наташа, совсем ничего не разобрать, – соврал он, доставая из рюкзака сигнальный пистолет-ракетницу. Пистолет сразу же перекочевал к нему в карман. Дима повернулся к женщине, подмигнул ей и молча вышел наружу.
Локис и Галченков продолжали поиски. Их моторка медленно курсировала между льдинами. Как назло, их поискам снова стал препятствовать туман. Правда, переменный порывистый ветер постепенно разгонял его. Благодаря этому очертания ледяных берегов были видны довольно сносно. Но все-таки полной ясности не хватало. Прапорщик то и дело повторял это, будто его бормотание могло избавить от тумана. Сержант не обращал на него внимания. Он старался не упустить из виду любой намек на возможное присутствие людей в ближайших льдах.
Лодка с десантниками огибала очередную льдину. Вдруг в тумане стали вырисовываться очертания обломков рубки мотобота. Едва Володя успел что-либо сказать, как чуть в стороне от увиденного объекта вверх взлетела сигнальная ракета.
– Елки-моталки! – вскрикнул Александр. – Неужто мы отыскали кого-то?!
– Отыскали, – сдержанно отреагировал напарник. – Знать бы еще, кого мы отыскали.
– Тот, кто по нас стрелял, вряд ли стал бы взывать о помощи, – заметил прапорщик.
– Если, конечно, он не хочет заманить кое– кого в ловушку, – сказал сержант и, подняв автомат, изменил курс следования моторки.
– Мне в это слабо верится, – покачал головой Галченков. Но, несмотря на сказанное, он также взялся за автомат.
Локис вел лодку к той точке, откуда появилась сигнальная ракета. Очень скоро десантники получили возможность видеть человека, стоявшего на краю льдины.
Контрактник пытался разглядеть, нет ли оружия в руках обнаруженного человека. Если действительно стрелял он, то пистолет мог оставаться при нем. Не зная его душевного состояния, следовало остерегаться неожиданных поворотов событий. Получить сигнальной ракетой в голову было бы крайне нежелательно.
Пистолета у мужчины на льдине не было. Тот очень оживленно махал руками и громко взывал о помощи. Его слова можно было разобрать. «Хэлп! Айм хир!» – не умолкая ни на секунду, кричал он.
– По-английски, что ли? – насупился Александр.
– А в этом нет ничего удивительно. Может быть, он норвежец. Экспедиция ведь международной была, – напомнил Владимир.
– Надо бы ему что-то ответить. А то так надрывается бедняга, аж слушать тошно.
– Ну так ответь. В чем дело? – усмехнулся Локис и покосился на растерянное лицо товарища.
– Ты же знаешь, как у меня с английским. Не хочу позориться.
Сержант с пониманием кивнул. Затем он прокричал по-английски незнакомцу в ответ. Нужно было дать бедняге понять, что его услышали. Голос незнакомца заметно повеселел. Вместо криков о помощи спасатели услышали слова благодарности. Опять же по-английски.
– Ох, как он радуется! – воскликнул прапорщик. – Небось и не надеялся на спасение. Наверное, ему несладко пришлось. Многое пережил. Может быть, три раза с жизнью успел попрощаться.
– Странноватое у него произношение, если честно, – сказал Володя, готовясь причалить к льдине. – Вроде и на английском говорит. Но все-таки очень специфично. Честно сказать, эта специфичность меня немного настораживает. Я не могу сообразить, что же за ней кроется.
– Далось тебе это произношение! Откуда ты можешь знать, с каким произношением будет говорить по-английски норвежец, обезумевший от страха и охрипший от крика?
– Да, наверное, ты прав. Постоянный страх и простудная хрипота. Отсюда и такой эффект, – вроде и согласился с товарищем контрактник. Тем не менее полностью оставить свои сомнения он не сумел:
– И все равно странно. Хотя – ладно. Оставим пока это. Скоро все узнаем из первых уст.
Локис остановил лодку. Спасатели ступили на льдину, не забыв поднять свое плавсредство. Молодой мужчина попытался им помочь. Он бормотал по-английски мыслимые и немыслимые комплименты. Наконец настал черед выяснять подробности. Сержант спросил у потерпевшего, как того зовут. Взгляд спасенного скользнул по нашивкам спасателей. Улыбка исчезла с его лица, сменившись удивлением.
– Меня зовут Дмитрий Никитенко, – по-русски заговорил он. – Я связист, участник российско-норвежской полярной экспедиции, пострадавшей от землетрясения. А вы русские эмчеэсовцы?
– Да, вы правильно поняли, – нейтральным тоном ответил Володя.
– Как хорошо, что на помощь пришли именно русские, – сказал связист так, будто вот-вот расплачется.
Слишком быстрое исчезновение улыбки с его лица настораживало. Десантники этого не понимали. Они готовы были посчитать это результатом эмоционального «выгорания», которое случается у людей после чрезвычайно сильного переживания.
– Нас прислали спасти всех выживших участников вашей экспедиции. Пока мы смогли отыскать только вас одного. Как я понял из вашего крика о помощи, вы на этой льдине один. Или я ошибся? Кроме вас, здесь действительно никого больше нет?
– Да, да… Ну, в том смысле, что я здесь не один, – несколько сбивчиво говорил Дмитрий, но старался придать своему ответу логичности. – Извините, что я так странно реагирую. Просто волнуюсь после всего пережитого. По моим расчетам, нас должно было унести в норвежские воды. Поэтому я и удивился появлению соотечественников.
– Понятно. Это вполне объяснимо. Чего только не случается с пострадавшими. Скажите все же, сколько еще людей здесь вместе с вами? – настоял на своем вопросе Локис.
– Со мной девушка. Точнее, молодая женщина. Наш геохимик. Но ей повезло гораздо меньше, чем мне. Она очень плоха. Во время землетрясения повредила голову. Ее поведение нельзя назвать обычным. Она ведет себя не всегда адекватно. Много бредит. Не различает сон и явь. Хотя бывают и редкие моменты просветления. Бедняга. Ее вряд ли можно спасти…
– Если не будем медлить, то спасение может быть вполне реальным, – отмел пессимистические рассуждения Владимир. – Где сейчас эта девушка?
– Пойдемте, покажу. Но повторюсь, что это совершенно безнадежный случай. К моему большому сожалению…
Никитенко поспешил к укрытию. Десантники, переглядываясь, последовали вслед за ним.
Наталья встретила гостей с радостным изумлением.
– Я знала, что нас не бросят в беде, – с улыбкой промолвила она.
Никто из присутствующих не мог знать, чего ей эта улыбка стоила.
– Видите, какая я? – продолжала говорить Дворецкая. – Единственная женщина в нашей экспедиции была. Для меня работа – важнее всего. Мама все мечтает меня замуж отдать. Да мне с кавалерами не везет. Говорят, что слишком умная. Хорошо, что есть геохимия. Это моя стихия. Скажите, я ведь выживу? Не хотелось бы умирать так рано. И тем более дождавшись спасателей. Дима мне ничего не сказал о вас… О том, что спасение близко… Зачем ты скрывал?
– Да я не то чтобы и скрывал. Просто не хотел тебя лишний раз волновать. Ситуация ведь была неопределенная. Спасатели могли нас просто не заметить и уплыть. И что бы ты тогда мне сказала? Что бы ты тогда почувствовала? – прозвучало довольно логичное объяснение действиям Никитенко.
