Когда Лучок подъехал к им же назначенному месту встречи, вся команда была в сборе.
Коробок, Витас и Жгут, оставив свои машины, сидели в девятке Пасесеева.
Увидев подъехавшего Лучка, они вышли навстречу.
– Что случилось, брат? – Пасик широко улыбнулся, пожимая руку Лучку.
– Наверное, мне глушитель поменять решил, – ухмыльнулся Коробок, намекая на место встречи. Влетев еще неделю назад в какую-то яму, он пробил искрогаситель, и теперь его «девятка» заметно трещала при работающем на больших оборотах двигателе.
Однако, заметив, что Лучок не настроен шутить, они сделали лица озабоченными.
– Где Скорый? – подал голос Жгут, лысый широкоплечий парень со шрамом над верхней губой. Он был единственным «безлошадным» в их компании и самым старшим по возрасту.
– В общем, так, мужики. – Лучок с шумом вздохнул, словно собираясь совершить что-то, связанное с риском для жизни. – Скорый скурвился.
Он отвел взгляд в сторону и почувствовал, как все напряглись.
– На днях Вадим на Бобра наехал, чтобы тот его в долю взял. – Он выдержал паузу, давая им переварить сказанное. – Нас кинуть на бабки предлагал.
– Откуда знаешь? – Пасик смотрел в глаза Лучку.
Именно его присутствие тяготило сейчас Игоря. Но, с другой стороны, авторитет Пасесеева был непререкаем, и поэтому сбор он организовал через него. От того, какую позицию займет этот великан, зависело многое.
– Ты яснее выражайся, – подбодрил его Коробов.
Лузин шмыгнул носом:
– Бобер сам сказал.
Ему совсем расхотелось что-то говорить. Мысли спутались в голове. Он в душе даже отругал себя за то, что не подготовился заранее к встрече и не продумал, как вести диалог.
Неожиданно на помощь пришел Коробов. Он всегда отличался тем, что имел свое собственное мнение, не опасался его обнародовать.
– Я давно за Скорым косяки стал замечать. – Он сплюнул. – Сколько он от Бобра получал, кто-нибудь знает? – Выдержав паузу и не дождавшись ответа, усмехнулся: – То-то же.
Воспрянув духом, Лучок вновь перехватил инициативу разговора:
– В общем, Скорый решил пошантажировать Бобра по поводу того, как на самом деле Пешехон умер. И насчет его подстилки, Ольги, тоже намекнул.
– Да ты че?! – не поверил своим ушам Витас. – Он же…
– Он даже доктора предупредил как основного свидетеля. Бобер его на Ясную определил, а они вместе с этим лепилой оттуда чухнули.
– Странно. – Пасик почесал лоб. – А почему Бобер сам с ним счеты решил свести, нам ничего не сказал?
– Он меня попросил его туда отправить. Вас побоялся, думал, может, вы заодно со Скорым.
– А ты сейчас не боишься?
– Нет. – Лучок улыбнулся. – Скорый исчез ночью. Если бы вы были с ним заодно, то я бы это уже понял.
– И что теперь? – Пасесеев вопросительно уставился на Лучка.
– Надо найти доктора, – пожал плечами Лучок. – Со Скорым, Бобер сказал, сам разберется.
* * *
Сергей Волынкин, имеющий в узком кругу прозвище Волына, недолго ломал голову над тем, как выполнить приказ Бобра. Бывший омоновец, он не понаслышке знал, как затыкаются рты в учреждениях, подобных тому, в котором находился Скорый.
Немного поразмыслив, кого взять себе в помощники, он остановился на самом молодом сотруднике охраны Максиме Обухове. Этому невысокому и чрезвычайно подвижному пареньку, своему соседу по дому, он помог устроиться на работу еще при Пешехонове.
Тот согласился составить ему компанию. Однако выбор Волыны был отнюдь не из-за того, что тот чувствовал себя обязанным ему. Просто из всей оравы охранников «Нефптона» Обух единственный не наводил ужаса на окружающих своей внешностью и выглядел вполне обыкновенно, в отличие от накачанных мордоворотов с узкими лбами и неприятным характерным взглядом.
Для начала они направились по тому адресу, где под утро обнаружили пьяного Скоробогатого.
Въехав во двор панельной пятиэтажки и выйдя из машины, Волынкин огляделся.
Двор как двор. Судя по описаниям, Вадима обнаружили у первого подъезда, лежащим прямо на земле.
Желание проявить себя и оправдать доверие нового директора стимулировало и без того богатую фантазию Сергея.
Он вошел в подъезд и не спеша поднялся на пятый этаж, осматривая на каждом этаже двери квартир. Наверху он наконец нашел то, что искал. Дверь со стертой до деревянного основания краской, в нескольких местах пробитая и залатанная фанерой, с прибитым вместо ручки куском ремня.
– Кто? – Старческий голос, похожий на мяуканье простуженного кота, заставил его поморщиться. Он не учел, что не во всех квартирах с подобными дверями могут жить неблагополучные семьи. Есть еще и категория пенсионеров, едва сводящих концы с концами.
– Это из администрации. Социальный отдел, – соврал Сергей, абсолютно не задумавшись, есть ли такой на самом деле.
Дверь открыла сгорбленная худая старушка, закутанная в платок.
– Пройти можно? – громко спросил он.
– Проходите.
Бабка, судя по всему, почти ничего не видела.
– Бабуль, у тебя, никак, со зрением проблемы? – поинтересовался он, проходя в комнату.
– Ой, совсем ничего не вижу, – запричитала та. – Очки внучка сломала. Я их на диване оставила, а она села.
– Внучка, говоришь? – оживился Волына, оглядывая скудный интерьер комнаты.
Старенький телевизор, продавленный диван и обшарпанный шкаф красноречиво говорили о том, что живут здесь люди очень бедные.
– А что новые не купила, раз сломала? – спросил он.
– Да как же она купит? – удивилась бабка. – В школу еще ходит, вертихвостка окаянная.
– Родителей пусть потрясет, – хохотнул он.
– Ой, – хозяйка квартиры махнула рукой и уселась на край дивана. – Отец в тюрьме, мать, дочь моя, нового хахаля нашла. Даже не появляется. Совсем стыд потеряла! О том, что дочь уже взрослая, не думает, живет в свое удовольствие.
Волына повеселел. Еще бы, он нашел, что искал!
– А ты по какому делу? – спросила старуха.
– Мы, бабуль, малообеспеченные семьи на учет берем. Помощь будем оказывать. Я в благотворительном фонде работаю.
– А очки мне можно справить?
– Конечно. Давайте старые, к вечеру будут готовы. А как вашу внучку можно увидеть?
Бабка вздохнула.
– Даже не знаю, где ее черти носят. – Она посмотрела в сторону старенького комода. Судя по учебникам, лежащим на нем, он служил и письменным столом. – А зачем она вам?
– Да тут кое-какую анкету надо заполнить, маленькая формальность. Вы-то, наверное, без очков не сможете.
Она вздохнула:
– Я и писать-то не умею толком. Читаю с трудом, что с ними, что без них. Восьмой десяток идет.
– Ладно, бабуля, давай свое пенсне, вечером заеду. – Остановившись в дверях, он повернулся: – А фотография внучки у вас есть?
– А вот она, на стене. В классе фотографировали. Половину пенсии на эту фотку ушло.
Задержав взгляд на смазливой мордашке, Волына вышел.
Усевшись в машину, он протянул старушечьи очки, переломленные пополам, сидящему на заднем сиденье Обуху.
– Найди мастерскую оптики, пусть сделают точно такие.
– Зачем? – удивился тот.
– Нравятся они мне. Такие же хочу. Давай быстрее, долго объяснять.
Проводив взглядом Обуха, он принялся ждать внучку бабульки.
Время тянулось медленно. За два часа в подъезд вошло всего несколько девушек, но ни одна из них не походила на ту, которую ждал Волына.
Вернулся Обухов, протянув пластмассовый футляр.
– Триста пятьдесят рэ, – выдохнул он. – Мастерская совсем рядом, а я сначала не туда поперся.
Вздохнув, Волына включил магнитолу.
Уже начинало смеркаться, когда во двор вошла та, которую он ждал.
Худенькая девушка с большими серыми глазами, с довольно сформировавшейся грудью, в кофточке и короткой юбке, ничего не подозревая, направлялась к своему подъезду.
Заведя двигатель, Волына тронул машину и, резко затормозив перед ее носом, кивнул Обуху:
– Забирай!
– А-а! – уже после того, как дверца захлопнулась, а машина выехала на проезжую часть, закричала девушка.
– Успокойся! – тряхнул ее за руку Максим. – Ничего с тобой не случится!
Проехав с полкилометра, Волына свернул на пустырь, расположенный между парком Урицкого и какими-то гаражами. Попетляв между кустами еще немного, он остановил машину.
Девчонка молчала, испуганно глядя на Волынкина.
– Отпусти ее, – усмехнулся он, видя, с каким выражением лица его товарищ держит это хрупкое существо. – Ты будто борец сумо.
– Не трогайте меня, – неожиданно звонко выдала девчонка. – Я СПИДом болею!
– А мы ничего не собираемся с тобой делать, – пожал плечами Волына.
– Зачем тогда похитили? – Она перевела удивленный взгляд на Обухова.
– Заработать хочешь? – спросил ее тот.
В глазах девчонки появился интерес:
– Сколько?
– А сколько ты хочешь?
– По таксе, – она оценивающе посмотрела сначала на него, потом на Волыну. – Минет полтинник, а так двести. Плюс за двоих полуторная оплата.
