Рейндж, забыв испросить разрешение, выковырял из пачки «мальборину», потом, спохватившись, передвинул по столу к начальнику.
– Просто абсурд какой-то! – сказал он, окутавшись облачком сигаретного дыма. – Такое со мной впервые: человек был у меня в руках почти десять дней… наркоты под рукой, хоть жо… ешь! И я его не только не смог расколоть, но даже в точности не уверен, того ли человечка мы грохнули!
– По данным «рэбовцев», первого ноября в эфире появлялись рации «духов», особенно активно обменивались в том же Курчалоевском и еще в Веденском районах. Под позывным «Джабраил» на связь с неустановленным лицом выходил и этот твой «дружок», спецы сличили его свежезаписанный базар – переговаривались по-вайнахски – с другими образцами, утверждают, что в эфир выходил Ахмед Исмаилов собственной персоной.
– В гробу я видел таких «друзей»!
– Нет, Рейндж, в гробу ни ты, ни кто-либо другой пока еще его не видел, – покачал головой Шувалов. – Хотя было много желающих поскорее замотать его в саван, да хоть и так закопать! Черта с два! Боевое задание вами не выполнено, ликвидация вам не засчитывается! Это первая плохая новость, которой я и сам не рад. Вторая новость не то, чтобы хуже…
– Да уж куда может быть хуже? – мрачно заметил Рейндж.
– Очень даже может, – заверил его Шувалов. – Эти двое басмачей – их допрашивали раздельно, а потом, как я понимаю, стали конкретно колоть вот в этом направлении – показали, что около двадцатого октября, плюс-минус два или три дня, был большой шурум-бурум… был ночной бой… Потом отскочили в зимний лагерь, это когда уже чеченский спецназ из «Востока»…
– Вот мне очень странно, что они там вообще делали, глухой ночью, на объездной дороге, как-то уж очень быстро они все там нарисовались!
– Отряд попытался им на хвост сесть. Потом, как это часто бывает, внутри отряда стали распространяться слухи… вроде бы той ночью рейдовая группа федералов, действуя из засады, прижучила курьера с крупной суммой спонсорских…
– Что недалеко от правды.
– …перебила охрану и ушла с наличностью, предназначенной джамаату, и даже захватила с собой самого «курьера»! И знаешь, сколько там было бабок? Ровно миллион долларов налом!
Рейнджу полагалось бы сейчас разразиться гомерическим хохотом, но ему было как-то не до смеха.
– Это же провокация, Юрьич, неужели непонятно?! – Он загасил окурок о край хрустальной пепельницы и тут же потянулся к сигаретной пачке за новой «мальбориной». – Неужели ханкалинские особисты клюнули на такую лажу?! Там было четверть «лимона», и ни баксом более, если не считать мелочи, которая у них была при себе! Так вот, значит, откуда дермецом повеяло. Рядовые «духи» что-то там такое наплели… Да откуда им вообще знать о финансовых делах своих амиров?! Я почти уверен, что их, этих двух исмаиловских басмачей, специально зарядили на такое вот паскудное дело!
– Я в этом тоже уверен, иначе этого разговора вообще не было бы! – Шувалов встал из своего кресла, взял стул и сел вплотную к своему сотруднику, так что их головы теперь почти соприкасались. – Тут не все так просто, есть кое-какие нюансы. В том перехвате, о котором я тебе уже говорил, от первого ноября… Исмаилов говорит неустановленному лицу, что он «пробил», какие именно люди из федералов «развели» его на «лимон» «зеленью» и что теперь «мало никому не покажется».
– Это все понты… Хотя, надо признать, жалит этот сучара оч-ч-чень болезненно. А что с особистами? Им что, удалось как-то на нашу группу выйти?
– Ханкалинские контрразведчики, конечно, не в курсе, – понизив голос до полушепота, сказал Шувалов. – Они завели дело, двинули соответствующую докладную наверх, ну а наши особисты, как я понимаю, сразу же сделали стойку. Они, почитай, весь этот месяц маются: согласись, история, в которую ты и твои сотрудники влипли, требовала, по минимуму, серьезного объяснения, а по максимуму – тщательнейшей проверки! Неделю с лишком вы что-то высиживали под самым носом боевиков!
– Не «высиживали», а пережидали, – уточнил Мокрушин. – И не под носом, а устроились прямо в их зубастой пасти! Стоило им только прочухать, что к чему, и щелкнуть клыками, и от нас бы мокрого места не осталось! Гм… Интересно как получается. Выходит, значит, мы «развели» не только чеченов, но и свое родное государство? Почти десять дней хрен знает где ошивались, может, даже на Канары успели смотаться, потом все ж нарисовались, но сдали в казну только четверть «лимона», остальное же «попилили»? Ну а чтоб проще было считать… семьсот пятьдесят тысяч легко делится на троих – мы четвертого своего товарища зверски замучили? Хорошенькое дельце мне тут шьют! Вот видишь, Юрьич?! А ты мне поручил какую-то «книгу» писать! Прошу прощения, но я ни хера, ни буковки не написал. Потому что у нас, видите ли, не война, а контртеррористическая операция! Вот и получается, что такого, как я, могут в любой момент взять за хобот… и судись потом всю оставшуюся жизнь!
– Такого, как ты, Рейндж, не могут, – уточнил Шувалов. – Нам не зря даден особый статус. То, что у тебя сегодня какой-то там чемоданчик отобрали, это все мышиная возня. Измайлову я послал за тобой по двум причинам: во-первых, особисты все ж действуют автономно и независимо, и потому могли быть напряги, но я эту тему уже обкашлял с кем надо и практически снял вопросы. Ну а во-вторых, Алексеич, мне не очень-то нравится то, как ты выглядишь последние две-три недели…
– О! Вспомнил важную вещь, – встрепенулся Рейндж. – Я же кассету принес, Юрьич! Каспийск, теракт на девятое мая, эксклюзив… Ты эту пленку наверняка не видел! И знаешь, нет, ты не поверишь, на этой кассете есть один сюжетец, где в главной роли выступает – кто бы ты думал? – человек, скажу осторожно, похожий на курчалоевского амира…
Мокрушин поднялся со стула и направился к вешалке, где он повесил свою куртку, – кассета была в боковом кармане – но в этот момент зазвонил телефон.
Шувалов подошел к приставному столику и снял трубку внутреннего телефона, обеспечивающего прямое соединение с дежурным оператором в ситуационном центре. Мокрушин увидел, как переменилось у него вдруг лицо, как чуть отвисла, а затем отяжелела нижняя челюсть, как вздрогнула спина…
– Что cтряслось, Сергей Юрьич? – спросил Мокрушин, удивляясь этой внезапной перемене в обличье своего начальника. – Что?
Шувалов медленно вернул трубку на место, затем, глядя куда-то в сторону, каким-то чужим голосом произнес:
– Теракт. Здесь. В Москве. Есть человеческие жертвы…
Рабочий день Александра Паскевича, если только не происходило ничего экстраординарного, обычно делился на две части. Паскевич, тридцатишестилетний московский бизнесмен, специализирующийся на финансовых операциях в сфере недвижимости, появлялся в своем новом представительском офисе на Сретенке в половине девятого утра (пентхаус, оборудованный под городскую квартиру VIP-класса в одном из соседних домов, был очень удобен в плане экономии времени на дорогу на работу и обратно). Паевой инвестиционный фонд «СИТИ-ШФ», – аббревиатура СИТИ, помимо понятного любому грамотному человеку англосаксонского значения, складывается из первых букв слов Строительство, Инвестиции, Технологии, Инновации – хотя и учрежден всего около полугода назад, к нынешнему времени по привлеченным и вложенным в различные проекты средствам уже успел войти в пятерку крупнейших московских компаний данного профиля. Александр Борисович проводил в своем новом офисе от трех до трех с половиной часов, после чего – в районе полудня – перебирался в другой свой служебный офис, несколько скромнее своими размерами и не столь шикарно отделанный, как этот, на Сретенке.
В этом сравнительно небольшом офисе, расположенном в на удивление тихом и покойном месте, – переулок-тупичок всего в каких-то двухстах метрах от ГУМа и Красной площади – работали самые доверенные люди Паскевича, прозванного в узких кругах Барракудой – за свою удивительную способность влет заглатывать лакомые для его бизнеса куски. Здесь же он держал свою «черную» бухгалтерию, в том числе выборочную документацию по лопнувшему не без его участия Ситибизнесбанку и доведенному до банкротства 3-му Московскому ПИФу, здесь же, в этом тихом офисе, проводил рабочие встречи с разными полезными его бизнесу людьми.
Примерно без четверти двенадцать, как это обычно и практиковалось, Паскевич, проинструктировав напоследок своего зама и СПМ – старшего портфельного менеджера компании, – надел плащ и, прихватив с собой кейс с «текучкой», спустился к служебной машине, которая уже ожидала его на личном паркинге почти у самого входа в здание, расположенное на Сретенке. Компанию ему – тоже по обыкновению – составлял старший юрисконсульт Ганецкий, мужчина примерно его возраста, но, в отличие от поджарого, в неплохой физической форме финансиста, обладающий довольно грузной комплекцией (он сначала пропустил Паскевича в салон и только затем сам уселся на заднее сиденье, положив на колени портфель из крокодиловой кожи).
