сможешь. А сейчас поди, кровь из них выпусти.
– Зачем?
– Ты что, скотинку никогда не резал?.. Перечеркни горло от уха до уха и ноги задери, чтобы кровь стекла. Не бойся, они уже мертвяки, а кровь еще горячая, легко пойдёт. Потом их раздень и куски мяса срежь с ног, рук, груди и задниц. Там оно самое мягкое. Уши и носы тоже отрежь. Успевай, пока трупаки тёплые, пока не задубели, после трудно будет. Свежевать не надо, потроха тебе без надобности, запасов и так завались. Меня дня через два разделаешь, когда жар начнётся.
– Тебя?!
– Меня! Я – такое же мясо, как они. Все мы – мясо… Их можешь бросить – зверью тоже жрать надо. Меня, что останется, похорони. Неделю здесь сиди, отъедайся. Жри сколько влезет, пока мясо не испортилось. Остальное на тонкие полоски распусти и над костром, и на ветру высуши – консервы это будут впрок. А как сил поднаберёшься – топай к железке, направление по солнышку и звёздам держи. К людям выберешься, человечинку сбрось. Поймают тебя, скажешь, от своих товарищей отбился, плутал, охотничью заимку нашёл, где еда была. Если урки узнают, что ты их приятелей сожрал, – где угодно достанут. Всё понял?
– Я… я не буду.
– Будешь! Потому что жить хочешь. Сегодня не будешь, через неделю брюхо подведёт, и ты сырое мясо с тел зубами рвать станешь. А сегодня можно не как зверь. Иди, свежуй…
Через месяц Пётр Семёнович вышел к железке. Еще через неделю его поймали. Потому что «мужику» без «малин», ксив и помощи приятелей от зоркого ока органов не спрятаться… Велика страна, но и глаз в ней – миллионы…
* * *
Хрущёв был в комнате один. И пил – один, при закрытых дверях и зашторенных окнах. Наливал до краёв в рюмку водку, опрокидывал залпом, не чувствуя ни вкуса, ни градуса. Он сегодня уже пил, и пил много, потому что в гостях у хозяина не принято отказываться от угощения, и нельзя оставить вино в стакане недопитым – таков грузинский обычай. Если уважаешь хозяина – пей до дна, до последней капли.
– Пей, Никита, пей, – подбадривал его товарищ Сталин. – За мое здоровье пей.
– За твоё здоровье, товарищ Сталин, хоть бочку готов!
– Ты сам как бочка, – пошутил Сталин, и присутствующие дружно засмеялись.
Хотя никому радостно не было. Прежние застолья, когда все искренне веселились, давно минули, да и были ли они вообще… Может, только во время войны, когда все поднимали тосты за Победу. Теперь они тоже смеялись, пели, а Никитка, случалось, танцевал гопака. Но не шёл хмель в головы, не туманил сознание, не развязывал языки. Вина и коньяки пились, как колодезная вода.
– Хочу произнести тост за учеников великого Ленина, которые смогли, следуя его заветам, построить могучее государство рабочих и крестьян и сломить хребет фашизму. За нас!
Все, стуча стульями, встали, подняли бокалы.
В последнее время Сталин всё чаще поминал Ленина, иногда цитируя целые куски из его работ. У него была очень цепкая память, которую он тренировал, еще учась в семинарии, где заставляли зубрить наизусть страницы из Священного Писания.
– Великий Ленин утверждал, что «любое государство есть угнетение. Рабочие обязаны бороться даже против советского государства – и в то же время беречь его, как зеницу ока». Мы забываем заветы Ленина, порастаем жирком, – хозяин кинул взгляд на Хрущёва. – Забываем, что мы лишь слуги народа, который доверил нам власть. Отдельные наши товарищи, оторвавшись от народных масс, возомнили себя новыми помещиками, и этому мы должны дать самую суровую оценку. Мы стремимся к всеобщей свободе, но мы не должны забывать слова Владимира Ильича, который сказал: «Пока есть государство, нет свободы. Когда будет свобода, не будет государства». Наша свобода – это не капиталистическая свобода вседозволенности, но свобода служения народу! Предлагаю выпить за наш народ, народ-победитель и народ-созидатель!
– Слава советскому народу! – крикнул кто-то.
Разом звякнули бокалы.
Все выпили и сели. Это был не тост, это была угроза, как всегда адресованная всем и никому. Хозяин не называл имён, но каждый примеривал сказанное к себе.
– Сейчас хочу сказать тост за наших советских женщин, тружениц и героинь!..
Теперь, сидя в одиночестве, Хрущёв вспоминал, раскладывал каждое произнесённое за столом слово. Он понимал, видел, что тучи сгущаются, что ни сегодня так завтра хозяин перейдёт от тостов и слов к делу, объявив своё окружение «новыми буржуями», а потом врагами народа. И не один он, все этого опасались, потому что видели, как хозяин окружает себя молодыми кадрами, протаскивая их в ЦК и на ключевые должности. Убрать старую гвардию, одномоментно лишив страну управленцев и тем ее разрушив, он не мог себе позволить, исподволь готовя, продвигая и воспитывая для себя новую поросль. Всё это не раз обсуждалось в кулуарах, не впрямую, но всё больше намёками, допусками и предположениями. И хоть были соратники Сталина в борьбе за власть прямыми конкурентами, в этом вопросе проявляли редкостное единодушие, всё больше втягиваясь в интриги против вождя народов. Что им должности, если в любой момент можно головы лишиться? В одиночку никто из них ни на что решиться не мог по определению, разве только Лаврентий, который умел брать на себя ответственность и принимать решения… Остальные предпочитали действовать скопом, чтобы наброситься на одряхлевшего вожака всей стаей.
Хрущёв готов был примкнуть к кому угодно, чтобы не упустить свой кусок пирога, хотя всерьёз его никто не воспринимал. Всегда он был при Сталине и его приятелях на роли клоуна, которого держали в качестве затычки для любой бочки, считая человеком недалёким и мало на что способным. Не было в биографии Хрущёва никаких особых «университетов», не было партийного, с дореволюционных лет, стажа, подпольной работы, царской каторги и героических побед в Гражданской войне. Когда другие создавали партийные ячейки, устраивали «эксы» и каторжанские робы носили, он в «Обществе трезвости» состоял и в футбол гонял. Был Никита сызмальства пастухом и молотобойцем, жил в посёлке Сучий, перебиваясь с хлеба на воду, о чём ему частенько напоминали друзья-приятели. «Не может, Никитка, в такой дыре с таким названием родиться справный малый…» Серенькая биография серенького человека, который свою должность задом высиживал и готовностью в любой момент услужить начальству, хоть даже за водкой сбегать. Мальчик на побегушках… Конечно, там, на местах, Хрущёв отыгрывался по полной, теша своё уязвлённое самолюбие: лихо подмахивал расстрельные списки с именами старых заслуженных партийцев. И всё-таки его никто всерьёз не воспринимал. А это было обидно… Но и было удобно. Держась