не разглашаю. Хоть у кого спросите. Да и не спрашивал никто, куда вас поселили. Это любой мог узнать – и в гостинице вас видели, и как вы туда заходили… Не губите, товарищ капитан, на меня и так Борис Михайлович волком смотрит, а я ни в чем не виновата.
– Невиновных нет, – прошептал стоящий за спиной Казанцев, меланхолично глядя в потолок.
На женщине лица не было. Слезы текли из глаз. Можно представить, что ей наговорил Корбин. Она присела на край стула, извлекла из сумочки носовой платок.
– Прекращайте, Татьяна Викторовна, а то мы сами сейчас разрыдаемся. Вас ни в чем не обвиняют. Эти сведения, как вы верно подметили, мог получить любой.
– Правда? – женщина шмыгнула носом. – Спасибо вам большое. Это правда не я…
«Детский сад какой-то», – подумал Алексей.
Майор Корбин, в отличие от секретаря, слезы не лил (хотя он тоже знал, где живут контрразведчики). Он вышагивал по кабинету, хрустя суставами пальцев. Это было неприятно. В кабинете присутствовал капитан Меркушев, он смотрел волком.
– Я знаю обо всем, Алексей Владимирович, – ворчливо произнес майор. – Милиция примет меры. Уже сегодня усилят охрану общежития, установят новые замки, шпингалеты. Майор Остапенко сказал о вашем предположении, что это тот же человек, что совершил три убийства. Вы сможете его опознать в случае необходимости?
«Среди присутствующих его точно нет», – подумал Алексей. Офицеры госбезопасности пристально смотрели ему в глаза.
– Опознаю, Борис Михайлович, не волнуйтесь. Большая просьба не уделять повышенного внимания ночному инциденту. Жаловаться не побегу, не бойтесь. Но доложить начальству обязан. Мои люди целы – это главное. Не думаю, что преступник сунется вторично. Кто те двое погибших? Их застрелили по ошибке.
– Да, минутку, – Корбин порылся в бумагах на столе. – Это граждане Шевко и Лазарев. Первый – специалист по турбинным агрегатам, прибыл из Архангельска. Собирался перевезти сюда семью. Второй – молодой специалист, имеет белый билет, работал инженером по металлам и металлорежущим станкам. Сообщения об их кончине отправлены руководству завода. Теперь им придется подыскивать новых специалистов.
– Что собираетесь делать, Алексей Владимирович? – капитан Меркушев смотрел исподлобья. Он уже чувствовал, от кого будут исходить новые неприятности.
«Интересно, он знал, где мы живем?» – пришла Хабарову на ум логичная мысль.
– Будем работать, Игорь Николаевич, по заранее составленному плану. Вам не стоит забивать себе голову. Ваши люди проявили пленку, Борис Михайлович? Только не говорите, что не было времени или случайно засветили при проявке.
– Давайте без колкостей, Алексей Владимирович, – проворчал Корбин, доставая из ящика конверт.
Он высыпал на стол стопку фотоснимков. Алексей забрал их, стал перебирать. Сзади подошли Окулинич с Казанцевым, стали, ухмыляясь, смотреть через плечо. Не сказать, что трупы вышли как живые, но были вполне узнаваемы. Специалисты не пожалели фотобумаги, сделали несколько копий.
– Хорошо позируют, черти, – похвалил Окулинич.
– Да, потрясающая фотогеничность, – согласился Казанцев.
– Их кому-то уже показывали? – спросил Алексей.
– Многим, – кивнул майор. – И будем дальше показывать. Но пока их никто не узнал. Ни должностные лица, ни простые граждане.
– Почему? – не понял Хабаров.
– Потому что они не местные, – объяснил капитан Меркушев. – Я тоже вижу этих ребят впервые. Плюс некоторая… неудобочитаемость, если угодно. Мертвые лица отличаются от живых. Видели когда-нибудь фотографии «постмортем»? Этот маразм крепчал при царизме. И не только в России, модное было поветрие. Умершего человека сажали рядом с живыми, и фотограф их всех увековечивал. Чтобы мертвецы не падали, применяли специальные штативы. Снимки на память, так сказать. Забавные были головоломки – угадывать, кто живой, а кто мертвый. Здесь же… Вы бы хоть приличные позы им придали, кровь утерли. Нет ощущения, что это не славянские лица?
– Как определяете? – спросил Алексей.
– Сами знаете. Раса одна… но мы же понимаем, о чем говорим? Может, пришлые диверсанты, окруженцы, застрявшие на освобожденной территории, не знаю. Они имеют такое же отношение к нашему городу, как мы – к Парижу.
– Согласен, – признал Алексей, пряча в карман пару снимков. – Поговорить с ними не удалось. Но отчаиваться не будем.
– Разрешите? – приоткрылась входная дверь, и в кабинет вошла женщина, смотревшаяся довольно эффектно.
«Странно, – подумал Алексей. – Почему Татьяна Викторовна впускает посторонних без боя? Полностью деморализована вчерашними событиями?»
– Ах да, – хмыкнул Корбин и как-то подобрался. – Проходите, Маргарита Львовна… я правильно запомнил ваше имя-отчество?
– Да, Борис Михайлович, у вас отличная память.
Женщина, а за ней и мужчина вошли в кабинет. Они носили серую военную форму с золотистыми погонами. Звания были общевойсковые: мужчина – капитан, его спутница – старший лейтенант. «Береговая служба?» – недоуменно подумал Алексей. Подчиненные в восхищении открыли рты. Барышня была хороша собой, форма сидела как влитая – китель, юбка чуть ниже колен, планшет на портупее. Поблескивали карие глаза. Лицо было вытянутым, немного скуластым. Темные волосы собраны в пучок и спрятаны под пилотку. Сопровождающий был менее выразителен – среднего роста, худощав, с седым ежиком на голове и искривленным носом.
– Здравия желаю, товарищи! – У женщины был негромкий голос, немного ироничный тон. – Это те самые люди, Борис Михайлович, что прибыли вчера из Кингисеппа?
Она была ниже по званию своего сослуживца, но, похоже, играла в дуэте первую скрипку. Спутник предпочитал раньше времени не открывать рта.
– Да, Маргарита Львовна, военная контрразведка, – согласился Корбин.
– Старший лейтенант Верестович Маргарита Львовна, – представилась женщина, подавая узкую ладошку.
Алексей осторожно ее пожал.
– Капитан Хазов Никита Сергеевич, – хрипловато произнес спутник женщины. – Мы представляем Смерш. Прибыли в город катером из Ленинграда вчера днем – с заданием от руководства нашей службы.
– Смерш? – уточнил Алексей. – Вы ничего не путаете, граждане?
– Управление контрразведки наркомата военно-морского флота, – развила мысль Хазова женщина. – Что вас удивляет, товарищи?
– Окулинич, рот закрой, – Алексей пихнул подчиненного. – Ворона залетит.
Женщина улыбнулась. «Вот тебе и береговая служба». Впрочем, на войне случалось всякое. Женщины служили в армии, служили на флоте, и не только в тыловых частях. Одновременно с Главным управлением контрразведки были сформированы аналогичное управление в ВМФ, а также Отдел контрразведки НКВД, подчиняющийся лично товарищу Берии. Все три ведомства занимались схожими вещами и порой путались друг у друга под ногами.
– Уже закрыл, товарищ капитан, – вздохнул Окулинич. – Но он все равно открывается.
Женщину не смущало быть объектом всеобщего внимания. Видимо, привыкла. Как-то подобрался и приосанился капитан Меркушев. Про молодых сотрудников и говорить нечего – перестали удивляться и стали сущими орлами. Женщина пристально посмотрела на Хабарова. Тот готов был сквозь землю провалиться. Вот тебе и не побрился…
– Вчера на рынке вы были в штатском, товарищ старший лейтенант, – пробормотал он.
– Вы тоже были в штатском, товарищ капитан, – не растерялась женщина.
– Вы знакомы? – насторожился Корбин, украдкой переглянувшись с Меркушевым.
– Ну, если это
