Он перетянул резинкой кривую, неряшливую пачку и в дрожащих ладонях вручил ее жене.
– Сколько здесь? – спросила она, небрежно кидая пачку в дорожную сумку.
– Тридцать…
– Мало, – проявила необыкновенное стяжательство Мила.
– Но-о-о…
– Или мне позвонить маме?
Черт с ними, с деньгами! Лишь бы быстрее ушла, и с концами! Юдин вынес в прихожую стул, встал на него и стал выламывать рейки подвесного потолка. Мила следила за мужем с веселым интересом.
– Вот еще десять, – сказал Юдин, протягивая Миле запыленную и горячую от лампочек пачку долларов.
– Еще! – потребовала жена.
Все к черту! Все! Юдин, сжимая в руке отвертку, словно грозное оружие, забежал в гостиную и принялся раскурочивать колонки домашнего кинотеатра. На ковер посыпались пухлые пачки: одна, вторая, третья…
– Это все, – задыхаясь от работы, сказал Юдин и вытер грязный пот со лба.
– Ой ли? – скептически уточнила жена.
Конечно же, она знает, что это еще не все. Ее уже не обманешь, как прежде. Даже если Юдин будет говорить ей чистую правду, она не поверит ни единому его слову. Он опустился на четвереньки и стал выламывать паркетные дощечки.
– Какой ты, оказывается, бережливый затейник! – заметила жена. – Наверное, хранил нам на старость, так ведь? Заботился о семье, думал о нас с тобой? И как все аккуратно сделано – дощечка к дощечке, никогда не догадаешься, что там наш семейный тайник…
– Хватит издеваться! – взмолился Юдин, сунул руку под пол и вынул оттуда полиэтиленовый мешочек. – Вот! Это последнее! Больше ничего нет! Забирай и уходи!
Он кидал тревожные взгляды на окна. Уж очень быстро светает!
Мила затолкала пачки денег в спортивную сумку, вжикнула «молнией».
– Но это еще не все, – сказала она.
– Тебе этого мало? – взвыл Юдин и зачем-то рванул на груди рубаху. Все высосала из него! Всю его жизнь и все его накопления! Все женщины одинаковые, все они кровососки! Гнать ее отсюда! И выкинуть эту гадкую женщину из памяти!
– Ты должен написать расписку… Вот тебе ручка, бумага… Пиши: «Я, Юдин Александр Анатольевич, не возражаю против расторжения брака…»
Такую расписку он напишет с удовольствием! И даже каллиграфическим почерком. Чтобы у работников загса никаких вопросов не возникло. Чтобы они прекратили затянувшуюся агонию этой идиотской семьи гербовой печатью. Шлеп – и динозаврик не жена Юдину более. Не жена!
Он старательно писал под ее диктовку.
– «…и никаких материальных претензий к ней не имею», – диктовала Мила. Потом она внимательно перечитала, что он написал, аккуратно сложила листок пополам, спрятала в сумку, сделала Юдину ручкой и ушла.
Ушла. Ушла! Ушла!! Юдин подпрыгнул молодым козлом, хлопнул в ладоши, присел, изобразил руками какую-то замысловатую фигуру. Ему хотелось сплясать гопака… Но не сейчас. Потом. Он должен как можно быстрее упаковать Гертруду Армаисовну в мешок и вынести на улицу. Найти в каком-нибудь чужом дворе мусорный бак и кинуть ее туда. И покончено с этой страшной историей! Он ничего не знает. Пушкин подтвердит, что Гертруда Армаисовна ушла от него живой и невредимой и пропала где-то по дороге домой. И денег у Юдина никаких нет. Пусть сыщики взломают все полы, разобьют все стены, обрушат все потолки в его квартире. Хорошо, если найдут долларов сто. Нет никаких улик! Юдин чист, как писсуар в платном туалете… Вот только… только…
Он вдруг испугался того, что мог в суматохе забыть об очень важной улике. Во-первых, туфли Гертруды Армаисовны. Их непременно надо надеть ей на ноги. А во-вторых, ее сумочка. Там может быть еще какой-нибудь компромат.
Юдин кинулся в прихожую. Мила в порыве эмоций зашвырнула сумочку в угол между зеркальным шкафом и входной дверью. Юдин сел на пол. Надо вытряхнуть из сумочки все содержимое. Скорее же, скорей! Юдин никак не мог открыть «молнию»: ушко на бегунке было отломано. Он тряхнул сумку. Судя по звуку, внутри было полно всякого хлама. Не лучше ли разрезать ее ножом?.. Юдин торопился, ломал ногти о зубчатые края «молнии»…
И тут он почувствовал чью-то руку на своей голове. Если бы ему на голову упала бетонная плита, то ощущение было бы приблизительно такое же. Юдин обмер. Не в силах вздохнуть, с трудом превозмогая гипсовую неповоротливость шеи, он медленно обернулся и чуть не сошел с ума.
Перед ним, покачиваясь на нетвердых ногах, с закрытыми глазами, стояла Гертруда Армаисовна.
– Ы-ы-ы-ы… – вырвалось изо рта Юдина.
Этим звуком он необыкновенно точно выразил все свои чувства и мысли. Неопределенно короткий проме-жуток времени Юдин боролся с разрывающими его желаниями: покорно отдать себя на съедение покойнице или оказать ей отчаянное сопротивление. Пока он решал, как ему лучше поступить, Гертруда Армаисовна разлепила веки и нетрезвыми глазами посмотрела на него.
– Простите, – невнятно пробормотала она. – Кажется, я уснула… Что ж вы меня не разбудили?.. Который уже час?
Не получив ответа, Гертруда Армаисовна направилась в туалет. С оскорбительно-тупым выражением на лице Юдин прислушивался к звукам, которые оттуда доносились. Потом зашумела вода, и Гертруда Армаисовна снова предстала перед его очами. Юдин мысленно отметил, что у покойницы очень даже здоровый цвет лица и все конечности сгибаются легко и без скрипа. По-видимому, с ней вполне можно было бы завести полноценное общение, но Юдин не знал, о чем люди говорят в подобной ситуации. У него на уме вертелся только один вопрос: «А вы разве не умерли?», но задать его он никак не решался.
– Ну как? Вам понравилось?.. – спросила она, собирая раскиданные по квартире туфли. – А вот кофе у вас дерьмо. От него еще больше спать хочется.
Юдин не сразу заметил, что у него раскрыт рот.
– Не сердитесь, – виноватым голосом сказала Гертруда Армаисовна, причесываясь перед зеркалом. – Я сама не пойму, как так получилось. На меня вдруг навалилась такая страшная усталость. Я думала, что полежу немножко, но даже не заметила, как уснула… Подайте, пожалуйста, сумочку.
Она ловко подцепила ногтями сломанный бегунок, раскрыла «молнию» и вынула оттуда пластиковый файл с каким-то документом.
– Распишитесь, пожалуйста, где галочка, – попросила она, протягивая документ Юдину. – Вы подтверждаете, что экстрим-агентство «Сламбер» оказало вам все оговоренные услуги в полном объеме и у вас нет претензий по качеству.
Юдин ровным счетом ничего не понимал.
– Какие услуги? – едва смог вымолвить он. Из-за того что рот его был постоянно открыт, язык успел высохнуть и потому двигался с большим трудом.
– Что значит какие? – безразличным голосом произнесла Гертруда Армаисовна, продолжая смотреть на себя в зеркало. Она послюнявила пальчик и пригладила брови. – «Нашествие монгольского хана» и «Ограбление банка». Остросюжетные интерактивные инсценировки в режиме реал-тайм и нон-стоп.
– А зачем расписываться? – с неугасающим страхом Юдин смотрел то на Гертруду Армаисовну, то на документ.
– Но вы же не имеете к нам претензий? – удивилась Гертруда Армаисовна. – Актерский состав, на мой взгляд, сыграл безукоризненно. Импровизаций и элементов неожиданности было предостаточно. Да и я, мне кажется, не ударила в грязь лицом, выложилась до конца.
Юдину показалось, будто в нем начинает переворачиваться что-то огромное, тяжелое, вроде корабля, который тонет, заваливается на борт, и из воды поднимается гигантский киль… Его душила стремительно созревающая мысль, что он совершил какую-то страшную ошибку, где-то по-крупному лоханулся.
– А как же банк… Банк ведь не тот? И столько убитых…
Гертруда Армаисовна повернулась к Юдину, вскинула одну бровь, посмотрела на него строго:
– Вы меня не пугайте, Александр Анатольевич. Хватит прикидываться! Финиш! Игра закончена! Если хотите продолжить, то нам сначала надо определиться с сюжетом. И, конечно, вам придется заплатить деньги. – Гертруда Армаисовна тряхнула головой, изобразила офисную улыбку и протянула ладонь. – Всего доброго! Спасибо вам. Будем рады снова видеть вас!
Сказав это, она закинула сумку на плечо и вышла из квартиры.
Юдин смотрел на закрытую дверь, и его сознание было чем-то сродни кухонному баку для пищевых отходов: там и хлебные огрызки, и капуста из борща, и рыбные косточки, и картофельные очистки, и раскисшие кусочки пирожного. Событийный хаос никак не укладывался в его голове. Почему Гертруда Армаисовна воскресла? Выходит, она и не умирала? Может, омнопол давно просрочен, выдохся? И в банке никого он не лишил жизни? И ограбления не было, а была безостановочная, напичканная импровизацией, остросюжетная, интерактивная инсценировка в режиме реал-тайм и нон-стоп? Все инсценировка, от начала и до конца?
Юдин вдруг заплакал. Потом засмеялся. Потом снова заплакал. Зашел на кухню, смял приготовленный мешок и затолкал его под мойку. Мила берегла его к осени, когда придет время заготавливать картошку. Можно, конечно, всю зиму покупать в супермаркете – мытый и расфасованный по паре килограммов, но Мила экономила деньги Юдина, покупала дешевый картофель у мужиков, торгующих с машин, сама перла на себе мешок, дома перебирала, укладывала в картонные коробки и хранила на балконе. Она на всем экономила, мучаясь угрызениями совести, что Юдин приносит домой несоизмеримо больше денег, чем она. Она вообще умница, хозяюшка, хранительница домашнего очага. Она благородна, великодушна, она прощала ему все – измены, подлость, ложь…
