Судя по испитому голосу, это был алкаш с моего этажа, отец Бори – парня чуть моложе меня, большого любителя съездить покопать на места сражений времён Великой Отечественной. С Борей я иногда перекидывался парой слов, с его папашей – здоровался. Открыв людям правду и облегчив душу, сосед замолк. Отправился дальше слушать Михаила Круга, наверное.
– Очко тоже губит, – ухмыльнулся Слава, – если слабое.
– Не обращай внимание на синюгана, его там «белочка» грызёт, – я открыл машину и запустил двигатель.
Мы выехали на проспект Мориса Тореза и погнали к Выборгскому шоссе. Слава потыкал пальцем в кнопки магнитолы, заботливо оставленной испанцами. Сразу включился блатняк. Было весьма занятно узнать, чем услаждают слух в пути члены древнего рыцарского Ордена.
– О, песни злобных чифирастов! – подколол я Славу, чтобы он быстрее переключил на другой канал. Наверное, корефан на зоне к этой музыке притерпелся, а меня от неё уже воротило с отвычки. – Они там чифиру напьются, сядут на корточки в кружок и начинают тереть: чифир-мифир-калорифер. Все такие блатные, уши пыром, бивни через раз…
– Калорифер – это такой нагревательный прибор, – Слава сменил частоту. – А что такое мифир?
– Это что-то такое, что стоит между чифиром и калорифером. На калорифере обычно сушат носки, а чифир – напиток из чая. Наверное, мифир – это напиток из носков. Берут заношенные носки, засушенные на калорифере, ломают, мелко крошат и заваривают, как чифир. Получается мифир. Зэки напиваются его и круто прутся.
– Представляю, как от старых потников можно забалдеть, – оскалился щербатым ртом Слава, который и сам не любил приблатнённых сидельцев.
Взгляды у нас во многом совпадали. Служивший в армии Слава, по понятиям, был «автоматчик», я – тоже не блатной. Потому мы в отряде и скорефанились. Союз разума и силы вкупе с опытом Петровича заставил себя уважать. На зоне наша семья была в авторитете.
О мифире мне было что сказать, и не только о нём. В СИЗО я насмотрелся на экзотические пристрастия аборигенов знаменитого архипелага.
– Вставит будьте нате. Да что там чифир-мифир! Я видел, как человек пепел жрал. Сидел с нами в Крестах такой чёрт-закатай-вату. Дадут ему кусок булки, он с хабарика на неё пепел стряхнёт и ест, животное! Говорил, что по вкусу на яичницу похоже. Потом от изжоги мучался по полдня.
– У нам в отряд дурака привели, когда ты, Ильюха, уже освободился. Он гуталин хавал. На чернягу намазывал и ел, а потом тащился. У него губы и язык становились чёрные, и дерьмо – как гуталин.
– У нас один в хате с зубной пастой так поступал.
«Когда за дверь своей тюрьмы на волю я перешагнул, я о тюрьме своей вздохнул,» – всплыли в голове строки Жуковского. Как ни крути, а ностальгические базары о тюрьме сравнимы только с разговорами об армии. Но срочную мы со Славой не служили, а вот о неволе воспоминания были ещё свежи.
– По жратве другой прикол был, – оживился корефан. – Со мной на Крестах сидел пенсионер. Ему дачки не приходили, но когда другие выделяли децл, он делал так: кладёт таблетку колбасы на хлеб и ест, носом колбасу сдвигая, пока не упадёт. Потом считал, что бутерброд с колбасой навернул. Старый был совсем, уже дедушка. Наверное, сидел дольше, чем я живу.
– Вот для таких эти песни и поют, – сказал я, чем окончательно перечеркнул любые стремления послушать гнусный шансон.
Вдвоём со Славой ехать куда было веселее, чем с испанцами, поэтому я не заметил, как оказался в Юкках. Я загнал машину в лес, развернув передком к дороге, чтобы в случае экстренного отступления можно было сразу рвануть. На разведку направились пешком.
Коттедж с арабами стоял на месте.
Мы прошли вдоль забора. Посёлок был безмолвен.
– Который час? – спросил Слава.
– Два без двух минут.
– Время рабочее, все в городе, – прикинул корефан и посмотрел на меня. – Давай глянем, что во дворе творится.
– А не засекут?
– Видишь, нет никого! Давай, подсади.
Я припомнил штатовские боевики, присел, упёрся спиной в забор, сцепил в замок пальцы. Слава легко поставил ногу, подпрыгнул и ухватился за верх ограды. Подтянулся, свесился и протянул руку.
– Держись.
Слава втащил меня наверх. Прежде, чем спрыгнуть, я огляделся. Забор был высотой метра два с половиной, с него хорошо было видно, что творится на соседних участках. Похоже, что обитатели посёлка дружно убыли в город. Это облегчало задачу.
Мы соскочили вниз. К счастью, сторожевыми собаками новорусский посёлок не изобиловал.
– Давай определимся, – сказал Слава, – прикинем, какие тут есть ходы-выходы, чтобы по ночнику не путаться.
За этим дело не стало. Деревенских сараюшек и курятников на участке не было. Из хозяйственных построек имелся только гараж.
– Заперто, – подёргал я двустворчатые ворота.
Мы обошли дом. Задняя дверь оказалась приоткрыта.
– Опа! – вырвалось у меня. Сдуру.
В коттедже кто-то был! А мы только что разговаривали в голос и преспокойно разгуливали по двору…
– Не заперто, – осклабился Слава. – Зайдём?
Прежде, чем я успел возразить, друг потянул дверь и внедрился в тамбур. Мне ничего не оставалось делать, как последовать за ним.
Вторая дверь тамбура вела на кухню. Слава повертел головой и двинулся дальше. Он стал спокоен, как удав. Нехорошее такое спокойствие. По опыту общения с ним я знал, что это лишь затишье перед бурей.
Корефан уверенно прошёл в жилую половину. За коротким коридорчиком находилась гостиная. Там негромко бормотал телевизор.
Ситуация живо напомнила мне сказку о заячьей избушке и хитрой лисе. Лиса сначала одной ногой в сенях упросила постоять, потом обеими, потом у печки погреться, а затем и вовсе выжила зайца на улицу.
«Однако же, какая чушь в голову лезет перед боем!» – ощущая мандраж, я вытащил из-за пояса ТТ.
Слава резко прыгнул вперёд. Из коридора я не разглядел, что случилось. Послышался звук сдвигаемой мебели и падение чего-то тяжёлого. Слава поозирался, глянул куда-то вверх и ринулся по лестнице на второй этаж. Двигался он удивительно быстро. От его неторопливой уверенности не осталось и следа. С пистолетом в руке я поскакал за ним. Корефан уверенно рванул на себя дверь и заскочил в комнату. Я увидел оторопелое смуглое лицо сидевшего за компьютером человека, потом его заслонил Слава.
Синеватым огнём блеснул кортик. Фидаин успел только гортанно вскрикнуть. Налетевший с разбега корефан сбил жертву на пол и навалился, погружая клинок глубоко в тело. Умирающий коротко зашипел и умолк.
Монитор бесстрастно показывал пустынный пейзаж какой-то «стрелялки». Похоже, перед смертью хашишин резвился в виртуальный антитеррористический рейд по ливийским пескам. Лучше бы за воротами следил, мудак!
Слава оттолкнулся, пружинисто встал, вырвал кортик из груди фидаина.
– Минус два, – сообщил он. – Пошли дальше.
Мы осмотрели все комнаты, но больше никого не нашли. Спустились в гостиную, обставленную в восточном духе: тахта, большущий ковёр на полу и разноцветные подушки, телевизор на низком столике. Гостиная была оклеена светленькими обоями европейского фасона. Азиатское гнездо на полу выглядело позднейшим напластованием. Заметно было, что коттедж сменил хозяина. Телевизор показывал криминальную хронику. Трупы были с обеих сторон экрана.
Оглянувшись, я увидел, что Слава обыскивает карманы убитого им фидаина.
– Ты что там делаешь?
– Деньги ищу.
Тут я вспомнил, что не поделился со Славой полученным от Эррары авансом.
– Да чёрт с ним, деньги у нас есть!
– Может, у него оружие найдётся, – Слава снял с запястья убитого часы и надел себе на руку.
Я не стал спорить и пошёл в гараж. Машины не было. Под верстаком я приметил канистру. Подошёл, тронул за ручку. Канистра была полная.
– Ты чего тут шаришь, Ильюха?
– У нас вроде бы было задание выжечь змеиное гнездо. Кажется недвусмысленно сформулировано.
– Ну да, – сообразил Слава. – Тогда я ещё колёса захвачу.
– Колёса-то нам зачем?
– Чтобы лучше разгоралось.
Он взял пару старых покрышек. Мы свалили их в гостиной на труп араба, полили из канистры, не забыв окропить диван и деревянную лестницу на второй этаж. Я попытался провести дорожку на улицу, но бензин кончился.
– Да ладно тебе, Ильюха, факелом зажгём.
Слава открыл окна, чтобы сквозняк не дал огню задохнуться, осторожно взял за чистый угол облитую бензином подушку и вышел на крыльцо.
– Открывай калитку, – сказал он. – Сейчас запалю, и рвём когти.
Я отодвинул засов на железной дверце, врезанной в ворота.
– Готово?
– Готово!
Слава достал из кармана блестящую трофейную зажигалку. Откинул колпачок, чиркнул. Подушка занялась ярким оранжевым пламенем.
– Валим!
Он зашвырнул подушку в дом и прыгнул к воротам. Наружу вырвался клуб огня, едва не догнав корефанову спину. Я врезал ногой по калитке и выскочил со двора. Огляделся. Никого.
Мы бежали сломя голову. Прочь от полыхающего дома. Казалось, что сейчас послышатся крики соседей, кто-нибудь вызовет ментов и пожарных, и вообще всё будет плохо.
