Он стоит в нерешительности, потом все же уходит.
Наверное, он прав. Надо прежде выключить фары.
* * *
Алик снова вынырнул из темноты, лицо у него озабоченное.
— Ну что? — спросил я.
— Все-таки сел.
— А-а… Меня другое беспокоит. Из подъезда так никто и не вышел. Ты бывал в этом доме раньше?
— Конечно.
— Здесь есть черный ход?.
— Нет.
— Значит, убийца спрятался в. одной из квартир.
— Думай, что говоришь. На первых двух этажах квартиры не заселены. Но они стоят на охране, и проникнуть туда никто не может.
— Как это — не заселены?
— Ну, резервный фонд. Возьмут, к примеру, нового главного инженера на предприятие, вот ему на первое время с мебелью, со всем…
— Понятно. А выше?
— На третьем этаже — квартира директора. А вторая — его зама. Но тот с семьей в отпуске и вернется не раньше чем через неделю. Обе квартиры тоже на охране, без хозяев туда никто проникнуть не может.
— А выше? — я достал сигарету и начал ее разминать.
— Ямщиковы. Ну, та женщина, к которой он… — Алик замолчал и потер лоб. — Какой маразм — цветы среди ночи… Наверное, грабитель хотел открыть дверь, а тут он…
— Ты же сказал, квартира на охране? Кстати, кто-нибудь знал код?
— Я знал, мне приходилось иногда завозить в его отсутствие кое-какие… в общем, по делу. Он давал ключи. Он мне доверял. Уж не думаешь ли ты?..
— Нет, не думаю. В это время ты находился в машине, это уж я точно знаю. Расскажи мне теперь про женщину.
— С какой стати ты меня допрашиваешь?
— Видишь ли, когда приедет милиция, нам не мешает хотя бы смутно представлять, что произошло на самом деле. Мы ведь с тобой пока единственные… и пока еще свидетели.
— Ты полагаешь, могут подумать, что это мы…
— Почему бы нет, если не найдется более достойной кандидатуры?
— Это ты, ты это сделал… Ты пошел следом за ним…
Я посмотрел на него, засмеялся и прикурил сигарету. Впрочем, мне было не так уж весело.
— Я довольно шустрый малый, верно? Задушил человека, которого увидел в первый раз. Но почему? Из-за корзины роз? Не валяй дурака. Расскажи про женщину.
— Она… работала у него секретаршей. Ну, а потом начались разговоры, и он перевел ее в какой-то отдел, попросту придумал должность. Не знаю, в чем заключались ее служебные обязанности на новом месте. Кстати, и личные отношения в последнее время разладились…
— Какого же черта надо было устраивать канитель с цветами?
— Не знаю.
— Что ж, пойдем к этой деловой женщине. Кстати, оттуда и позвоним в милицию.
Некоторое время он стоит на месте, а потом нехотя идет за мной. Нам предстоит путь мимо темного этажа, где на полу лежит удавленник.
Дверь на четвертом этаже приоткрыта, и пока я еще преодолеваю последние ступени, распахивается окончательно. На пороге стоит женщина, невысокая, стройная, с роскошной черной гривой волос. Она смотрит на меня изумленно, пока не видит за моей спиной Алика.
— Ну, наконец-то, — говорит она, — мы больше часа ждем. А где Николай Петрович? Он не с вами? Мы его ждем, я все время прислушиваюсь…
— Разве мимо вас никто не проходил? — спрашиваю я.
— Нет… — взмах ресниц в мою сторону.
— Это точно?
— Ну, конечно. Дверь на лестницу была открыта, потому что мужчины все время выходили курить. Я даже слышала, что этажом ниже кто-то спускался и поднимался. Думала, это он, и после особенно прислушивалась… А вам, собственно, что надо?
— Надо позвонить по телефону, — отрезал я.
— Вы в своем уме? — ноздри тонкого носа возмущенно расширились.
— В своем, — я кивнул и посмотрел на нее с интересом.
Странные глаза… Большие и зеленые, они то словно светятся изнутри, то вдруг темнеют.
— Нам надо позвонить в милицию.
— В милицию? — растерянно переспросила женщина.
Я подумал, что еще никогда не встречал женщины, которая бы мне сразу понравилась и не нравилась. Она была как-то по-звериному красива, а с такими женщинами опасно расслабляться.
— Да. Этажом ниже лежит труп.
Она сначала недоуменно переводила взгляд с меня на Алика, потом сказала:
— Проходите в квартиру. Расскажете толком.
И, закрывая дверь, выглянула на лестницу. Будто покойник крался за нами по пятам…
* * *
— У вас гости? Может, лучше поговорим в другой комнате? — я сделал попытку опомниться и остановился в коридоре.
— Идите, — сказала она с некоторой резкостью, взяла меня за руку и буквально потащила за собой. Мне бы не понравилось, если кто-то другой так распоряжался. Но сейчас ее пальцы, тонкие, холодные и нервные, удерживали лучше любого капкана, я думал уже не о трупе в подъезде, а о женщине, которая вела меня за руку…
В комнате горел только торшер, но когда мы вошли, она выпустила мою ладонь и включила верхний свет. Я молчу и разглядываю присутствующих. У окна стоит громила лет сорока, он словно висит над всеми. Слегка улыбаясь, громила смотрит на нас, потом говорит:
— Вот этого, — показывает на Алика, — знаю. А вот этого — палец в мою сторону — вижу в первый раз. Рита, кого ты привела?
— Он говорит, — женщина посмотрела на меня, — внизу кого-то убили.
Немая сцена. Рита просит меня рассказать подробнее, но я предоставляю говорить Алику, а сам слушаю. Вернее, в основном смотрю на женщину, а слушаю вполуха. Но это не значит, что я не разглядел остальных. В комнате находится еще одна девушка, рыжая, угловатая и всклокоченная, как подросток. Она стоит, прислонившись спиной к стене. И, наконец, невообразимо толстый человек, ну прямо гора жира.
— Та-ак, — сопит толстяк. — Скверная история. А может, это очередной дурацкий розыгрыш нашего общего приятеля? Он ведь считает себя фигурой оригинальной и думает, что его выходки всем доставляют удовольствие.
— Нет, не похоже, — говорит зеленоглазая женщина.
— Тогда точно скверная история, — кивает толстяк. — Скверно, что это случилось, когда мы все тут собрались. Единственное утешение, — он шмыгнул носом, — что у всех нас есть алиби. Я правильно говорю? — он обращается к громиле. — У нашей милиции это так называется?
Тот только усмехается.
— Мы все находились в этой комнате, — толстяк снова повернулся ко мне. — Правда, кто-то выходил курить на лестницу… А где Копылов?
— Здесь… — я слышу голос из-за спины, оглядываюсь и вижу аккуратного молодого человека.
Молодой человек достает из кармана расческу и проводит ею по идеально уложенным волосам.
— Я выходил на кухню принести из холодильника водку, — произносит он, — а что произошло?
— Человека убили, — говорит Алик.
— Неужели? — Копылов поднимает брови. — А где?
— Этажом ниже.
В прихожей в это время звонит телефон, и зеленоглазая женщина уходит. Я жду, пока она поговорит, чтобы потом позвонить в милицию.
— Та-ак, — толстяк складывает руки на животе и смотрит на меня, — вы, значит, приезжий? Из столицы?
— Верно, сегодня приехал.
Возвращается Рита.
— Звонил муж, — она словно отмахивается рукой, — я сказала, в какую историю мы попали.
— И про ремень с пряжкой, которым задушили, тоже сказала? — вдруг спрашивает громила.
— При чем здесь ремень?
— Так, к слову. Кажется, я видел такой…
— Не говорите ерунду, — женщина презрительно кривит рот.
— Это не ерунда, — взрывается Копылов. — Нам ведь скоро придется отвечать на разные вопросы…
— А ведь он прав, — качает головой толстяк.
— Эти засранцы ворвались и сообщили, что кого-то там убили, а всех нас поставили в щекотливое положение…
— Ну-ка, полегче, — не выдержал я.
— Не надо, — тихо просит женщина.
Минуту смотрю на толстяка, и он постепенно тускнеет, опускает голову. Я разжимаю кулаки.
— Очень дикий молодой человек, — громила вдруг небрежно усмехается и добавляет. — Очень. Док, вы родились в рубашке, он наверняка бы вышиб вам вставную челюсть, не вмешайся наша девочка. У нее реакция, как у кошки. Как у большой черной кошки, — он беззвучно хохочет, словно сказал что-то остроумное.
Я уже успокоился, но женщина не отпускает мою руку и как-то странно смотрит на меня. Потом говорит:
— Пойдемте на кухню. Я должна вам объяснить…
Мы идем вдвоем на кухню, она достает из пачки сигарету, зажимает ее губами и прикуривает. Губы у нее нервные, пухлые и кажутся влажными от блестящей помады. Делает несколько затяжек и ломает сигарету в пепельнице. Там уже полно таких ломаных.
— Здесь собрались уважаемые люди, с положением, они бы не хотели быть втянутыми в такую историю, — наконец говорит она.
— Это, конечно, интересно, — я киваю, — только мне какое дело?
— Я вас прошу позвонить в милицию минут через пятнадцать, когда гости уйдут.
