Я ничего не жду, ни на что не претендую. Просто хочу понять, куда я попал тридцать три года назад. В моем возрасте сын плотника из Назарета создал величайшую религию на земле, а Будда уже совершил большую часть своих аскетических подвигов. Впрочем, я не об этом. Человечество есть волна, бегущая к земле обетованной...
За моей спиной раздался характерный щелчок. Кто-то снял пистолет с предохранителя? Моя рука машинально потянулась к наплечной кобуре. Я медленно повернул голову и увидел слегка подержанную, но все еще привлекательную блондинку с пышными волосами, которая тщетно пыталась добыть огонь из зажигалки со сбитым кремнем. К ее полным чувственным губам, накрашенным ярко-красной помадой, прилипла сигарета. Наверное, если бы Мэрилин Монро благополучно вышла замуж, она выглядела бы такой же усталой. Хотя и менее вульгарной. Наверное, всю жизнь эта блондинка мечтала купаться в роскоши, а когда ее мечта осуществилась, обожралась своим счастьем. Небрежно висящее на бретельках слегка помятое «простенькое» платьице за тысячу долларов подтверждало мою догадку.
– Чего уставился? – не презрительно, а как-то даже полупрезрительно проговорила она. – Помоги даме прикурить.
– Эта сигарета очень идет вам, – сказал я, не обращая внимания на ее тон. – Но если бы я был волшебником, я превратил бы ее в орхидею.
Черт меня дернул флиртовать с ней. От бесконечного стояния в «привратницкой», от этого постылого времяпрепровождения сатанеешь настолько, что готов уже на все, даже на заигрывания с богатой женщиной бальзаковского возраста. Лень – двигатель прогресса, скука – двигатель любви. Впрочем, в моем случае это чувство в его наиболее распространенной – поверхностной – форме имеет под собой несколько иное основание: если я осмеливаюсь любить, то я бросаю вызов той жизни, которая каждый день склоняет меня к ничтожеству.
Блондинка смерила меня долгим изучающим взглядом, повертела сигаретой и, немного подумав, бросила ее на тротуар.
– Почему ты торчишь на улице, а не внутри, как это положено по инструкции? – вдруг поинтересовалась она неожиданно властно.
– А вы что, новый начальник службы безопасности?
– Не твое дело.
После этой фразы мне окончательно расхотелось флиртовать с ней. Пусть годзилла выдумывает для нее комплименты и упражняется в галантности. Кто она такая? И почему так разговаривает со мной?
– Я иногда спрашиваю себя: а что, распоряжение начальства разве не повод задуматься? И прихожу к печальному выводу. Увы, не всегда.
На всякий случай я решил быть необидчивым и предельно толерантным.
– Это почему же?
– Внутри помещения обзор ограничен. Чтобы владеть обстановкой, мне нужно видеть все.
– Ладно, расслабься, – милостиво разрешила она. – Духота какая, с ума сойти. На меня жара действует отупляюще. Вообще жаркая погода.
– А на меня всякая погода действует отупляюще.
– Вижу, парень ты неглупый, проехаться по ушам умеешь. Ты давно здесь работаешь?
– Ваши документы...
– Что? – опешила она.
– Должен же я знать, кому выбалтываю секреты фирмы. Может, вы промышляете финансовым шпионажем или готовите покушение на моего шефа. У вас в корсете нет отравленного кинжала?
– Значит, ты здесь недавно, – усмехнулась она. – А кем до этого работал?
– В графе «Разное». Вообще-то моя основная специальность – ваятель женских грез. Я помогаю ненадолго забыться. На большее в этой жизни рассчитывать нельзя.
Она взглянула на меня по-новому, сквозь нежную дымку своих серо-голубых глаз.
– А телохранителем ты когда-нибудь был?
– Да. Уитни Хьюстон осталась мной весьма довольна. Мы с ней даже снялись в фильме с одноименным названием. Ладно, пойду немного по коридору погуляю, от рук отобьюсь, – сказал я, открывая входную дверь с эрмитажной ручкой.
– Стой, ты куда пошел? Ты не туда идешь. Садись в автомобиль.
Она уже диктовала мне свою волю. Кому это может понравиться?
– Попрошу обращаться со мной, как с ценным железнодорожным грузом, – сказал я спокойно и одарил ее вежливой ледяной улыбкой.
– То есть?
– Не переправлять толчками, не пропускать через горки.
– Не ершись. Я просто хочу знать, что ты собой представляешь.
– Мне известна разница между контрольным выстрелом и предупредительным.
С этими словами я закрыл за собой дверь. Перед зеркалом мне захотелось продублировать свою вежливую ледяную улыбку, но получилось совсем не то, что я ожидал увидеть. Я назвал бы эту мимическую композицию «рабочим оскалом секьюрити». Глупый разговор. Да и как еще может вести себя мужчина со слаборазвитой инфраструктурой (дом – работа без вариантов) с богатой женщиной? Обычный выпендреж, натужное остроумие и мучительное желание казаться значительнее, чем ты есть на самом деле. Но я не выгибал спину, не заискивал, когда меня гладили по головке, не бросался на все блестящее и не ловил вожделеющим взором волшебный миг удачи. Может быть, это и есть то, что мы называем достоинством.
* * *
Как говорил знаменитый сыщик Ниро Вульф, распоряжаться событиями мы не можем, но должны делать так, чтобы они происходили. Оказывается, пять минут досужей болтовни с состоятельной дамой могут значить для карьеры рядового охранника больше, чем годы упорных тренировок и все его предыдущие заслуги. Мои профессиональные качества не интересовали никого – решающую роль в продвижении по службе сыграла моя способность говорить женщинам приятные, ласкающие слух вещи. Поэтому когда на следующий день я занял свой пост, начальник службы безопасности огорошил меня известием:
– Ты здесь больше не работаешь.
И ухмыльнулся – широко и многозначительно.
– То есть как? – спросил я, испытывая нарастающую внутреннюю потребность встать на дыбы.
– Ты переведен в «личку».
Это означало, что с сегодняшнего дня я стал телохранителем со всеми вытекающими отсюда последствиями – новый босс, новая зарплата, новый график работы, ну и, конечно же, новые заморочки.
– И знаешь, кого ты будешь оберегать от дурного глаза?
– Начальника валютного отдела? – предположил я в шутку.
– Бери выше. Жену Дробышева.
Услышав фамилию председателя правления банка, я сразу сообразил, с кем имел дело вчера и кому так опрометчиво представился «ваятелем женских грез».
– Получать будешь от пятисот и выше. Но дамочка не подарок. Никто больше двух недель не выдерживает.
– Если она попросит потереть ей спинку в джакузи, я возьму расчет...
– Нет, тут другие прибамбасы. Очень капризный характер. И самое главное – у нее куча денег и масса свободного времени. Баба просто с жиру бесится – магазины, презентации, казино... Сам понимаешь, дорвалась до сладкой жизни.
– Понимаю, – сказал я, не зная, радоваться мне или печалиться ввиду такой перспективы.
– Что я должен делать? Куда бежать, за что хвататься?
– Езжай прямо сейчас по адресу...
Начальник службы безопасности протянул мне желтый приклейной листочек с домашним адресом и пожелал ни пуха ни пера.
Спустя полчаса я подошел к огромному, напоминавшему нагромождение сказочных теремов дому, построенному по спецзаказу нескольких сверхбогатых семей, и нажал кнопку домофона. Дверь мне открыл вахтер с бицепсами Шварценеггера. По внутреннему телефону он связался с госпожой Дробышевой и, получив подтверждение, предложил мне подняться на третий этаж. На лифте.
– Спасибо, я пешком.
– Здесь нет лестницы.
– А если я застряну?
– Лифт имеет автономный источник питания.
– Хотел бы я работать в этом доме лифтом...
Жена банкира встретила меня так, словно я был мелким домашним животным, которому не разрешается запрыгивать не диван, лежать на подушках и грызть веточки герани. Своим подчеркнуто пренебрежительным отношением к моей непритязательной особе она сразу поставила меня в определенные рамки, выходить за которые я не имел права.
– Найди музыку, – сказала она, даже не поздоровавшись со мной.
Я мельком взглянул на горы аппаратуры, встроенной в темно-вишневую стенку, и без труда отыскал ручку настройки радиоприемника. На розовом стеганом халате своего «объекта» я старался не акцентировать внимание. Человек, для которого я пустое место, сам является для меня таковым.
– Как говорил один ди-джей, музыка стимулирует работу слухового аппарата, – заметил я мимоходом.
– Дурак твой ди-джей.
Из динамиков полилась медленная расслабляющая музыка изумительной красоты.
– Оставь. Будем считать, что с первым заданием ты справился.
– На сегодня я могу быть свободен? – учтиво поинтересовался я.
На сей раз она жестко сфокусировала на мне свой взгляд. В нем сквозило недовольство. И ни намека на улыбку.
– Будешь шутить, когда выполнишь остальные тридцать три.
Она опустилась в кресло, обитое тканью с узором леопарда (я не удивился бы, окажись она действительно шкурой леопарда), и на миг закрыла глаза. Потом широко распахнула их и судорожно, словно утопающий, заглатывающий порцию воздуха, вздохнув, сказала:
