Волгин пристроился на табуретке рядом с койкой, раскрыл удостоверение, подержал перед лицом потерпевшего. Вроде бы тот что-то разобрал.
– Уголовный розыск. Я понимаю, какое у вас состояние, но поговорить тем не менее надо. Буквально два-три вопроса. Здесь и сейчас.
Мужчина, помедлив, мигнул.
В вену его правой руки была воткнута игла капельницы, и Волгин спросил у вертевшейся рядом сестры, кивнув на склянку с препаратом:
– Это надолго?
– Да. И даже если вы подождете, писать он все равно не сможет.
– Понятно. – Сергей развернулся к мужчине. – Вы меня хорошо слышите? Я буду задавать простые вопросы. Если ответ «да» – вы моргните, если «нет» – не моргайте. Понимаете? Это очень просто! Понимаете?
– «Да».
– Вы помните, что с вами случилось?
– «Да».
– Вас нашли на пустыре между улицами Горьковской и Чкаловской. Вы живете где-то рядом? На Горьковской?
– «Да».
– Вы живете в квартире? У вас есть родственники?
– «Да».
– Дом номер девятнадцать? – Волгин вспомнил место, где потерпевший перебежал дорогу перед его машиной.
– «Да».
– Вы знаете человека, который на вас напал? Вы с ним знакомы?
– «Да».
– Да?
– «Да, да!» .
– Преступник был один?"
– «Да».
– Это была ссора по личным причинам? ::– «Да».
– —Вы потом, когда поправитесь, мне скажите фамилию преступника?
Потерпевший закрыл глаза и больше их не открывал, а после паузы, показавшейся Волгину очень длинной, а на самом деле – секундной, мотнул забинтованной головой, и грудь его исторгла мучительный хрип.
– Сестра, – позвал Сергей очень тихо, но девушка услышала его в коридоре и вбежала в палату.
Посмотрев на металлический агрегат, который гудел и мигал красно-зелеными лампочками в изголовье больного, она замахала на опера руками, сделала страшные глаза и выставила за дверь. Получилось все это у нее очень ловко, Сергей не успел даже и слова сказать… Хотя что тут говорить, все понятно. Разве что попросить «телефончик», чтобы вечером звякнуть и договориться о встрече; девчонка-то симпатичная и без обручального кольца… Хотя они, в больницах, наверное, все без ювелирных украшений ходят?
В своем кабинете на третьем этаже Северного районного управления внутренних дел Волгин тоскливо посмотрел на три папки с оперативно-поисковыми делами, которые через полтора часа надо было представить на совещании у прокурора. На таких «сходняках» документы, как правило, оценивают на вес и резюме зависит от умения докладчика тридцатью фразами сказать то, что помещается в двух. Два ОПД, в коричневых картонных корочках, содержали в себе по сотне с лишним листов каждое, третье же, в обложке нежно-голубого цвета, смотрелось непристойно тощим. К тому же оно было самым ранним по срокам заведения. То, что Волгин принял дело в производство от другого опера несколько дней назад, ответственности не снимало. Ночью надо было не спать, а готовиться…
Времени не оставалось. Порывшись в ящиках стола и сейфе, Волгин собрал пачку «бесхозных» протоколов, разбавил их парой фототаблиц по давним, уже раскрытым, убийствам, и все это вставил в папку голубого цвета.
Получилось очень даже симпатично. За оставшиеся минуты он успел пронумеровать новые бумаги и часть из них занести на бланк описи – первую страницу ОПД.
Когда собрался уходить, позвонил Кузенков:
– У меня, кажется, есть информация…
2. Несколькими днями раньше
"Ранней весной, когда светит яркое солнце и девушки ходят раздетые, заказным убийством в Москве никого не удивишь.
Три машины – серебристый «лексус» с важной персоной и два черных джипа сопровождения замерли у светофора.
Расположившись перед окном в квартире на шестнадцатом этаже жилого дома, наемный киллер по кличке Гуманоид поднял к плечу автомат, нашарил прицелом то место под крышей машины, где должна была находиться голова жертвы, и стал медленно жать спусковой курок.
"Да, неспроста «лексус» прозвали «мерседесом» от «тойоты», – подумал он прежде, чем грянули выстрелы… ""
– Андрюха! Заканчивай херней маяться, иди сюда! Все готово… – позвали Акулова.
Закрыв, книжку, он спрыгнул на пол и сделал три шага до маленького столика, плотно заставленного мисками с немудреной закуской. По местной традиции миски именовались «шлемками», а столик, закрепленный таким образом, чтоб мог вращаться вокруг вертикальной стойки, – «вертолетом».
– Присаживайся, – собутыльники потеснились, освобождая место.
Как и на любой милицейской пьянке, посуда была самой разнокалиберной. Преобладали металлические кружки разных цветов и объема, только , одному достался стаканчик из пластика. Водка была уже разлита. Понемногу. Две поллитровки на восьмерых – все равно, что слону дробина, несмотря даже на долгое воздержание, так что экономили, стремясь продлить удовольствие.
Тост Акулов прослушал. Сказано было что-то обычное, так как никакого особого повода для застолья не имелось, просто удалось раздобыть спиртное.
– Понеслись, – сосед толкнул Андрея локтем. – Спишь?
Акулов, который, действительно, о чем-то задумался, торопливо поднял свою кружку – самую простую, из щербатого серого алюминия, изрядно помятую с двух боков.
Чокнулись довольно громко. Как будто специально бросали вызов тем, кто мог оказаться за дверью: слушайте, господа начальники!
– Бодяжная! – проглотив, скривился бывший комвзвода ППС.
– Достань получше, – возразил ему следователь,который занимался добычей спиртного и воспринял упрек на свой счет. – Здесь тебе не «Гавана»…
Пэпээсник, дернув щекой, отвернулся. Напоминаний о ночном клубе с именем кубинской столицы он не любил. Полтора года назад, охраняя клуб по неофициальному договору с директором, пришлось разнимать пьяную драку. Разнял – но у одного из скандалистов оказались столь сильные травмы, что прокуратура быстро завела уголовное дело, а сам, прапорщик из действующего мента превратился в бывшего сотрудника – бээса.
– Не ссорьтесь, – сидевший между ними майор из ОБЭП приобнял их за плечи и подмигнул зашуганному худосочному пареньку, меньше года прослужившему в пожарной охране. – Наливай, чего зеваешь? Ну, за наш коллектив!
Поначалу пьянка протекала вяло, совсем не так, как в служебных кабинетах, гаражах или актовом зале патрульного батальона. Выпив, молчали, раздумывая о своем, и слышалось только звяканье кружек да скрежет «весел» по «шлемкам»… Да еще громко чавкал сосед Акулова – тот самый пожарник. Кому другому Андрей сделал бы замечание, и с наибольшим удовольствием – организовавшему застолье следаку, «влетевшему» на взятке, но цепляться к пареньку он не хотел. И так парню досталось немало…
Костя Сидоров жил в небольшом поселке неподалеку от города. Отслужив срочную, хотел устраиваться в милицию, но один из друзей, демобилизовавшихся раньше, переманил в огнеборцы. Выдержав испытательный срок, Сидоров столь бурно отметил зачисление на должность, что поутру проснулся без ксивы. Расскажи он начальству все честно – и ничего б, по сути дела, ему не было. Наказали бы, конечно, но чисто формально. Однако кто-то из старослужащих, к которым Костя обратился за советом, предложил подать заяву в отделение. Якобы ограбили. Ментам, мол, все равно, один «глухарь» погоды не делает, зато для Кости – гарантированное избавление от проблем. Костя, похмелившись, заявил об ограблении, причем не в городе, где работал, а по месту прописки. Дежурный заявление принял, не моргнув глазом, но местный опер, которому досталось разбираться с заявой, в ограбление не поверил. Будучи не очень грамотным в плане юридических тонкостей, но обладая здравым смыслом, он рассудил, что на территории колхоза «Советский», где доживали трое старушек и два старика, пятерым неизвестным лицам кавказской национальности, отметелившим пожарника, взяться просто неоткуда. Сидоров «раскололся» за восемь минут. Справедливости ради стоит отметить, что от подачи заявления до момента истины прошло несколько дней, в течение которых Костя успел не только успокоиться, но и отыскать свой документ, о чем он простодушно и написал в своем чистосердечном объяснении. Пил, напился почти до чертиков, ксиву выронил у подруги, когда хвастался назначением; наутро все позабыл и, наверное, никогда бы уже не вспомнил, но девушка проявила сознательность и разыскала его сама. Претензий он не имеет и уголовное дело просит не возбуждать в милицию обратился по недомыслию.
* * *
Оперативник отнесся к Сидорову снисходительно. В качестве отступного принял баллон самогонки, заяву списал в архив без последствий для Кости, так что все бы было забыто, но тут случилось в «Советском» убийство, и не угарно-пьяная бытовуха, какие нет-нет, да и сотрясали иногда колхозную землю, а нечто в здешних краях невиданное. Такое, отчего и в неизвестных кавказцев, и в пьяных чертей начнешь верить. Под покровом ночи были зверски зарезаны 59-летняя женщина и ее 35-летняя дочка;перед смертью обеих изнасиловали. То ли маньяк залетный объявился, то ли кто из местных механизаторов «беленькой» перебрал.
