– Иначе нельзя, – сказал я. – Глупо экономить на здоровье. А у вас плавочки хорошие.
– Правда? – смутилась девица. – И чем же они хороши? – Быстро поправила юбку и (будь я проклят!) немного покраснела.
– Ну, это… – нашелся я, – удачно оттеняют ваши щиколотки.
Она смеялась, смотрела на меня с прибывающим интересом, изумрудные чертенята прыгали в зеленых глазах. Волосы у корней темные, отметил я. Это хорошо, значит, мозг еще сопротивляется. Я нес какую-то пургу – о привычке путешествовать по нашей пока еще необъятной родине, о тоске по женскому плечу, о том, что красивые глаза – это ВСЁ в женщине, а остальное приложится. Она с сомнением качала головой, представилась Анютой, а после десятиминутного знакомства сказала, что я ей очень понравился как мужчина (хорошо, не как женщина) и она, в принципе, согласна прожить со мной до утра. А сто пятьдесят долларов – разве деньги в наше время?
Мы выпили перед уходом, я еще пошутил, что пить в России – без пользы, а не пить – нет смысла. Алкоголь бурлил в голове, я пытался завладеть ей на лестнице, она смеялась и несла прекрасную чушь о старомодных представлениях, о любви к горизонтальным плоскостям. Вот если бы я добавил еще пятьдесят долларов, она бы отдалась хоть на дверной ручке…
Ситуацию из-под контроля я не выпускал. Всматривался в темень лестничных пролетов, убедился в наличии классической волосинки в двери моего номера, а шампанское мы пили только после того, как я собственноручно его открыл и разлил в чистые бокалы.
У нее и впрямь оказались интересные трусики. Малый лоскуток площадью четыре квадратных сантиметра и две веревочки, похожие на леску. Она избавилась от одежд, оставила только это и, покачивая бедрами, удалилась в ванную комнату. На пороге обернулась, глазки лукаво блеснули.
– Расправь кроватку, милый. И – как там в песне поется? – вся ночь впереди, разденься и жди.
– Слушаюсь, сударыня, – шутливо козырнул я.
Подождал, пока закроется дверь, подскочил с кровати, нацелившись на сумочку, висящую на спинке стула. Но скрипнула дверь, образовалась забавная мордашка, и я застыл в позе, как будто собрался совершить гиперпространственный прыжок.
– Позируешь? – спросила Анюта.
– За спичками, – объяснил я, как сумел. – Ты мойся, а я покурю.
– А-а, – протянула она. – Я хотела спросить – вода горячая есть?
– Была, – кивнул я. – Клянусь, до похода в бар точно была.
– Странно. – Она пожала плечами, парируя мой взгляд ниже серебряного крестика. – А на втором этаже вчера не было.
Дверь закрылась. Потекла вода. Я терпеливо ждал, приготовив на всякий случай зажигалку и сигарету. Дверь отворилась без скрипа, вылупилась любознательная физиономия.
– Действительно есть вода, – резюмировала Анюта, посмотрела на меня как-то странно и в третий раз удалилась. Сработал шпингалет. Зашуршала шторка. Я выждал несколько минут, высосал сигарету. Потом добрался-таки до дамской сумочки и начал исследовать ее содержимое. Вспомнился анекдот про железную трубу в женском ридикюле: у Анюты действительно такая была! Я вынул ее, уставился, не веря глазам. Сантиметра четыре в диаметре, закрашенная белой краской (женский вариант?), с аккуратно снятыми фасками, чтобы не попортить маникюр. Подбросил на руке. Ну и ну. Типичный тяжелый элемент. И чего только не найдешь в неприспособленном для этого месте… Впрочем, помимо трубы, ничего особенного не было. Ни удостоверения сотрудницы спецслужбы, ни шпионской аппаратуры. Косметика, гигиенические салфетки, презервативы (можно сэкономить на своих). Российский паспорт извещал, что ее владелицу зовут Анна Дмитриевна Соколова, двадцать девять лет, прописка томская, два года в разводе, детей Всевышний не дал, резус отрицательный, а группа крови первая. Я прощупывал сумочку, выискивая потайные карманы, когда за спиной раздался вкрадчивый голос:
– Потерял что-то, милый?
Я чуть кусок горла не выплюнул. Повернулся, испытывая некоторое неловкое ощущение.
– Прости. Долго объяснять. Так надо. Я должен знать, с кем связал свою жизнь до утра. Это тебя не волнует мое имя, а мне твое глубоко небезразлично. – Подумал и добавил: – Гражданка Соколова.
– Может, зубы мои посмотришь? – она прищурилась.
– Смотрел уже, – вздохнул я. – Не бери в голову, ладно? – Я обнял ее – гладкую, белую, впопыхах обмытую…
А потом все было славно и трогательно. Мы бормотали какие-то глупости, занимаясь серьезным делом. Я уверял, что обычно не пользуюсь услугами барышень «особого назначения» (чистая правда, между прочим). Она шептала, что совсем недавно ступила на скользкую стезю – жизнь заставила, а вообще она женщина правильная, мало испорченная, можно сказать, не целованная. Я тактично помалкивал – все они так говорят. В принципе, мне было приятно. И ей со мной было неплохо. Мы устали, как будто неделю рыли колодец.
– Спокойной ночи, детка.
Она проворковала «угу, мой милый» и уткнулась мне под мышку. «Неужели ей совсем не интересно, как меня зовут? – с легкой обидой подумал я. – Или… знает?»
Я проснулся в два часа ночи – сильно обеспокоенный. Начал думать, чем. Гостиничный номер в тюремную камеру не превратился, Анюта посапывала, где и положено. Было что-то неправильное… События минувшего дня проплывали пунктирами. Это запомнилось, это не очень… Я чуть до люстры не подлетел! Человек с окладистой бородкой в баре, увлеченно воркующий с дамой! Ведь была же мысль, что лицо знакомое! Убрать бородку, убрать «маскировочные» очки… Чем не капитан Орлега?!
Я откинулся, обливаясь потом. Может, показалось? Не такое уж оригинальное у Орлеги лицо. Работник службы безопасности алмазного прииска в зоне Каратая, скоро год, как мы с рядовым Балабанюком (мир его праху) умыкнули Орлегу с места его трудоустройства, натянув на голову мешок. Участник заговора против Благомора – интеллигентный офицер, высшее образование, «новый декабрист»… Пожалел я его, не отправил к праотцам, а лишь хорошенько саданул по загривку. Рука у меня тяжелая, не меньше полугода он был обязан проваляться в больнице. Может, и провалялся, кто его знает, столько воды утекло с прошлого лета… Медицина у нас хорошая, снова трудится на своих хозяев. Праведной местью томится?
А гражданка Соколова? Подсунули? Чего же она тут дрыхнет без задних ног, вместо того чтобы душить меня своими уникальными трусиками? Или не в теме гражданка?
В дверь постучали – размашисто, напористо. Дыхание перехватило. Сердце забилось, как барабан африканского племени. Я потряс за плечо Анюту.
– Эй, Соколова, подъем, у нас гости…
Очень к месту вспомнился анекдот. Стук в дверь. «Кто там?» – «Не бойтесь, не гости».
– Да иди ты… – забормотала она, отползая от меня на край кровати. – Это горничная, кто же еще…
В два часа ночи?!
– Немедленно откройте! – прогремел глухой металлический голос. – Милиция нравов! Нам известно, что в вашем номере находится проститутка!
– Ух, ё… – Анюта подпрыгнула, засуетилась, схватила зачем-то подушку, пометалась немного и, утробно урча: – Бежим, бежим… – припустила к окну. Отбросила штору, схватилась за шпингалеты. Рамы со скрипом стали отворяться. Свежий воздух ринулся в комнату, продул голову.
Не проснулась еще? Третий этаж! Голышом, расправив крылья? Я схватил ее за осиную талию, отволок от окна.
– Убьешься, глупая…
Спокойствие, только спокойствие. Мысли выскакивали из головы, не успевая пройти обработку. Уместна ли паника? Если это действительно милиция нравов… «Минуточку! – Я похолодел: – Какая, на хрен, милиция нравов???»
Снаружи, видимо, поняли, что «осажденные» (не все) не утратили способности размышлять. Мощный удар вынес дверь! Я швырнул путану под кровать – похоже, наше знакомство заканчивалось полным безобразием. Но это уже не спасало. Зловещая тень шагнула в номер. Прозвучал хлопок. Взвизгнула женщина. Вот уж воистину, при сильном испуге у них атрофируется небольшая доля мозга, ответственная за ВСЁ. Вместо того чтобы лежать на полу и сопеть в прикроватную тряпочку, ее куда-то понесло. Мелькнуло тельце. Нападающий расценил это как атаку. Хлопнуло. Сдавленный хрип, нагая женщина покатилась по полу. Жар в голове. Адреналин буквально зашкаливает. Я бросился под ноги злоумышленнику. Кто такой? Лица не видно! Технично сбил его с ног. Но тут ворвался второй. Чувствуя, что пуля уже на подходе, я применил толчковую правую, прыгнул на кровать. Затрещали пружины. Хлопнул выстрел – с глушителем били! Не передать, какой привлекательной становится жизнь, когда пытаются ее отнять! Я увернулся от пули – разлетелся настенный светильник, – долетел до открытого окна и вывалился наружу! «Третий этаж!» – вспомнил уже в полете…
Отчасти романтично – голый мужчина вылетает ночью из окна. Про ощущения не будем. Я извернулся спиралью… и схватился обеими руками за край стального кронштейна, на котором был установлен кондиционер. Конструкция прогнулась, но я уже перебирал руками, перехватился за укосину из двутавровой балки, подтянулся. Окно оказалось приоткрытым – кому тут жарко? Пристроился боком на карниз и кувырком послал себя в помещение…
