— Ничего это не напоминает тебе, Сережа?
— Нет. А что? — встрепенулся Челищев. Федосеич помолчал, покачал головой укоризненно.
— Да, многое ты подзабыл… Основной принцип дзю-до был когда-то открыт человеком, который вот так же смотрел на заснеженные деревья. Снег гнет ветки, и чтобы не сломаться под тяжестью, им нужно склониться до самой земли. Тогда снег сам соскользнет, а ветки распрямятся… Силу противника нужно использовать против него же.
— А если противников слишком много?
— Слишком много — как раз не очень страшно: они обязательно будут мешать друг другу. Тебе же нужно лишь сделать правильный отсчет своих движений. Побеждает не тот, кто самый сильный, а тот, кто правильно концентрирует свои силы в нужном направлении…
— Знать бы это направление, — невесело усмехнулся Сергей.
— Это знание живет в тебе, постарайся услышать его… Оно заложено в каждом человеке, но большинство не желает с ним считаться…
Помолчали. Покачивающиеся на ветру заснеженные ветки завораживали Сергея, словно гипнотизировали. В шелесте снега и свисте ветра слышались какие-то знакомые голоса…
— Пойду баню топить, а там — поужинаем да и спать пораньше ляжем, — голос Федосеича вывел Челищева из оцепенения, и он тряхнул головой:
— Егор Федосеич… Я вчера вам что-нибудь рассказывал?… Ну, такое, не совсем обычное?… Старик усмехнулся:
— Да уж наговорил — три вагона арестантов… Не знаю даже — верить ли или бредил ты… На антибиотик какой-то жаловался… Ты что, водку еще и таблетками какими-то заедал?
Сергей опустил глаза:
— Нет. Антибиотик — это человек такой, точнее — нелюдь. Я… Вы лучше забудьте все, что я говорил… Мог сболтнуть что-нибудь, что вам беду принесет.
Федосеич нахмурил брови:
— Ты, Сережа, за меня не решай, что мне лучше… И стращать меня не надо, поздно уже. Я все свое давно отбоялся, оттого и покой в душе обрел. Болтливостью я и смолоду не отличался, а расспросить тебя вчера должен был — мы давно не виделись, и я понять хотел, что за человек ко мне пришел.
— Ну и что за человек, каково заключение? — попытался иронизировать Челищев.
— Человек пока что… Раз душа болит… Не жалел ты, видно, душу-то свою, всю ее поранил… Ладно, пойду баню топить… За ужином поговорим, если захочешь…
После бани Сергея совсем разморило, он размяк и вдруг, неожиданно для самого себя, начал рассказывать Федосеичу все свои злоключения — подробно и без прикрас… Старик слушал, не перебивая, лишь изредка прихлебывал из кружки остывший чай. Потом они долго сидели молча, пока наконец Сергей не поднял голову:
— Что мне теперь делать-то, а, Федосеич? Старый тренер посопел в кружку, потом взглянул Челищеву прямо в глаза.
— Это ты сам решить должен, Сережа. Только сам, и никак иначе… Одно только скажу: жизнь никогда не захлопнет за тобой одну дверь, не открыв другую… Думай, Сережа, думай… А сейчас — пошли спать. Завтра тебе вставать рано, если днем в Питере хочешь быть.
Утром Федосеич отдал Челищеву выстиранную и выглаженную одежду и подвез его на мотоцикле в Лугу.
— Ну, с Богом, сынок… Я в тебя верю, ты — хороший парень, переможешь беду и себя обретешь. Меня знаешь как найти, всегда тебе рад буду. Береги себя.
Они обнялись, и Сергей, не оглядываясь, пошел на вокзал…
Днем он уже был в Питере и сразу начал искать Виктора Палыча. Антибиотик словно ждал его звонка — сидел в кабинете «У Степаныча». Особой радости, услышав голос Сергея, он не выказал и добрым дедушкой не прикидывался.
— Нашлась пропажа? Нагулялся?
— Да я, как сказали — Доктор передавал, чтоб через три дня… — начал оправдываться Челищев, но Антибиотик перебил его:
— Ладно. Потом переговорим. Подходи к восьми вечера на угол Энгельса и Луначарского — там такой длинный дом стоит. Ко второй парадной подходи, тебя встретят и ко мне проведут. Все.
Антибиотик повесил трубку. Сергей поехал домой — переодеться и умыться с дороги. У подъезда хозяина дожидалась его «вольво». Сергей погладил машину по заснеженному крылу:
— Хорошая ты моя… Смотри-ка, дождалась, не угнали тебя, на части не растащили.
С поднявшимся настроением он вошел в квартиру, долго прибирался, вытирал скопившуюся пыль, потом тщательно побрился, вымылся, надел чистую рубашку и незаметно для себя задремал в кресле. За час до назначенного Антибиотиком времени Сергей проснулся, потянулся, радуясь возвращающейся в тело силе, смастерил себе на скорую руку чашку кофе и отбыл.
«Странное место выбрал Виктор Палыч для разговора, — думал Челищев по дороге. — Интересно, почему к Степанычу не пригласил? Конспиративную хату завел, наверное…»
Двор огромного П-образного дома, стоявшего на углу Энгельса и Луначарского, был пустым и темным. Сергей вышел из машины и, не торопясь, пошел ко второму подъезду. Он не оглядывался, поэтому не заметил, как скользнули за ним три тени. Они бесшумно настигли Челищева, и внезапно Сергей ощутил, что на него сзади напялили грубый длинный мешок, через который в грудь уперлось острое лезвие:
— Жить хочешь?! Тиха будь!
На руках Сергея щелкнули наручники, и его, придерживая с двух сторон, куда-то быстро повели. Взревел мотор автомобиля, чьи-то руки нагнули Челищеву голову, а потом толкнули в спину. Он упал на заднее сиденье автомобиля, и почти сразу его перекатили на пол. Невидимки сели в машину. Те, кто устроились сзади, поставили ноги на Сергея и на всякий случай кольнули его ножом.
— Тиха, тиха…
Машина рванулась вперед. Сергей попытался устроиться поудобнее и сразу же заработал пинок каблуком под ребра:
— Тиха, би-илять, скимаузе![2]
Волна липкого страха накрыла Челищева, но он попытался сосредоточиться и просчитать ситуацию.
«Кто это? На милицию не похоже. Совсем непохоже… Комитет? Им такой цирк зачем? Говорили с кавказским акцентом… Кто? Гурген? Зачем? Мы расстались нормально… Чечены? Зачем?! Кто знал, что я здесь буду? Антибиотик… Но могли и от дома вести. Куда везут? Спокойно, спокойно… Если просто замочить хотели — уже грохнули бы… Значит, разговаривать будут… Кто?»
Машина шла на приличной скорости, и Сергей догадался, что его вывозят за город. После резкого поворота налево дорога стала хуже, ухабы и ямы заставили похитителей снизить скорость. Машина сделала еще несколько поворотов и остановилась. Челищева грубо вытащили и, толкая в спину, заставили идти. Терпкий запах навоза, пробивавшийся даже через плотный мешок, вызвал у Сергея предположение, что он находится на какой-то ферме. Его втолкнули в теплое помещение, щелкнули ключом наручников, но только для того, чтобы, надев на каждое запястье по отдельному браслету, приковать его руки к стулу… Челищева, похоже, оставили одного. Хлопнула дверь, и с улицы отдаленно донесся чей-то голос, говоривший на незнакомом гортанном языке… Снова хлопнула дверь, вошедший зажег свет, а потом сдернул с Сергея мешок.
Сергей огляделся. К своему удивлению, он обнаружил, что сидит прикованным к стулу в чистой и неплохо отделанной комнате, напоминавшей гостиничный номер: дорогие обои, ковровое покрытие на полу, хрустальная люстра под невысоким потолком.
Прямо перед Челищевым стоял плечистый крепыш. Его вислый нос, крепкие белые зубы и густая трехдневная щетина убедительно свидетельствовали о том, что родина незнакомца лежит где-то рядом с хребтами Кавказа.
— Ты кто такой и зачем… — Договорить Сергей не успел — крепыш ударил его подошвой зимнего сапога в лицо. От этого удара Челищев вместе со стулом кувыркнулся на пол, сразу же поблагодарив судьбу за то, что пол в комнате застелен паласом.
— Э-э, давай так, я тут спрашиваю, а ты свой рот поганый будешь открывать, когда я скажу, да?
Кавказец одной рукой, рывком, поставил стул вместе с Сергеем на место, и того поразила эта страшная, какая-то первобытно-зверская сила.
— Ты куда шел, а? Куда?
Сергей молча дернул щекой и отвернулся.
— Куда шел, билять?
Страшный удар кулаком в лицо снова швырнул Челищева на пол. В голове зазвенело и зафонило, как в испорченном телефоне. Кавказец снова поднял стул, Сергей облизнул кровь с губ.
— Гыде твой хозяин, а?
Челищев сплюнул кровь прямо на пол и выдохнул:
— Хозяин у тебя есть, а я сам по себе, сам себе хозяин.
На этот раз кавказец проявил разнообразие — одновременно ударил Сергея ногой справа и рукой слева, так что стул лишь качнулся туда-сюда, но устоял. Видимо, в какой-то момент Сергей отключился, потому что, когда он открыл глаза, горец с любопытством изучал его записную книжку. Увидев, что Сергей очнулся, белозубый сын гор ткнул книжкой Челищеву в лицо.
— Это телефон… Чей? Чей?!
Книжка была раскрыта на букве «А»: кавказец показывал Сергею телефон Антибиотика, вернее, телефон кабачка «У Степаныча».
