Пуля попала милиционеру в висок. Его голова резко дернулась в противоположную сторону, брызнув на плечо кровью. ОБЛОМовец, разжав пальцы, выпустил Спарки и упал лицом в проход к игровому залу.
— А это от меня! — произнес Павел в гарнитуру.
Спарки, панически ухватившись за автомат, шипя сквозь зубы, сделал пару выстрелов по Читеру, но Павел словно предвидел это событие и… и попросту чуть отпрыгнул в сторону выстрелив в Спарки. Милиционер получил пулю в глаз и, выронив, свой Калашников, шлепнулся на спину, широко раскинув руки.
— А это за малыша Ипполита! — приземлившись после прыжка, сказал Павел.
Из-за стены внезапно появился еще один правоохранитель в маске. Он направил АкМ на Пашу. Но тот его опередил, молниеносно вскинув угловатый ствол и прострелив ему шею. Милиционер, выронив Калашников, схватился за горло и упал на колени. Он страшно хрипел, сильно выпучив глаза. Между его пальцами, которыми он обхватил горло, начала сочиться кровь. Через миг ОБЛОМовец упал с колен лицом в пол.
— А это за Бобо — космическую обезьянку!
Сказав это, Павел встал с корточек и пошел в игровой зал, переступая трупы ОБЛОМовцев. Там творилась жуткая паника. Клабберы рвались прочь из клуба, но кто-то не выпускал их. Они толкались, кричали и грязно ругали друг друга. Через них пробирались, жестоко расталкивая всех, кто у них был на пути, два милиционера в масках с автоматами. Павел, спрятав в кобуру под мышкой пистолет, подобрал с пола Калашников последнего застреленного им правоохранителя. Держа автомат в одной руке, он сказал:
— Кто-то не угостил меня своими булочками…. Теперь ВЫ заплатите за это!!!
Он взял автомат обеими руками и, передернув затвор, стал стрелять по толпе. Первая пара пуль врезалась в спину темнокожему парню в блестящей черной кепке и черной безрукавке с белой надписью „Iron“. Затем орущей писклявым голосом блондинке в сером с полосками пиджаке „Jeechada“, мужчине с длинными зачесанными назад волосами, брюнетке в купальнике, шатенке….
— Телок наплодилось, а лес валить то некому, автобаны строить, уголь добывать, — выдавливал из себя Павел дрожащим от отдачи голосом.
Но вряд ли его кто-то слушал.
Обезображенные пулями, клабберы, дергаясь и вопя, падали на других или на пол, заглушая своим криком музыку. В этот момент своими голубоватыми вспышками заработал стробоскоп.
— А-а-ай! В МЕНЯ стреляют! — закричал из толпы один из милиционеров.
— Получи сцука! — выкрикнул, обернувшись другой.
Он навел Калашников по направлению ведущегося по ним огня. Но его слепило стробоскопом, руки подрагивали. И к тому же в момент нажатия спускового курка кто-то из паникующих клабберов кинулся на него с криком:
— Суки! У меня папа подполковник….
Дальше он не продолжил — заглушила очередь из автомата. Траектория стрельбы была нарушена. Пули прошибли несколько игральных автоматов за Пашиной спиной. С них со звоном посыпались монеты.
Раздалась ответная очередь. В сверкающем пространстве мелькали головы, руки, тела. Крики смешивались с выстрелами и тонули в тяжелом роке.
Молодой полковник с тревогой слушал переговоры, доносящиеся с рации. Сквозь треск атмосферных помех было четко слышно стрельбу и дикие крики. Максиму было предельно ясно, что его хитрая сделка, не раз успешно прокрученная, с треском проваливается. Его настигло невероятно сильное волнение и растерянность. Но волновался Песчаников не об убитых сотрудниках, а о наркотике и деньгах.
За стеклом джипа Максим увидел, как начинают вырываться с клуба перепуганные люди. Оставшиеся с наружи ОБЛОМовцы, уже не могли их сдерживать. Крик, разбавленный матом, на крыльце заведения был неимоверный.
— Что нам делать? — спросил подошедший к джипу сотрудник сквозь тяжелое дыхание.
Полковник, несколько раз прикусив нижнюю губу, ответил:
— Завалите гада. Если не справитесь — вызывайте спецназ.
— Понял.
ОБЛОМовец уже хотел было идти выполнять приказ, но Песчаников через открытое окно схватил того за рукав и, строго глядя в глаза блестевшие за черной маской, произнес:
— Я в операции непосредственного участия не принимал… Ясно?
— Ясно, — послушно ответил тот.
После чего Максим отпустил коллегу. Затем он завел машину и стал медленно разворачиваться. Развернувшись в нужном направлении, Песчаников достал мобильный телефон и набрал номер Судакова. Потянулись гудки. Абонент не отвечал. Полковник, сильно нервничая, повторил еще несколько раз попытку, но результат был тот же.
Максим выругавшись, надавил на педаль газа и поехал прочь от клуба.
Старший лейтенант Николай Судаков, держа в левой руке тяжелый чемодан, набитый пакетами с наркотиком, подошел к большой открытой железной двери. За дверной рамой его ждало три человека. Араб Маслан — хозяин клуба. Толстый лысый с несколькими подбородками начальник охраны клуба и еще один высокий, покрытый трехдневной щетиной араб — Али. Все, за исключением Али, были в деловых костюмах, а он в джинсах и красной футболке.
— Давай быстрее, — сказал Маслан с восточным акцентом, подняв вверх густые брови.
— Привет. Вот держите, — ответил Николай, переступив дверной проем и подавая чемодан начальнику охраны.
Начальник охраны со словами: „Анну, давай“ — взял в свои руки „товар“. Он понес его к столу, стоящему в том же коридоре. На столе были заранее приготовлены весы. Маслан что-то сказал на арабском Али и тот, подойдя к двери, закрыл ее на тяжелый засов.
— Это все? — спросил Маслан, как-то озлобленно глядя на старшего лейтенанта.
— Нет не все — второй чемодан еще у моего шефа в машине.
Хозяева клуба озадаченно переглянулись.
— Почему только половина, а не все сразу? — переспросил Маслан с еще более ужасным акцентом, явно выраженным недоверием.
— Шеф сказал: для страховки. У вас в клубе непредвиденная потасовка…
— Дело надо делать быстро, — перебил спокойным тоном начальник охраны. — Мы свесим, чтобы к нам претензий от нашего благодетеля не было. Расплатимся за эту часть и быстро оформим вторую. Идет? — обратился он к Маслану.
— Идет, — отрезал тот.
Все подошли к столу с весами.
— Только быстрее, — нервно ответил правоохранитель, — В отделении и так все по нескольку раз свесили.
— Ты нас не таропы мэлиционэр, — резко ответил Маслан, — Гришя давай взвэшивай.
— Ваши люди утрясут драку в моем клубе? — спросил Гриша — начальник охраны у Судакова.
— Да я думаю, что этот вопрос уже решается, — ответил милиционер, доставая из кармана пачку сигарет, и нервно поглядывая в сторону пристально рассматривающего его, Али.
В коридоре, покрытом до половины стены красной пушистой тканью, было сумрачно. Там, где заканчивалась ткань, слабо подсвечивали синие лампы. На полу разостлалась темно-красная дорожка с черными узорами. А потолок, и верхняя часть стен были белыми, правда, сейчас они поглощали синий свет от ламп. Откуда-то сзади доносились раскаты музыки. Это был служебный коридор клуба „Леденец“. Павел шел по нему уверенным шагом со свободными руками (пистолет был в кобуре у него под мышкой). В его темных очках блистали блики света от ламп в коридоре. По обе стороны встречались каштановые двери, из-за некоторых из них доносились женские и мужские стоны. В конце коридор делился на две части — одна поворачивала налево, а другая направо. Эти части тут же и заканчивались дверями. На правой двери была надпись „Кухня“, а на левой — „Только для сотрудников“.
Паша наклонился и достал из вшитого в боковую часть ботинка чехла нож. Он резким рывком руки в сторону заставил лезвие удлиниться. Оно послушно выскочило с легким металлическим скрежетом. Затем с силой ударил ногой по левой двери. Та моментально настежь распахнулась, открывая его взору спины четверых людей.
Наркоторговцы даже не успели обратить внимание на него, как Павел взмахнул лезвием и нанес удар по тыльной стороне шеи Николая. Судаков бешено закричал, упал на пол и стал, словно пытаться что-то снять с затылка. Остальные в этот момент только обернулись к напавшему. Они еще не успели понять, что произошло. Первым это понял начальник охраны. Он дернулся правой рукой под внутренний левый край пиджака. Но по руке с выхваченным пистолетом тут, же прошлось Пашино холодное оружие. Григорий выронил пистолет. Он, заорав, ухватился за раненную конечность. Но его крик прервал боковой удар ногой по голове, который заставил наркоторговца слечь на пол.
Остолбеневшие Маслан и Али что-то начали орать на арабском, но нож в Пашиных руках заставил замолчать сначала Али, проткнув его корпус насквозь, а затем и, открывающего засов для побега на улицу, Маслана, врезав своей острой стороной по его шее.
В этот момент очнулся Григорий. Он, ухватившись за правую руку, стонал: „А-а-а! Ой, а-а-а! Су-у-к-ка“. Его взгляд при этом упал на Пашу.
