– Тут вам никто не поможет. Ну, ездила я с ней несколько раз в ночной клуб, в сауне бывали, на дискотеке. Я обычно со своими знакомыми приезжала. Видела ее парней, но что толку? Одни имена помню…
– Никогда в это не поверю. Катя. Что, ни с кем никогда?
– Ну, было с одним. Так он сейчас сидит. Летом еще подсел.
– Статья, наверное, веселая? Не пролетарская?
– Изнасилование, кажется. Не помню. Ему там много чего навешали.
– Скажи все-таки, как его звали. Будет возможность – навещу мальчика в тюрьме.
– Да ради Бога! Только от меня привет не передавайте.
– Он, часом, не из Эдиковой «крыши»?
– Кстати, по-моему, оттуда, – впервые за весь разговор Катя посмотрела на опера с интересом. – Кажется, у него какой-то «Филин» старший. Говорили про него… А как вы догадались?
– Случайно. А фотографа эти же ребята отрихтовали?
– Не знаю. Наверное. Но Женя к тому времени уже сидел. Не знаю, сказать или нет?
– Решай сама. Могу только пообещать, что информация, которая может тебе навредить, останется между нами. Если нельзя будет ее использовать, не подставив тебя, я ее в ход не пущу. Решай сама.
– Лариса говорила, что вам можно верить… Ладно, скажу! За месяц до того, как его посадили, Женя одному хачику морду набил. Сильно. Тот потом в реанимации отлеживался. Они на дискотеке что-то не поделили, в «Трюме». Число не помню, где-то десятого июня.
– Кроме тебя об этом кто-нибудь знает?
– Да все знают!
Волгин записал данные: «Зуйко Женя, кличка Валет, домашний телефон…»
– Больше никого не помнишь?
– Вроде нет.
– Позвони, если что-нибудь в голову придет.
У дверей Катя остановила Сергея:
– Вы знаете, что она свидетелем была? Давно, года три назад. Кто-то из ее знакомых, может, даже из Жениной команды, ее на «стрелку» притащил. Точнее, «стрелка» в кабаке была, а ее в машине на улице оставили. Думали, что на лохов наехали, за пять минут бабки снимут и разбегутся, а там менты всех повязали. Инку в ментовке всю ночь продержали, показания какие-то брали. С одним из ваших она потом встречалась.
– А ребятам ее за это что-нибудь было? Может, посадили кого?
– Нет, отмазались. Там недорого вышло, за пару штук, по-моему, договорились. Инка потом рассказывала.
– А в каком районе это было?
– Да рядом с ее домом. Сейчас там мебельный магазин, а раньше кабак был.
* * *
– Привет, коллега! Северный ОУР беспокоит, Волгин моя фамилия. «Трюм» на вашей «земле»?
– Куда ж он денется!
– В июне там драка была…
– Ха, вспомнил! Там каждый день кого-то дубасят.
– Черного бандосы отоварили. Он в реанимации валялся.
– Ха, и правда валялся, было дело. Что, выходы появились?
– Вроде того.
– Что, «на себя» кто-то берет?
– Пока не спрашивал.
– Бесполезно все это. Хачик даже показаний нормальных дать не смог. Сначала мямлил, что не помнит ничего, а как только оклемался, драпанул в свой Чуркестан. Вряд ли сюда появится.
– А свидетели?
– Смеешься, старик? Когда в «Трюме» водились свидетели? Там одни «терпилы» и обвиняемые тусуются. Так что «глухарек» у нас вечный, сто одиннадцатая первая [11]. Черному башню хорошо проломили. Вряд ли твой гнус колонется. Я гак понял, ребята там серьезные развлекались. Или ты хочешь информацию нам слить?
– А есть смысл?
– Честно? Нету. Ни малейшего смысла. Но если еще чего появится – ты, старик, звони.
Положив трубку, Волгин придвинул к себе несколько листов, подшитых в обложку из более плотной бумаги, – тот самый материал, по которому в мае девяносто пятого года Инна проходила свидетелем. Чтобы отыскать его в архиве, потребовалось время; судя по толщине подшивки, результат не мог оправдать затраты.
Вымогательство, отказанное по «пять два». До середины девяностых годов все отделы милиции были завалены подобными заявлениями. Как правило все начиналось с ДТП. Так и здесь: «Прошу принять меры к розыску и привлечь к уголовной ответственности неизвестных мне лиц, которые, угрожая физической расправой мне и членам моей семьи, требуют передачи 1500 долларов США в качестве компенсации за причиненный в результате дорожной аварии ущерб…»
Волгин представил, как три с лишним года назад «терпила» пришел в отделение, как слушали его опера, как давали ему типовые для таких ситуаций инструкции, а он кивал головой, волновался и обещал все выполнить точно. Вымогательство – не квартирная кража, без активной помощи заявителя редко удается доказать состав преступления, но восемь из десяти потерпевших, как правило, вопреки наставлениям все делают наперекосяк. Этот тоже напорол отсебятины, в результате чего всю шайку – семь человек – пришлось поспешно, без должной подготовки, задерживать. Уголовное дело рассыпалось, не успев возбудиться. Если бандиты и заплатили кому-то из ментов, то сделали это зря. По закону они были чисты, почти как младенцы. Одно хорошо – от «терпилы» отстали. Но подобного рода «профилактика» не идет в показатели УР.
Среди задержанных числились Саша Украинцев, он же «Филин», бывший чемпион города по боксу и нынешняя «крыша» Локтионова, и совсем еще юный в ту пору «Валет», ныне следственно-арестованный Зуйко, насильник и мошенник. Из пяти оставшихся фамилий две показались Волгину знакомыми, он припомнил, что какое-то время назад встречал их в милицейской сводке. Оба братка взорвались в машине на одной из центральных площадей; хорошо, хоть не в Северном районе.
Объяснение Локтионовой было подшито последним. Она сидела в машине и ничего о бурных событиях внутри кафе, где ее знакомых укладывали носом в пол, не знала. На встречу ее привез Украинцев, пояснивший, что надо получить должок с одного барыги. Слово «барыга» Инна, писавшая объяснение собственноручно, впоследствии перечеркнула и дописала сверху: «потерпевший».
Еще не дочитав показания Инны, Волгин понял, что ничего полезного для себя не найдет. Причиной убийства та давняя история стать не могла. Разве что кое-какие связи Локтионовой проявились, но двое мертвы, один сидит, с Украинцевым говорить бесполезно, а из трех оставшихся наверняка кто-то еще отошел в мир иной или иным способом удалился от дел.
Ниже подписи Инны было еще что-то, привлекшее внимание Волгина, но не успел он сосредоточиться, как пришлось отвлечься на телефонный звонок.
– Привет! Позвольте выразить соболезнования, – Лариса была слегка навеселе.
– По поводу?
– По поводу Жанны, мой дорогой.
– Земля слухами полнится?
– Угадал.
– Ну, и о чем говорят в кулуарах?
– В кулуарах говорят, что сделали вас как детей. Наркота у нее настоящая была, без дураков. Но в отделении ее одноклассник работает, Борисов его фамилия. Дальше продолжать?
– Она ему заплатила?
– Чисто символически. У них давняя и нежная дружба.
– Ублюдок… Про меня он ей, естественно, все рассказал?
– По-моему, даже больше. Стремился подчеркнуть свое благородство. Наплел, какой ты крутой и какими важными делами занимаешься. Засекреченный сотрудник ФСБ и опер районного РУОП. Одним словом, участковый оперуполномоченный следователь прокуратуры. Так, кажется, в какой-то книге было написано. Эдик сейчас писает кипятком и пьет коньяк с валерианкой. Почему-то твоя активность ему не понравилась.
– Насчет тебя все спокойно?
– Нет, меня никто не подозревает. Козел отпущения уже найден и даже, боюсь, наказан. Не переживай, он в самом деле козел. Не заедешь сегодня?
– Нет.
– Будешь пить в одиночку? Одумаешься – звони, я дома. Пока!
Сергей прошелся по кабинету. Внутри все кипело. А ведь был уверен, что давно привык к ударам в спину и предательствам, привык рассчитывать только на себя. Когда он, двенадцать лет назад, стал оперуполномоченным, в уголовном розыске еще действовал неписаный закон, согласно которому новичка принимали только с согласия всех членов коллектива, а потом все акценты очень быстро расставляла работа. Лишние люди в этой системе надолго не задерживались, переводились в другие службы, увольнялись в народное, как тогда говорили, хозяйство. Все изменилось за каких-то три последних года!
Он сел за стол, придвинул материал о вымогательстве. Забыв, на чем остановился, взялся читать объяснение Инны с начала. Приехала, сидела в машине… Ничего интересного. Кроме одного.
У Волгина перехватило дыхание.
Сотрудник, беседовавший с Локтионовой, поленился писать, но счел необходимым внизу второй страницы, под ее росчерком, оставить свой автограф:
«Объяснение получил заместитель начальника отдела УР майор милиции Катышев А.В.».
И размашистая, министерская подпись.
Казарин обманул Волгина. Следуя советам друзей и адвоката, он покинул город, но воспользовался не самолетом, а поездом. Во-первых, боялся летать. Во-вторых, в его дорожной сумке лежал предмет, ради которого в тот злополучный вечер он возвращался в квартиру. Револьвер «Таурус» бразильского производства, в подарочном исполнении, полученный от одной из поклонниц. С оружием Рома чувствовал себя спокойнее, хотя и понимал, что вряд ли когда-нибудь сможет его применить. Он и драться-то не умел, разве что в толпе, кучей на одного, мог помахать руками.
