– Это Звонарева?
Мужской голос. Знакомый голос, но чей?
– Да, – ответила Полина. – Это я.
– Наконец-то! – с облегчением сказал ее собеседник. – Я уже отчаялся до тебя дозвониться. Это Маркелов.
Ах, вот оно что. Товарищ из МУРа. О его существовании Полина уже как-то успела позабыть.
– Ты где сейчас?
– Я? М-м… дома.
– Сможешь ко мне подъехать? Я пришлю за тобой машину.
До нее только сейчас дошло, что он не знает, где Полина находится. Маркелов набрал московский номер ее сотового телефона, а автоматика послушно переадресовала его звонок на Кипр. Для Маркелова Полина сейчас находилась в Москве. А за ней не машину впору посылать, а самолет, да и тот будет лететь от Москвы до Ларнаки долгих три часа.
– Я на Кипре.
– На каком Кипре? – опешил Маркелов.
– Вы позвонили мне на Кипр. Остров такой. В Средиземном море.
– Вот черт! – сказал Маркелов. – Этот технический прогресс когда-нибудь сделает меня калекой! Ладно, ты мне скажи, сколько ты там еще пробудешь?
– Не знаю. Я пока не собираюсь возвращаться.
– А кто из твоих знакомых знает, что ты на Кипре?
– Почти никто.
– «Почти никто» – это кто?
– Моя тетя…
– Она в Москве?
– В Петербурге.
– Когда ты с нею разговаривала в последний раз?
– Неделю назад, наверное.
– Так, хорошо. Кто еще в курсе твоих дел?
– Хеджи. Это мой знакомый.
– Да, я помню. Он остался в Москве?
– Да.
– И он знает, что ты на Кипре?
– Да. А в чем дело?
Полина чувствовала, как стремительно улетучивается из нее ощущение восторженности и счастья.
– Ты знала Бориса? – вопросом на вопрос ответил ей Маркелов.
– Какого Бориса?
– Борис Евгеньевич Червяков, коммерческий директор фирмы твоего отца.
Вот теперь Полина вспомнила.
– Я видела его пару раз…
Вдруг до нее дошло, что Маркелов спросил у нее так: «Ты знала Бориса?» Знала… Знала…
– Что с ним? – Она прищурилась так, будто ее слепил какой-то яркий свет.
Ответ она угадывала наперед, но боялась поверить в свою догадку.
– Он уволился с работы накануне покушения на твоего отца, – сказал Маркелов. – Как будто что-то предчувствовал. А сегодня его нашли убитым. Извини за подробности, но перед смертью его жестоко пытали. Понимаешь, Полина, его смерть связана… со всеми делами… со всей этой историей…
Маркелов запнулся, будто не зная, как ему продолжать, как сказать главное. Но все-таки он сказал:
– Это связано с тобой, Полина. Тебе угрожает опасность. Эти люди, которые пытали Червякова, они ведь деньги искали. Те восемьсот тысяч, о которых мы с тобой говорили.
И получалось, что и к Полине они с расспросами о деньгах еще придут.
Глава 32
ЧЕРВЯКОВ
ЗА МЕСЯЦ ДО ОПИСЫВАЕМЫХ СОБЫТИЙ
Борис Евгеньевич Червяков имел довольно помятый вид. Маркелов смотрел на него и думал о том, что неприятности никого не красят. Еще недавно этот человек был коммерческим директором фирмы с миллионными оборотами, а сегодня его, наверное, останавливает каждый постовой в метро: Червяков небрит, взгляд нервный и бегающий, одежда помятая, и вообще вид у него крайне подозрительный.
– Вы где сейчас? – спросил Маркелов.
Червяков посмотрел на него непонимающе. Он вообще неуверенно себя чувствовал в милицейском кабинете.
– Работаете где? – уточнил свой вопрос Маркелов.
– Пока нигде. Сами знаете, как сейчас с работой.
– Да, устроиться непросто, – подтвердил Маркелов почти сочувственно.
Но по-настоящему он сочувствовать, наверное, не мог, служба не позволяла, служба – это прежде всего, а сантименты – они не для милиции, и Маркелов сразу, безо всякого перехода, переключился на главное:
– Давайте все-таки к вашей прежней работе вернемся. Не забыли еще? – стрельнул в собеседника почти веселым взглядом.
– Как же, забудешь такое… – неуверенно улыбнулся в ответ Червяков, демонстрируя, что шутки он понимает.
Как-никак та, прежняя работа немало ему добавила седых волос, именно это он и хотел своей фразой сказать.
– Итак, покойный ваш шеф, Звонарев, занимался этими грузоперевозками. Товар по стране разбрасывал. Он ведь сам всем руководил, да?
– Да, – подтвердил Червяков.
– Крутой был мужик? Всех и вся в кулаке держал?
– Еще как!
– Зверь?
– Ну почему же зверь, – сказал осторожно Червяков. – У нас люди сами знаете какие. С ними без строгости нельзя.
– Значит, Звонарев со всеми – строго?
– Да. У нас вот случай был однажды. Это в прошлом году. У водителя одного дочка родилась. Ну, трагедия у человека, понимаете?
– Это дочка, что ли, трагедия? – не понял Маркелов.
– Дочка – это не трагедия. Трагедия – это когда уже пятая дочка подряд.
– А он, значит, все сына хочет! – догадался Маркелов.
– Ну! И вот у него жена пятую дочь родила, он с горя напился, а на следующее утро ему в рейс. Отказаться ехать он не посмел, у нас за такое сразу увольняют, а просто пожевал орехов, такие орехи специальные есть, чтоб запах, значит, отбивать, и вышел на работу. У нас перед рейсом все водители медосмотр проходят. Старенькая бабушка занимается, врачиха на пенсии. Ну, она сразу определила, что он не в форме, а жалко ведь, она про его беду уже знала. Спросила: «Доедешь?» Он ей: «Да ты что! У меня тридцать лет водительского стажа! Конечно, все будет в ажуре!» Она ему бумаги подписала. Он садится за руль, доезжает до Видного, там его на посту тормозит инспектор, а дальше все понятно. В общем, всплывает вся эта история. И Звонарев устраивает большую раздачу. Шофер, конечно, вылетает с работы…
– Звонарев единственного кормильца уволил? Оставил пятерых детей на хлебе и воде?
– Вроде того. Так он и с бабкой этой круто обошелся. Ну, которая водилу выпустила в рейс. А у нее, между прочим, дочь-инвалид на содержании, так что и ей зарплата совсем не мешала. Уволил! И это еще не все. Кадровичку нашу вышвырнул в два счета.
– Ее-то за что? – непритворно изумился Маркелов.
– А водила тот к нам пришел по ее рекомендации. Не то что он там какой-то родственник, но что-то близкое. Она за своего человека словечко замолвила. И Звонарев ее уволил тоже.
– Самодурство какое-то, – оценил Маркелов.
– Он просто крутой был мужик. Боялись его все, это да. Зато и порядок был. А то, что строгости… Работа – на то она и работа. Вот в семье у него…
– А что в семье? – приподнял бровь Маркелов.
– Я говорю, если он на работе был так суров, то и в семье, наверное, все по струнке у него ходили. Про жену его рассказывали – вроде она с собой покончила, и вроде из-за него.
– Откуда сведения?
– Ну, говорили так, – пожал плечами Червяков.
Маркелов знал гораздо больше. После смерти Звонарева многих успели опросить, и про то самоубийство Маркелов знал.
– Она была больна, – сказал он. – Неизлечимо. Она не захотела бороться, потому что знала, что это бесполезно. И чтобы не мучиться и не мучить других – ушла.
– Ну надо же, – пробормотал Червяков и в задумчивости потер лоб. – И все равно, даже если это только слух – про самоубийство из-за строгостей Звонарева, – это многое про него объясняет. Уж если такой слух пошел…
Трудно было не согласиться.
– Значит, Звонарев был строг, – вернулся к интересующей его теме Маркелов. – И все держал в своих руках…
– Да.
– Бизнес, все эти перевозки, денежные потоки – все он контролировал…
– Да. Он был хозяином всему.
Червяков медленно, но уверенно забирался в ловушку, подготовленную для него Маркеловым. Маркелову предстояло обсудить важную, но крайне скользкую тему – о черном нале, о неучтенных деньгах, которые Звонарев использовал, по имеющейся информации, очень активно. Червяков мог бы замкнуться, едва коснись они в разговоре этой темы, потому что он был у Звонарева коммерческим директором, и, если тема черного нала всплывет в их беседе, Червяков тотчас же потеряет память. Ну не знает он ничего и не слышал никогда ни о каком черном нале. Поэтому разговор нужно было построить так, будто к самому Червякову никаких претензий нет и быть не может, он не был причастен, а всем заправлял Звонарев, мужик хозяйственный, крутой и предпочитающий все делать сам. Вот если черный нал – это все Звонарева дела, тут Червяков может что-нибудь рассказать, ведь это не он, а его покойный шеф, с покойника пусть и спрашивают, а Червяков вроде как ни при чем. Неспроста Маркелов начал разговор со звонаревских строгостей да самодурства. Он таким образом Червякова подготавливал к дальнейшей их беседе.
– К неучтенной наличке он вас, наверное, и близко не подпускал?
– Конечно.
Вот так захлопнулась ловушка. Червяков согласился перевести стрелки на покойника, не заметив даже, что только что он признался в собственной осведомленности о черном нале. Он знал о неучтенной наличке, и с ним можно было говорить на эту тему.
– Обычное дело, – понимающе кивнул Маркелов. – Такие люди все всегда делают сами.
