Наконец он почувствовал приближение усталости. И больше не стал сдерживать себя, а, наоборот, участил пульсирующие движения, вгоняя член в разгоряченное девичье лоно. Пот градом бежал по лицу, по спило животу. И тут он почувствовал, как мощный порыв наслаждения пронзил все его плотное сильное тело и он изверг последний болезненно-сладкий залп. Через минуту Урусов в изнеможении отпрянул от девки и медленно опустился в кресло. Он чувствовал, как его ноги сотрясает мелкая умиротворяющая дрожь, а по всему телу разливается приятная истома.
Когда через десять минут Ирка была снова в своих тугих джинсах и майке с надписью «Fuck off Guys», Урусов миролюбиво подмигнул ей:
— Ну иди, голубушка. Ты когда тут бываешь? По выходным? Значит, еще увидимся. — С этими словами он подошел к двери и, вставив ключ в замочную скважину, повернул два раза. — Свободна!
Ирка пулей вылетела за дверь. Он услышал, как она со сдавленными рыданиями побежала по коридору.
Ему стало необыкновенно легко. Он снова почувствовал себя молодым, словно было ему не сорок восемь, а всего лишь двадцать-двадцать пять. Как в Махачкале, где после окончания заочного юрфака он получил должность замначальника отдела в городском УВД. Евгений Николаевич замурлыкал под нос мелодию песенки «Бухгалтер, милый мой бухгалтер», которая была модной в ту пору, когда он только получил новое назначение в Москву.
Через полчаса он уже забыл о приключившемся инциденте с Иркой Муратовой.
Так с ним бывало всегда, когда он разряжал заряд накопившегося за тяжелую рабочую неделю сексуального и нервного возбуждения с какой-нибудь очередной красоткой, подцепленной в московском кабаке или стриптиз-баре.
После таких оргий Евгений Николаевич сразу успокаивался и обретал невозмутимость и трезвость мысли. Последнее сейчас ему было крайне необходим!
Потому что надо было как следует обдумать оч-чень интересную информацию, неожиданно полученную от Вовки Тверезого. Информация была ценна тем, что в случае, если ею правильно воспользоваться, можно было подцепить на крючок самого Варяга, а может и кого еще из крутых. И это была многообещающая перспектива.
Пелена густого влажного пара висела под потолком. Все зеркала запотели.
Грунт сидел в огромной, метра под три в диаметре, розовой ванне-джакузи — по грудь в пузырящейся горячей воде. Он блаженно жмурился, раскинув здоровые ручищи на бортик ванны, и кожей ощущал приятную щекотку пузырящихся тонких потоков, бьющих из эмалированных стенок. Он терпеть не мог сауну. Однажды году в восемьдесят девятом он с пацанами впервые в жизни попал в финскую баню в питерской — тогда еще ленинградской — интуристовской гостинице «Астория».
Пацаны духарились вовсю — девок привели, водяры натащили. А у Грунта на второй минуте от сухой духоты вдруг башка закружилась, в груди сперло — чуть не бухнулся с полки. Стал пацанов просить дверь отпереть, выпустить чуток жар, а те в хохот. Думали, он дурачится. Словом, выволокли его на холодный воздух, когда он уж чуть не сблевал на всех. С тех пор Грунт в сауну был не ходок. А с джакузи все получилось по-другому. На отдыхе был, в Испании — там и попробовал.
Клево! С тех пор — а уж прошло лет пять — он все мечтал поставить у себя в Одинцово «джакузю» — благо у него там дом свой, от тетки Клавы остался. Грунт сделал ремонт в доме, да и установил за пять кусков баксов на первом этаже водно-пузырьковый бассейн. Его телкам ужасно нравится эта «джакузя». Томка та просто балдеет: говорит, такое впечатление, будто ныряешь в горячее шампанское.
Юн опустил руку под воду и, нащупав мягкий кусок Томкиной ляжки, сжал.
Потом глаза приоткрыл, скосил взгляд в сторону. Томка сидела по плечи в бурливой воде и ловила пузырьки ладонью, хихикая. Грунт просунул руку между ее ляжек, настойчиво отыскивая горячую волосистую ложбину. Нашел. Томка ойкнула.
Он пролез внутрь, раздвинув мягкие губы, и запустил указательный палец в жерло…
В голове у него крутилась одна мыслишка. Давно уже крутилась — с самого утра, как только Томка к нему подвалила в гости.
— Слыхала, Томка, депутата на днях замочили на шоссе недалеко от Шереметьево? — осторожно поинтересовался Грунт, вворачивая палец поглубже.
Томка томно заохала и кивнула рассеянно, потом поднесла к толстым губам бокал шампанского и допила до дна.
— Так я в тот вечер там оказался по чистой случайности, — продолжал Грунт. Ему страшно не терпелось поделиться со своей подругой потрясной новостью. — Еду на своей тачанке от аэропорта в Новые Химки, смотрю: развороченная «ауди» стоит, вокруг ни души. Подъехал, поглядел: в салоне трое, а может, двое, я не помню, лежат все в крови. А на земле под тачкой саквояж.
Наверное, из двери открытой вывалился. Я этот саквояж пощупал, раскрыл, а в нем…
— А как ты там оказался, сладкий? — лениво вякнула Томка, подплыв к нему вплотную, и начав тереться сиськами о его плечо. Сиськи у Томки были знатные: белые, высокие, разлетистые — как у Памелы Андерсон. Томка вообще была баба классная — ее Грунт даже, можно сказать, любил, хотя одновременно с Томкой он трахался еще с Наташкой — официанткой из Химок и с Терезой массажисткой из фитнес-салона «Эксельсиор» в Крылатском. Блин, ну это ж надо так назвать девку — Тереза. В «Эксельсиоре», он сам слыхал, клиенты называли ее «мать Тереза», но Грунту было невдомек, отчего они во всю харю дыбились при этом. Он не понимал этого юмора. Он когда думал про странное имя Терезы, вспоминал старый анекдот про двух хохлов в отделе кадров. Один разбирает документы сотрудников и говорит другому: «Бачь, Пизденко, яка тут смешна фамилия — Заяц!» Анекдот смешной, а что смешного в кликухе «мать Тереза», он так и не допер.
Да, так вот прошла уже неделя после того офигительно удачного наезда на Шелехова, а он так пока что никому не рассказал про саквояж — а страсть как хотелось поделиться радостью. Он после того вечера только с Колей из «Паруса» перекинулся словом в телефонном разговоре. Коля заметил, что, по его сведениям, Шелехов провозил в тот день с собой крупную сумму в валюте и что деньги куда-то пропали. Грунт заикнулся было вякнуть, что он этот саквояж сам заныкал, но Коля оборвал его и туманно намекнул, что, мол, что с воза упало, то пропало и что теперь они с ним, с Грунтом, в полном расчете. То есть Коля дал ему понять, что баксы спрашивать с него не будет, так что эти баксы, считай, и есть его гонорар за выполненный заказ…
Томка поставила пустой бокал на широкий край ванны и с хохотом окунулась с головой. Под водой она быстро нашла губами его уже изрядно выросшего друга, всосала в горячий рот и стала мастерски наяривать — как умела. А Томка умела, этого у ней не отнимешь. Через минуту она выпустила его изо рта и шумно вынырнула отдышаться. Грунт уже голову потерял от желания, Он вылез на край гигантской ванны, оседлал ее верхом, выставив наперевес свое оружие массового поражения.
— Продолжим, Томочка, то, что имело такое многорешающее начало! — хохотнул он.
Томка кивнула и вдруг отплыла в дальний угол ванны.
— Ты не ответил! — капризно мотнула головой шалава и зазывно взяла себя за обе груди. — Признавайся к кому ездил в Новые Химки!
Грунт досадливо поморщился.
— Да к кому я мог ездить — у меня в Новых Химках кореш старинный проживает! Лешка Базилевич — ты же знаешь. В Шереметьево был — вот те крест, приятеля на Кипр ездил провожать. — И он поманил ее пальцем, многозначительно кивнув на свой нацеленный ствол. Но Томке вдруг попала вожжа под хвост.
— Ну и что дальше было? — все тем же капризным тоном поинтересовалась она.
— Да что было, то и было, что в саквояже баксы лежали внавалку. И лежало там… — Тут только Грунт догадался прикусить язык. — Я, конечно, тот саквояж бросил себе под сиденье, да и дал деру… Еще бы ментура понаехала — меня бы за жопу взяли на месте, так сказать, преступления. Ну уж а как домой сюда причапал раскрыл саквояжик и…
С этими словами Грунт вылез из ванны и, громко чпокая мокрыми ступнями по кафельным плитам, с ревом бросился на Томку. Та вскочила и с визгом пустилась от него вокруг ванны. Он быстро настиг ее, схватил за пухлый локоть и, дернув, сбросил в бурлящее паркое озерцо. Томка, плюхнувшись внушительным задом в воду, подняла веер брызг. Грунт, уже полностью оказавшись во власти похотливого нетерпения, прыгнул за ней, поймал за плечи, развернул к себе спиной и стал мощно подталкивать к краю ванны. Томка выпростала руки наружу, влезла на край, обнажив довольно тонкую талию над двойным барабаном тугого зада, и игриво промурлыкала:
— А ну-ка отними!
Грунт вошел в нее и, навалившись всем телом, стал энергично двигать бедрами взад-вперед. Он обернулся на гигантское, во всю стену, зеркало перед ванной, но слой испарины мешал разглядеть изображение.
…Испустив утробный стон удовольствия, Грунт отлепился от нее и устало рухнул в бурлящую воду Он нырнул с головой, вынырнул и, как тюлень, отфыркнулся.
