— Чего ради?
Фрост погасил окурок.
— Выяснить, куда подевали Элизабет, Кевина и Мильтона Чильтона, у которого достало дури сбежать от своего телохранителя и погулять на кошачий манер.
— На какой манер?
— Классику надо читать, — ухмыльнулся Фрост. — Редьярд Киплинг. “Кошка, которая гуляла сам по себе”.
— Угу, — понимающе произнес О’Хара. — Считай меня совсем уж круглым дураком, но ты рассчитываешь получить чистосердечное признание? Это же фанатики, старина! Да он пулю примет и глазом не моргнет!
Фрост засунул руку под мягкую больничную подушку и вытащил маленький нож фирмы “Гербер”.
— Пулю примет, согласен. А есть и другие способы воздействия.
Чувствуя себя круглым дураком и смешным позером, Фрост повертел кинжалом, заставляя лезвие посверкивать и пускать по стенам проворные зайчики. Детский жест, подумал наемник. Ребячья похвальба.
— Пытать возьмешься? — молвил О’Хара задумчиво — Не одобряю. Но понимаю вполне… Ладно, маэстро, зачисляйте меня в команду.
Фрост повернул голову и спокойно сказал:
— Хорошо, вы приняты… маэстро.
Фрост готов был скривиться от жалости, но сознательно и преднамеренно хохотал, дабы хоть немного подбодрить приятеля. О’Хара передвигался так медленно и тяжко, что смахивал на дряхлого старика.
— Просто цирковой клоун, — сообщил ему Фрост. — Клюкой бы еще греметь — цены бы тебе не было.
— Олух, — болезненно осклабился ирландец.
— Вообще-то, шествие у нас получается изумительное. Прямо военный парад. Недостает еще знаменосца, барабанщика, флейтиста и восторженной толпы!
— Уймись. Я, например, думаю, что с базы тебе живым не выйти.
— Зато войду живым. И ты, между прочим, тоже. И ты предъявишь ребятам из КККП впечатляющий значок, и предупредишь обо всем, и непременно скажешь, чтобы мне оставили одного мерзавца в целости и возможной сохранности.
Жена местного священника, заменявшая убитую сестру милосердия, ссудила их своим автомобилем. Фрост распахнул дверцу, посмотрел в сторону, увидел грунтовую дорогу с двумя довольно заметными колеями.
Дальше, в полумиле расстояния, начиналось магистральное шоссе, ведшее к военно-воздушной базе.
— Сможешь сидеть за рулем? Передача не автоматическая, надо будет поработать педалью сцепления, а нога моя левая что-то ленива стала…
— И этот человек, — патетически произнес О’Хара, — еще собирается преодолеть ограды с бегущей по верху колючей проволокой — в ней четыре тысячи вольт, между прочим, — потом ворваться в расположение охраняемой воинской части, а на закуску живьем захватить обученного рукопашному бою террориста… Душевнобольной!
— Кого доктор обещал засунуть в палату для сумасшедших? — осведомился Фрост. — Меня, или тебя?
— Заткнись.
— Не заткнусь. Авторитет специалиста — превыше всего. И, поскольку ты был официально признан существом невменяемым, изволь слушаться, и повинуйся указаниям людей разумных.
— Забирайся поскорее на пассажирское сиденье, — отпарировал О’Хара, — не то ножку застудишь… Тьфу!
До испытательного полигона канадских ВВС они добрались безо всяких приключений. Ирландец время от времени угрюмо острил по поводу нынешних боевых качеств наемника, а Фрост пытался продумать и представить возможную последовательность грядущих — уже очень скорых — действий. Наконец, “фиат” остановился на обочине, близ небольшой сосновой рощицы.
До базы отсюда было рукой подать.
Чертыхаясь и охая, друзья медленно выбрались из автомобиля. Фрост направился к багажнику, где они заранее разместили все необходимое для отчаянной затеи.
— Ты все расчислил, маэстро? — спросил О’Хара. — Тебе нельзя ошибиться, помни.
Капитан поднял голову, помедлил, кивнул.
— Думаю, да. Предупреди “конную” братию, проследи за ходом событий и, когда начнется катавасия, помоги отсечь одного из мерзавцев от остальной группы. А потом позаботься, чтобы мне мешать не изволили…
О’Хара кивнул в ответ.
Изрыгая невнятные проклятия, наемник протиснулся в серый шерстяной джемпер, нацепил на правое плечо кобуру, вынул из черного винилового футляра пистолет-пулемет. Тридцати двухзарядный магазин встал на место с отчетливым щелчком.
Два запасных рожка Фрост засунул за брючный ремень.
Приспособил поудобнее несколько других, не столь впечатляющих, однако не менее важных предметов, обзавестись которыми позаботился перед отъездом.
— Я готов, — сообщил он ирландцу. — Теперь, как в сказочке написано, пора тип-топать… До встречи.
— Надеюсь, увидимся, — мрачно промолвил О’Хара. — Сначала я тебе, подлецу, морду набить не мог из-за твоих боевых увечий, а теперь обнять не в состоянии — собственное брюхо растревожить боюсь…
Ограда в точности соответствовала описанию О’Хары. Десятифутовая металлическая сетка, наверху — изоляторы, на фарфоровых чашечках — перекрестия колючей проволоки. Противное, комариное жужжание пропускаемого по ней испепеляюще мощного тока.
И, как пить дать, система сигнализации, замкнутая буквально на каждую из сотен тысяч мелких ячей. Поди, коснись — не говоря уже о том, чтобы резаком орудовать.
В последнем предположении Фроста утвердило полное отсутствие караульных постов. Нету смысла выставлять часовых, если сам окаянный забор уведомит о любом прикосновении чужака. А минуту спустя в нужное место примчится полбатальона коммандос…
Капитан Генри Фрост глубоко вздохнул, поработал пальцами левой руки, согнул ее в локте, распрямил, проверил, как работает плечевой сустав.
Сустав предъявлял справедливые претензии, но забастовку объявлять пока что не собирался.
Фрост натянул тонкие кожаные перчатки, дабы и впрямь, как предупреждал врач, не занести какой-нибудь мерзости в недавние порезы на ладонях.
Потом снял и осмотрел складную саперную лопатку.
— Окопы для стрельбы лежа роют… за сколько? Забыл. А лисичка норочку за сколько роет, а?
Потыкав землю отточенной, как бритва, лопаткой, наемник облегченно вздохнул. После недавних дождей почва была податливой и довольно рыхлой.
— Слава Богу, я не тяжелоатлет, — сказал себе Фрост, и ухмыльнулся — то ли весело, то ли иронически. — Протиснусь и в маленькую норочку. Здесь нырнем, там вынырнем… И проволока цела, и охрана спокойна…
Капитан прикинул расстояние, мысленно измерил нужную глубину, скривился. Хотел было закурить, но передумал. Потер затянутой в перчатку рукой внезапно покрывшийся испариной лоб.
— Но кубометра два, дружок, вынуть придется, как ни крути… А времени у тебя — два часа…
Отплевываясь и дыша, точно загнанная лошадь, капитан Генри Фрост лежал на траве и старался побыстрее вернуть хотя бы немного истраченных на работу сил. Одновременно Фрост проверял оружие, в которое легко могла набиться земля. Пистолет-пулемет KG—9 действительно пришлось наскоро вытирать и перезаряжать. Но все прочее обошлось более-менее благополучно.
Первоначально Фрост хотел погрузить на “фиат” хорошую стремянку и просто перепрыгнуть ограду воздушной базы. Это не составило бы особой опасности для опытного парашютиста. Но человеку, недавно раненному в ногу, о подобных трюках не доводилось и мечтать.
В итоге были потеряны два с четвертью часа и уйма сил.
Но теперь Фрост попал именно туда, куда намеревался, и был относительно готов к продолжению задуманного. Следовало только еще чуток передохнуть…
Он шел достаточно быстро, чтобы наверстать упущенное, однако не так быстро, чтобы утомить себя окончательно. Впереди тянулась довольно густая лесополоса. Примерно через двадцать минут Фрост уже достиг ее и рухнул наземь, прислонившись к ближайшему стволу, чувствуя, что все тело покрывается противной испариной.
Задувал ветер, наемника начинало познабливать. Фрост забрался подальше, туда, где воздушные токи почти не ощущались, пришел в себя, осмотрелся.
Полоса была неширокой: футов сорок-пятьдесят. По другую сторону ее виднелось открытое поле, на кромке которого высился предупреждающий знак: металлический прямоугольник, закрепленный на металлическом же, тщательно выкрашенном против непогоды, столбе.
Фрост сделал несколько быстрых шагов, сощурился.
Разобрать надпись толком не удалось. Мешали ветви.
Поколебавшись, капитан покинул свое древесное укрытие, выбрался на открытое пространство и, приблизившись к странному указателю ярда на три, застыл, точно вкопанный. На табличке было аккуратно и четко выведено:
ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ. ПОВЕРНИТЕ НАЗАД. МИННОЕ ПОЛЕ.
Пониже надпись повторялась по-французски.
У Фроста заныло сердце. Он уже мог различить, где начинается проклятущее поле — ярдах в пятидесяти. Что же дальше? Теперь-то что? Все насмарку?
