Время они проводили весьма увлекательно, расположившись вокруг затрапезного вида тумбочки — видимо, сперли в одной из палат — и играя в покер. Двое оккупировали диванчик для посетителей, еще двое раскопытили где-то пару колченогих стульев, неизвестно по какой причине до сих пор не оказавшихся на свалке.
Мы с Яном вышли из лифта и столкнулись с ними буквально нос к носу. Литовец сообразил, что тут дело нечисто и попытался быстро заныкаться обратно в лифт. Я придержал его рукой, чтобы он своей суетливостью не вызвал лишних вопросов, сделал еще пару шагов вперед и заглянул через плечо одного из игроков.
— А какие ставки, мужики?
— Мужики в деревне, — негромко отозвался тот, в чьи карты я пялился. Он сидел на стуле, и даже головы не повернул. Зато его партнеры, все втроем, уставились на нас пытливо и подозрительно.
— Чего надо, красноглазый? — спросил второй из сидящих на стуле.
— Я на счет ставок спрашивал, — напомнил я, не обратив внимания на «красноглазого». Я бы, между прочим, на его буркалы посмотрел, проведи он ночь, подобную моей. — Примете в компанию?
— Чего надо, спрашиваю? — второй со стула медленно и внушительно поднялся, сверля меня тяжелым взглядом.
— Ты с картами поаккуратнее, — предупредил я. — Масть засветишь.
— Рули отсюда, братан, — лениво посоветовал один из тех, что сидели на диване. — Мы на щелбаны играем, тебе это не интересно. К тому же, здесь только свои.
Поднявшийся посчитал, однако, что аргументов товарища недостаточно, к тому же — зря он, что ли, задницу от стула отрывал, рискуя доломать мебель? Вовсе не зря. Так что парень вынул из-за пазухи пистолет и продемонстрировал мне. Я поднял руки и округлил глаза:
— Да вы что, парни? Мы же просто так, мы мимо проходили. Хотели узнать, где педиатрия находится. А тут смотрим, в покер играют. Думали деньжат по легкой срубить.
— Рули отсюда, — все так же лениво повторил мужик с дивана. — Здесь педиатрии нет. Педиатрия там, где педиков лечат. Вот туда и рули. Там тебя вылечат.
— Все нормально, да? — спросил я, все так же кругля глаза. — Тогда мы пошли.
— Валите.
Я схватил Яна за локоть и подтолкнул к лестнице. Ждать прибытия лифта в фойе, имея рядом картежников, да еще вооруженных, не хотелось — такое соседство плохо на желудочно-кишечный тракт действует. Я знаю, мне лично знакомый санитар рассказывал.
Снова оказавшись на улице, мы потопали к машине. По пути Ян недобро покосился на меня и спросил:
— Ну? И что ты там устроил?
— Конспирацию я там устроил, — сказал я. — А как бы ты отреагировал, когда два здоровых лба выходят из лифта, видят их и тут же заходят обратно? Даже если мы просто ошибемся этажом, парни подумают совсем другое.
— Убедительно, — согласился Литовец. — Только мог бы поаккуратнее. Я думал, что он тебе в морду даст. Или пристрелит к едрене фене.
— А это уже психология, Литовец, — усмехнулся я. — Больница подразумевает тишину и покой. Без крайней нужды в ней никто бузить не станет. А я не нужда. Я Миша Мешковский.
Мы забрались в машину и я завел мотор, чтобы стало потеплее.
— И что дальше делать будем? — спросил Литовец.
— Хороший вопрос. У меня по этому поводу только одна мысль есть. До Ленивого нам все равно нужно добираться. А вот каким образом — на этот счет у меня мыслей нет. Пока.
— И у меня нет.
— Значит, сиди и придумывай. Чем быстрее ты придумаешь мысль, тем лучше. Может, успеем найти Четырехглазого, пока он еще дышит.
— Типун тебе на язык, — не очень в тему сказал Ян, но я понял, что он имел в виду. Потом мы оба нахохлились и стали скрипеть мозгами. Работа на сегодня явно отменялась. Пусть Макарец вечером изойдет на ядовитую слюну из-за (второй раз подряд!) отсутствия выручки и накатает на меня очередную телегу директору — Четыре Глаза был важнее. А директору к телегам не привыкать.
Пока суть да дело, на углу здания нарисовался коротышка. Тот самый, ночной, с картонажной фабрики. Каким образом он умудрился так быстро улизнуть от похотливой матрешки — вопрос. Возможно, та сама его выгнала, разочаровавшись, как в любовнике. И то сказать — длинный в плане детопроизводства выглядел намного перспективнее.
По сравнению с ночью, в коротышке была только одна перемена — офигенных размеров лохматая шапка, венчавшая голову. Ну, да с голой лысиной при минус сорока не очень-то походишь, а машину я у них вчера реквизировал. Так что — вынужденная необходимость. Во всем остальном он выглядел так же безнадежно, как прежде. Шел, нахохлившись, и, наверное, переживал, что матрешка дала ему отлуп, отдав предпочтение напарнику. Наверное, это больно ударило по его мужскому самолюбию.
Нас он пока не замечал. Он вообще не смотрел по сторонам — сугубо себе под ноги, чтобы не поскользнуться — и без того ночью здоровье подорвал. От греха подальше я как можно ниже сполз в отсек для ног и дернул Яна за рукав. Тот обернулся, и я проинструктировал:
— Видишь хуцпана в шапке? Это тот самый, что со мной ночью разговаривал.
— Оп-па! — сказал Литовец. — Мне тоже спрятаться?
— Тебе-то зачем? Он тебя в глаза не видел. Следи за ним.
И Литовец принялся следить. Втихомолку. У них в Прибалтике, наверное, так принято — никому не рассказывать о том, что видишь.
Минуты полторы я героически издыхал от любопытства, правда, безуспешно. Потом Ян повернулся ко мне и передразнил:
— «В глаза не видел»! Убежал он! Как машину увидел — так и убежал.
Я быстро принял нормальное положение. Коротышки действительно нигде не было.
— Куда он побежал?
— В больницу.
— Понятно, — я врубил скорость и, насколько позволяла укатанная снежная поверхность, принялся выруливать со стоянки. — Это, Литовец, я протупил. Тебя он знать не знает — это точно. Им номера наши известны. Срисовали, гады, пока я с Ленивым у «Колизея» разбирался.
— И куда ты поехал?
— Машину прятать. Он сейчас натравит на нас тех шлимазлов, что в карты играли, а я не хочу с ними общаться. Они нервные какие-то. Я с Ленивым общаться хочу. Он контуженный, с ним интереснее.
Приметив ближайшую подворотню, я загнал машину туда. Не будут же они обыскивать каждый закоулок, в самом деле. Для четырех человек это на месяц работы. Вряд ли они на почасовой ставке.
Пошарив под сиденьем, я выудил два «Макарова», что изъял ночью у ликвидаторов, один протянул Литовцу, а второй оставил себе. Тот жадно заграбастал ствол, но для приличия спросил:
— А это зачем?
— Бери-бери. Чую, у нас сейчас появится возможность к Ленивому подобраться. Попугаем пацана, чтоб запорами не страдал.
Мы вышли из машины и двинулись в обратном направлении. Я повыше поднял воротник и пониже нахлобучил шапку, чтобы у картежников было поменьше шансов на узнавание.
— Глупо, — заметил на это Ян. — Ты перед ними такой концерт устроил, что они тебя по запаху узнают. Если поедут в нашу сторону.
— Вот именно, — согласился я. — Если поедут в нашу сторону. А на это один шанс из сотни. Откуда им знать, в каком направлении мы свинтили? Весь город в нашем распоряжении. Их единственная возможность нас взять — среагировать быстро. Они эту возможность уже упустили. Так что теперь наш ход. Пока их нет, нужно добраться до Ленивого.
— Если их нет, — поправил Ян.
— Не будь пессимистом, друг! Смотри на мир с улыбкой. Я им очень нужен, потому что это я взорвал «Колизей» и попал на половину бюджета Соединенных Штатов. Ты думаешь, они откажутся от таких денег?
— Не откажутся, — согласился Ян. Но от перехода в оптимисты отвертелся: — Главное, чтобы в эту сторону не поехали.
Нам и в самом деле повезло. Хотя, учитывая изложенные мной факты, повезло закономерно. Картежники рванули в другую сторону. Теперь им предстояло найти меня в какой-то неизвестной мне части города. Что ж, в добрый час. Меня там все равно нет, хе-хе!
В больнице я развернул Яна в сторону лестницы. Пользоваться лифтом было неразумно. В фойе вполне могли оставаться один-два человека. Один-то уж точно. И они (он?) будут настороже. А третий этаж — не Пик Коммунизма, можно и ножками добраться. И мы добрались — с оружием в руках. На всякий случай. Вдруг кому-нибудь из охранников придет в голову прогуляться навстречу. Правда, оружие пряталось под куртками. Тоже на всякий случай.
На третьем этаже я придержал Литовца и заглянул в дверную щель. И расплылся в довольной улыбке — на посту они оставили только одного человека. И этим человеком оказался коротышка. Его, как ветерана ночной баталии, пострадавшего в неравном бою (а какой он равный, если их было двое, а меня — один с половиной, считая бомжиху), освободили от участия в погоне. А то перенапряжется и окончательно подорвет силы — и моральные, и физические. И куда его после этого? Он и сейчас-то не очень востребован был, насколько я понял. Только в качестве ликвидатора, а еще лучше — ликвидируемого. Так что теперь коротышка стоял у закрытого окна и нагло нарушал больничный распорядок, дымя, как паровоз.
