— Ладно вам, Юсиф. Лучше познакомьте меня с вашей приятельницей. Как ее зовут?
— Гюль.
— Почти как меня. Вот она действительно красива, честное слово.
— Я сам тоже так думаю. Жаль только, Гюль не говорит по-русски.
— Женщинам слов не нужно, они все поймут и так.
Гюль вышла из машины и, улыбнувшись, протянула руку Гале. Галя тут же обняла ее за плечи, и девушки отошли. Посмотрев им вслед, Юсиф сказал:
— Миша, может, отойдем и мы? Присядем вон там, на камушке?
— Давай.
Присев на камень, Юсиф поднял голыш и запустил его в воду.
— Тут такие дела, Миш. На тебя и твоего друга пришла наводка. Из Интерпола.
— Из Интерпола?
— Точно.
— Ты приехал только из-за этого?
— Заодно. Знать, что тобой интересуется Интерпол, тебе нужно. Твоего кента зовут как? Виктор Лукашов?
— Виктор Лукашов.
— Все правильно. Я сам видел этот запрос в легавке. — Усмехнувшись, Юсиф тронул Мишу за плечо. — Не смотри на меня, как на врага народа. Ты ведь допускаешь, что у меня в нашей конторе могут быть свои люди?
— Допускаю.
— Ну вот. Вообще-то запрос туфтовый, ты и твой кент проходите там как подозреваемые. Просьб вас задержать или там наложить арест на ваши счета нет. Так что можем гулять.
Помолчав ровно столько, сколько нужно было, чтобы обдумать ответ, Миша сказал:
— Да?
— Да. Если же придет новая телега, мой человек в легавке позаботится, чтобы она там и осталась.
Понаблюдав за линией прибоя, Миша произнес:
— Спасибо.
— На здоровье. Запомни: раз мы решили работать вместе — здесь, в Стамбуле, ты можешь никого не бояться. Что, пойдем к девчонкам? А то они заждались.
— Пойдем.
По виду Гали и Гюль было ясно: общий язык они нашли без труда. После того как Миша сделал знак загоравшим возле своего коттеджа Луке и Лизе и те подошли, он познакомил их с Юсифом и Гюль. Затем, после короткого совещания, было решено всем вместе отправиться на моторке к рыбакам — что, после того как в лодку были погружены все необходимые припасы, и было сделано. У рыбачьих фелюг они долго торговались, придирчиво выбирая рыбу. Затем, уединившись на пустынной косе сразу за рыбачьими причалами, целиком отдались приготовлению шашлыка. Это увлекательное занятие они лишь изредка прерывали купанием.
К вечеру, когда они вернулись на моторке к своим коттеджам, было решено собраться вшестером в одной хижине. Здесь они провели отличных два часа перед видеомагнитофоном, танцуя, изощряясь в подтрунивании друг над другом и смеясь каждой удачной шутке. Заодно они дегустировали собранную в баре коллекцию напитков.
В самый разгар вечеринки Юсиф предложил:
— Девочки, мальчики, хотите экзотики?
— Хочу! — Галя захлопала в ладоши. — Жутко хочу экзотики! А что это за экзотика?
— Сегодня здесь в одном месте проводится настоящий деревенский праздник. С зурной и борцами. Съездим?
— Ой, обожаю народные праздники! — сказала Лиза. — Давайте съездим.
— А что, точно, — добавила Галя. — Поедем, Юсиф, а?
— Я и говорю, поедем. Такого вы нигде не увидите.
Юсиф и Гюль сели в «крайслер», Галя, Лука и Лиза — в «хонду». Усевшись за руль, Миша повел машину вслед за лимузином Юси-фа. Выехав за пределы Карагеля, они минут двадцать петляли по узкой, абсолютно темной прибрежной дороге. Грунтовая поверхность освещалась лишь фарами их машин. Наконец, когда в скалах с одной стороны дороги возникло несколько освещенных тусклыми лампочками деревенских строений, Юсиф остановил «крайслер». Выйдя из машины вместе с Гюль, показал рукой: приехали.
Вскоре, продвигаясь вместе со всеми по деревенской площади, Миша понял: селение, в которое они приехали, не такое уж маленькое. Домики в скалах со светлячками огоньков тянулись на небольшом возвышении вдоль берега сколько хватало глаз. Правда, хотя домов было много, на отходящих от площади полутемных улочках и на самой площади, освещенной лишь одним фонарем, не было видно ни души.
Они пересекли площадь, и лишь здесь им встретилось пятеро парней, расположившихся сразу за фонарем. Двое сидели на корточках, трое стояли. Увидев приближающуюся группу, парни враждебно уставились на нее, причем Миша подумал: оказаться с этой пятеркой наедине он бы очень и очень не хотел. Однако враждебность длилась лишь до момента, пока парни не увидели Юсифа. Заметив его, сидящие на корточках встали, стоящие же, приложив левую руку к сердцу, поклонились.
Почти тут же Миша увидел строение, каждая из стен которого, сплетенная из гибких ветвей, тянулась примерно метров на тридцать. У входа, представляющего из себя простой проем, толпился народ. Судя по приглушенному звуку зурны, а также по слабому свету, проникающему наружу, это и было место, где проходил деревенский праздник. Именно поэтому стоящие у входа с таким интересом пытались разглядеть то, что происходило внутри.
В духане, в который они вошли, все расставленные вдоль стен столики были заняты. Внутри, впрочем, как и снаружи, не было видно ни одной женщины, здесь находились только мужчины.
Сделав знак следовать за ним, Юсиф двинулся вдоль стены. На середине земляной площадки, вокруг которой были расположены столики, вели схватки три пары борцов. Все шестеро были обнажены по пояс, босы и одеты лишь в шаровары. Внимание сидящих за столиками было сейчас занято только этими схватками.
Подойдя к проему, Юсиф исчез, чтобы через минуту появиться с немолодым кряжистым мужчиной и юношей лет двадцати, вынесшим стол. Установив стол, духанщик с помощником, а это, как объяснил Юсиф, были они, вскоре расставили на столе блюда с виноградом, бутылки с вином, разложили на тарелках сыр, хлеб и зелень. Наконец, наклонившись к Юсифу, духанщик что-то сказал и исчез, теперь уже окончательно.
Вино было превосходным, закуска отличной, пары борцов то и дело сменяли друг друга. Праздник всем понравился. Правда, после того, как последняя пара борцов закончила схватку и в духане ненадолго установилась относительная тишина, Миша заметил, как Гюль, не поворачиваясь к Юсифу, что-то сказала. Как показалось Мише, на лице Юсифа после этого отразилось несвойственное ему напряжение. На всякий случай Миша спросил:
— Юсиф, что-нибудь не так?
На секунду прикрыв глаза, Юсиф широко улыбнулся:
— Миша, о чем ты? Позволь я налью тебе вина, а? Вот этого, светло-зеленого? Такое можно попробовать только здесь.
— Конечно, Юсиф, с радостью.
Выпив вина, Миша тут же постарался забыть о сценке, решив, что поневоле влез не в свое дело. Однако, после того как духан постепенно опустел и в помещении, кроме них, осталась лишь компания из семерых молодых людей, сидевших за дальним столиком, Миша понял: вопрос он задал не зря.
До какого-то мгновения никто из этой семерки даже не помышлял взглянуть в их сторону. Однако после того, как большинство посетителей оставило духан, один из молодых людей, крупный, мускулистый, с большими черными усами, повернувшись внезапно к их столику и сложив руки рупором, крикнул:
— Хай, Гюль! Салам алейкум! Хай, салам алейкум, Гюль! А?
Разговоры за обоими столами стихли. Гюль побледнела как полотно и опустила глаза. Увидев это, молодой человек поднял руку. Затем, улыбнувшись и глядя только на Юсифа, помахал ею в воздухе.
Юсиф сидел, играя желваками. Его лежащие на коленях руки были сжаты в кулаки, косточки побелели. Для Миши то, как вел себя парень за дальним столом, могло означать только одно: компания нарывается на драку. Помедлив, он спросил:
— Юсиф, что делаем?
— Ничего.
— Ничего?
— Да. Видишь ли, Гюль из этих мест. Этот цуцик вообразил, что он в нее влюблен. Ну и решил это мне сейчас показать. Вонючии сопляк.
— Так давай их раскидаем в секунду? Это же пацаны.
— Зачем… — Взяв сигарету и прикурив, Юсиф сделал затяжку. Понаблюдав за ним, Миша заметил: пальцы Юсифа дрожат. — С нами девушки. Да и вообще, зачем поднимать скандал. Я рассчитаюсь с ним потом.
Только Юсиф сказал это, как парень, обмотав одну руку салфеткой и взяв ею пустой бокал, другой наполнил бокал вином. После этого, встав и широко улыбаясь, направился к ним. Он шел с деревянной улыбкой, глядя в одну точку, и по Юсифу Миша понял, что тот видит: эта точка — он.
Подойдя, парень остановился точно напротив Юсифа. Именно в этот момент Миша понял: под салфеткой нож. Но крикнуть он не успел, поскольку тут же стало ясно: кричать поздно. Он едва успел выкинуть левую руку в сторону, чтобы отбить нож. Тут же застонал от боли: нож, представлявший собой нечто среднее между остро отточенной бритвой и шилом и шедший точно в сердце Юсифа, пробил запястье.
Парень, находящийся, судя по его виду, в состоянии, близком к столбняку, вцепился в рукоять ножа мертвой хваткой. Из-за этого Миша не мог даже шевельнуть пробитой рукой. Но именно эта задержка позволила Луке хлестко, с оттяжкой ударить парня бутылкой по голове. Парень, обливаясь кровью, упал. Кровь брызнула на скатерть, одновременно с этим скатерть окрасилась также и кровью, хлещущей из Мишиной руки. Тут же раздался истошный женский визг — это, вскочив, пронзительно закричала Галя. Лиза и Гюль, судя по их виду, были близки к обмороку. Но Мише теперь стало чуть легче: нож, зажатый намертво в руке парня, при его падении сам собой выскользнул из раны, и, хотя кровь из запястья хлестала ручьем, боль немного стихла. Главное же, теперь, без ножа в ране, Миша мог свободно передвигаться.
