— В номер иди, — вздохнула Анюта, — и жди меня.
Почему у женщин получается лучше, чем у мужчин? Слишком умные? Не признают тактику слона в посудной лавке? Анюта ушла, он выкурил еще одну сигарету, потащился в номер. Снова попытал счастья с телефоном — майор спецназа был недоступен, как Господь Бог. Он валялся на кровати, закинув ноги на спинку, а руки за голову, весь надутый, как индюк. Через полчаса вошла Анюта, смерила его взглядом, вздохнула:
— Вот смотрю я на тебя и даже не знаю, кто тебе поможет. К психотерапевту поздно, к психиатру рано. Не понимаю, — пожала она плечами, — почему яйцеклетка должна бегать за сперматозоидом и выполнять его работу?
— Не преувеличивай, — усмехнулся Глеб, — я ни о чем тебя не просил.
— И все же я это сделала. Местные девчонки убирают в столовой, я попросила чаю, угостила их коробкой новосибирских конфет, которые на всякий случай привезла из дома.
Девчонки попробовали и оценили. Мы разговорились. Я сказала, что подумываю о покупке дома в Новом Свете. Вернее, не я, а мой парень. Они хором принялись меня разубеждать — мол, страшная дыра, даже море в поселке без нормального пляжа. Крым большой — я что, полная дура? Есть Коктебель, Форос, Ялта, Севастополь на худой конец… Сами они из Нового Света, живут на Морской улице. Я напросилась в гости — типа, посмотреть, как живут люди. Спросила, как бы невзначай, кто еще из персонала живет в поселке. Все хором сказали, что Федор Никодимович. Я спросила: хорошо ли живет? Девчонки подтвердили: дом неплох, и участок обширный. Стоит ли удивляться — при Союзе в милиции работал, да и после продолжал. И жена у него небедная была. Адреса не знают, но если идти по улице Громова, его дом последний справа. Дальше за забором — свалка, скалы начинаются. Дом не спутать — там забор в дырочку, и граб стоит, постриженный в форме яйца… Я спросила: а когда он будет? Девчонки ответили, что дядечка — человек ответственный, утром будет точно — обещал посмотреть проводку к холодильным установкам, коротит там что-то…
— Девочка, ты молодец, — заулыбался Глеб, слез с кровати и сжал ее в объятиях.
— Стараюсь, — манерно потупилась Анюта. — Надо же как-то развеивать миф о мужском превосходстве.
— Этим и ограничишься, — отрезал он. — Я знаю, где улица Громова.
— Мы оба знаем, — хмыкнула Анюта. — Когда гуляли, обошли с тобой весь поселок. Не помню забор в дырочку, но яйцевидный граб помню хорошо.
— Забудь! — Глеб был настроен решительно. — Дело к ночи, хочу проследить за домом. Диверсанты поедут к нему, надо знать, в полном ли составе они отправятся на дело. Если кто-то останется в резерве или будет их прикрывать, у спецназа возникнут проблемы. Если все чисто, сделаю вид, что меня там нет.
— Ты всерьез убежден, что пойдешь один? — удивилась Анюта.
Глеб крупно пожалел, что не сделал все сам. Девчонка оказалась настырной, уперлась, как длинноухое животное. Сдвинуть эту глыбу было нереально. Только усыпить, или привязать к батарее. «Я не оставлю тебя, — умоляла она. — Только через мой труп, ясно? Идем вдвоем, или никто не идет! Я все равно тебя догоню, потому что знаю, куда ты пойдешь. Глебушка, милый, ты только не переживай, я спортивная девушка…»
Лучше бы призналась, что стало скучно и хочется пощекотать нервы! Он сдался, хотя считал последним делом — втягивать женщину в авантюру.
Дневная одежда исключалась, ночи холодные. Одевались в то, в чем прибыли в Крым. Джинсы, кроссовки без дырок и сеточек. Он облачился в серую джинсовую куртку, Анюта — в темно-фиолетовую шерстяную кофту.
Уходили по одному. Пансионат еще не утих. На лестнице Глеб столкнулся с бывшим соседом из Таганрога. Тот улыбнулся, как злейшему врагу, что-то забормотал о «прекрасном вечере с нитями звездных рек» и скачками понесся вверх. У подножия лестницы он увидел Эдуарда, в руку которого вцепилась колоритная мадам — новая и, похоже, поднадоевшая пассия. Эдуард пихнул его локтем, когда проходил мимо, и Глеб оступился, чуть не протаранив стену. Ах ты, гад! Но ввязываться в потасовку не стал — только драки ему сейчас не хватало! Ладно, Эдичка, один — один…
Он вышел из холла на крыльцо. У входа стояла машина с шашечками. В нее грузилось семейство неуклюжего толстяка, чью жизнь он не дал забрать Посейдону. Мамаша утрамбовывала близнецов на заднее сиденье, ругала водителя — почему машину обеспечили лишь одним детским креслом, ведь просили два! И что теперь, по очереди их усаживать? Глава семейства курил на крыльце. Увидел Глеба — заулыбался. Хорошая примета — узреть «на посошок» своего ангела-хранителя. Сунул руку, полез обниматься.
— Уезжаем, к сожалению, отпуск заканчивается. В полночь летим на Минск, а оттуда в родные Черкассы. Приятно было познакомиться, удачи вам, счастья…
— И вам, сударь, — улыбнулся Глеб и помахал рукой отдувающейся супруге. — Будьте осторожны на водах, берегите себя, помните, что вы нужны своим детям… — И быстрым шагом направился к дороге. Проверил карманы куртки — деньги, сигареты, телефон. Документы не взял, да и шут с ними. Минута прошла — вернее, протащилась, как обезноженная черепаха. С изгиба аллеи выскользнула фигурка, подошла к нему, и они под ручку шли по обочине, которая освещалась лишь фарами проезжающих машин.
Поселок приближался, тянулись скучные заборы из профильного листа, увитые охапками вьющейся зелени. Дома сельчан прятались за пышными плодовыми деревьями. Местность знакомая — гуляли здесь два дня назад. Навстречу проехала машина — и округа погрузилась в какое-то зловещее безмолвие. Люди в поселке ложились рано. Отдыхающих было немного. За деревьями, во дворах и окнах горел свет, там текла жизнь, но все это происходило словно за экраном. Дорога казалась вымершей. А когда свернули в переулок и вышли на улицу Громова, стало глухо как в танке. Вдоль дороги произрастала акация, заглушающая все звуки. Прохожих не было. До конца улицы (а значит, до нужного дома) оставалось метров семьдесят, когда из переулка за спиной стала выезжать машина. Глеб среагировал мгновенно. Свет фар еще давал разворот, а он уже схватил Анюту за руку, потащил влево — за колонку, водруженную на бетонный помост, и зашипел, чтобы села и не «отсвечивала». Сам пристроился рядом, обнял ее.
— Какие приключения… — забормотала Анюта. — Но это же просто машина…
А на ней могли приехать простые диверсанты! Чутье не обманешь. Мимо них, шелестя шинами, проехал невзрачный микроавтобус, старенький, вроде бы «форд», с высокой колесной базой. И ведь он прав! Водитель начал тормозить у последнего домовладения, повернул направо. Ворота не отличались «крутизной», но работали с пульта. Разомкнулись, микроавтобус въехал внутрь.
— Пошли, — выдохнул Глеб.
Они перебежали дорогу по диагонали, бросились к забору, увязая в траве, — мимо недозрелого грецкого ореха, мимо молодого, но богатого листвой граба, постриженного в форме яйца. Растительности у забора хватало — она могла скрыть их от любопытных глаз. Они сидели в траве, приникнув к ограде. Забор был выложен с крупными ромбическими отверстиями — типа, смотрите, мне нечего скрывать! Двор не прибранный, завален мусором, в дальнем конце стояли какие-то подсобки. Дом просматривался лишь частично — дом как дом, крыльцо, сетка на столбиках, с которой свисали ворохи винограда. Машина стояла под этой сеткой. Водитель сидел в кабине и плавно продавливал педаль газа, что-то не нравилось в работе двигателя. Потом вышел, обошел свой транспорт, придирчиво осмотрев колеса. Глеб затаил дыхание. Это, без сомнения, был сторож. Долговязый, сутулый, слегка прихрамывал. Лица не видно, все смазано, но это точно был он. И никаких признаков, что в машине находился кто-то еще. Он подошел к правому борту, откатил дверь и забрался внутрь. Вытащил что-то металлическое, видимо, насос, и отправился подкачивать шины. Свет в видимой части дома не горел. Стояла тишина. Мужчина работал в подозрительном одиночестве. Откуда прибыл — неизвестно. Глеб покосился за спину. На улице тоже тихо.
— Почему же у него забор дырявый, — прошептала Анюта, — если злодей, что клейма ставить негде?
— Заборы не выбирают, — объяснил Глеб. — Какой достался, с таким и живет. Кто его будет подозревать в незаконной деятельности? Благопристойный пенсионер, выполняет свою работу, детишек конфетами прикармливает…
Сторож открутил насос, бросил его в салон. Потащился в дом, вытирая руки ветошью. Было слышно, как ключ ковыряется в замке. Дверь заскрежетала, потом захлопнулась, и стало тихо.
— Кстати, насчет детишек… — задумчиво пробормотала Анюта. — Я обманула тебя. Прости, Глеб. У меня есть дочь. Ей пять лет. Зовут Ульянушка, я оставила ее с няней, которой доверяю… Мой первый и единственный брак не прошел бесследно, он был с последствиями… Не обижайся, я не смогла сказать… Знаешь, какая она хорошенькая и смышленая. В детский садик не ходит, половина зарплаты идет на нянь и преподавателей развивающего обучения…
