Второй эстонец и Карл вовсю обрабатывали потерявшего равновесие Леонида. Передо мной в тот момент неожиданно вырос Эрих, «возвращая долг» тяжелым ударом ботинка в скулу. Кажется, на пару секунд я отрубился. Пришел в себя от истошного вопля. Орал эстонец-каратист, согнувшийся пополам. А в сортире тем временем появился новый персонаж – темноволосый, с седыми висками, второй мой соотечественник Влад. Он весьма умело ронял и укладывал на кафель наших с Леонидом обидчиков. Дрался Влад молча, точно глухонемой, казалось, даже задержал дыхание. Это признак крутого профи.
Ловко поймав на излом «маховик» озверевшего Карла, Влад окончательно нейтрализовал его.
– Лежать, чухна! – На пытавшихся выйти из партера эстонцев Влад рыкнул так, что те примерзли к полу. Я впервые услышал его разговор.
Впрочем, прибалты и не торопились с подъемом. Мне достался Эрих, он нерешительно переминался, стоя передо мной вполоборота. Я от души заехал ему промеж глаз.
– Ну что, Эрих... Дерьмо, говоришь, теперь Россия?
Как ни странно, но совместное участие в крутой потасовке никак не сблизило меня с соотечественниками. Влад по-прежнему вяло кивал по утрам, а Леонид перебрасывался со мной незначительными фразами. Иногда, правда, мы вместе с ним ходили в бар. Но и там разговор был, как правило, о всякой ерунде. Он упорно не желал «узнавать» меня – до поры до времени.
– Слушай, Петр, – как-то обратился он ко мне после очередной порции пива с креветками, – есть серьезный разговор.
– Слушаю, – с готовностью откликнулся я.
– Не здесь. – Леонид понизил голос. – Давай ночью на нашем пляже.
Леонид поднялся раньше меня, около четырех часов ночи. Выждав пятнадцать минут, как и было оговорено, я направился следом за ним. Казарма наша не охранялась, поэтому мы беспрепятственно, никем не замеченные, оказались на каменистом пляже – небольшом пятачке между невысокими, вылизанными прибоем скалами с глубокими трещинами и промоинами.
– Искупаемся для начала? – предложил Леонид.
Я был не против.
Раздевшись, мы направились в воду. Я шел впереди, он чуть поотстал.
– Взводный, – услышал я вдруг за своей спиной изменившийся голос Леонида.
Обернувшись, я увидел, что Леонид (он же Юра Зайцев из первой роты нашей бригады – я был во второй) стоит на берегу, широко расставив ноги и уперев в направлении моего лба ствол невесть откуда взявшегося револьвера.
– Взводный, ты уж извини – у меня другого выхода нет! – Голос Юры-Леонида дрожал, а руки крепко сжимали оружие.
Не успел я ничего сообразить, как из-за высившейся скалистой гряды на Леонида бесшумно ринулась чья-то тень...
Все произошло за доли секунды. Я моментально оказался на берегу... Луна освещала неподвижное тело Юры-Леонида на гальке и фигуру сидящего перед ним на корточках Влада, поигрывающего отобранным револьвером. Ну прямо гравюра Дорэ...
– Успел, – мрачно произнес Влад. – Он тебя давно приговорил, взводный... Спасибо этой скале скажи! – Влад кивнул на каменистую гряду. – Впрочем, у него другого выхода действительно не было... Слушай, Петр, погуляй-ка полчасика подальше отсюда, мне с этим Леней побеседовать надо.
Ошарашенный до немоты, я сглотнул слюну и кивнул, потом выдавил хрипло:
– А он живой?
– Пока да.
...Когда я вернулся, Влад одиноко сидел на том самом камне, с которого полчаса назад спикировал на моего несостоявшегося убийцу.
– Присядь, Петр, – предложил он.
– Меня вообще-то Игорем звать, – отрекомендовался я. Этот «Петр» меня уже достал.
– Понятно... Леонида ты больше не увидишь.
– Уже закопал?!
– Да нет... Отпустил я его. Он уже на пути в аэропорт, наверное... То, что мне было нужно, он оставил, а большего от него и не надо. – Влад достал из внутреннего кармана небольшую, меньше пачки сигарет, коробочку. Такие игрушки мне были знакомы – портативный, надежный диктофон, способный работать на запись много часов. – И давай, Игорь, без лишних вопросов. Одно скажу тебе: сослуживец твой бывший – мразь редчайшая. За ним в России несколько трупов, в том числе женщина и ребенок... И не только уголовка. Поэтому он здесь и решил отсидеться. Тебя он приговорил, потому что ты его узнал, и он решил, что ты здесь из-за него. Однако ошибся немного, на самом деле я здесь по его душу. Залег на дно он глубоко, но я его и тут достал, как видишь. А после его «песен», – Влад убрал диктофон в карман, – он вообще не жилец. Бывшие хозяева теперь его из-под земли достанут. Да и я им подсоблю... Вот так, взводный. Ладно, пошли, а то хватятся нас... Меня Володей звать... Или Вороном. Обычно Вороном...
Такова легионерская жизнь. На следующее утро Леонида хватились, патрули прочесали окрестности, а через сутки о нем позабыли. Дезертирство из легиона вещь обычная. Ну не понравилось парню, ну не выдержал!
– Он тебя давно пас, – неожиданно продолжил Ворон на следующий день. – Еще во время драки хотел тебя заточкой ткнуть. Я потому и вмешался. Все подвалить к тебе норовил... А потом на немчуру и на чухну бы свалили...
Не ожидал я такого от гвардии ефрейтора Зайцева. Зато Влад-Володя, он же Ворон, мужик стоящий!
Через полторы недели Влад неудачно подвернул ногу на физзарядке и оказался в городской клинике. Не знаю, намеренно или нет. С тех пор я его больше не видел.
А сам я тоже с легионом досрочно распрощался. Даже до окончания курса молодого бойца не дотянул. Просто невтерпеж стало. Тем более что вместо разведывательного подразделения меня ждала перспектива оказаться в части, которую в России именуют стройбатом. Около четырех с половиной тысяч легионеров (а это почти половина всей численности!) занимается строительством – возводит дома, дороги, аэродромы. Даже в парашютно-десантном подразделении, куда попасть было весьма непросто, шансы у меня были невелики. Я пошел к начальству и сообщил им, что я офицер Российской армии и служить простым солдатом не желаю. К моему удивлению, никто не стал меня уговаривать или принуждать остаться. Даже выдали деньги на обратную дорогу.
В армии меня восстановили быстро. Впрочем, это и неудивительно. Шел конец 1994-го. Предстоящие боевые действия на территории Чеченской республики уже ни для кого не были секретом. Тем более для разведуправления воздушно-десантных войск. Мне даже не пришлось проявлять инициативы – позвонили мне домой, прямо из главкомата, и через три дня я уже находился на территории Дагестана в городе Буйнакске, где наша разведгруппа совместно с грушниками и разведчиками 116-й горнострелковой бригады уже вовсю разрабатывала предстоящие боевые операции.
Рита вспоминала Гуннара – он неподвижно лежит на кровати и не может даже приподнять голову... За какие грехи бог так наказал могучего, красивого парня, наивного и доброго, как ребенок? Его любили старики, дети и собаки. Он был потомственным цирковым гимнастом, и вся его жизнь прошла под куполом цирка.
Каким чудесным был день накануне: мотоцикл, длинные светлые волосы Гуннара ласкают ее лицо, залитое солнцем шоссе, летящее под колеса...
И море. В тот день они не вылезали из него до вечера, и Гуннар шутил, что в прошлой жизни он и она были рыбами, на худой конец – креветками. Он сказал, что впервые в жизни счастлив по-настоящему. А на следующий день во время тренировки он сорвался с трапеции.
– Он будет жить, – почти равнодушно, с каким-то чудовищным спокойствием говорила тогда Рите мать Гуннара, в прошлом известная цирковая артистка. – Но он никогда не сможет даже поднять голову... Уж лучше бы он сразу...
– Зачем вы так говорите?! А речь... Разговаривать он может?
– Да. Врачи обещали, что разговаривать он будет... Тебе я хочу сказать: лучше уходи сейчас. Не приходи к нему больше. Я сама все объясню Гуннару. Он сильный, он тебя любит и поймет. А ты... Ты все равно не сможешь с ним жить. Ты молодая, здоровая, красивая... Уходи, я прошу тебя. Так будет лучше и честнее.
И она ушла.
Сперва к местным профессорам, однако те лишь разводили руками. Затем в Москву. Встречалась с Валентином Дикулем, перенесшим аналогичную травму. Но выяснилось, что все не так просто... Правда, один шанс из ста был – в одной английской клинике делали сложнейшие операции по частичному восстановлению двигательной способности. Успеха никто не гарантировал, а стоила эта операция...
– У нас никогда не было таких денег, – покачала головой мать Гуннара. – Даже если мы продадим квартиру и все остальное, их все равно не хватит. К тому же результат непредсказуем – я консультировалась, в Европе всего два года назад стали делать такие операции.
– Я заработаю эти деньги!
– Как? Что ты умеешь делать? – У бывшей гимнастки дрогнули уголки губ. – Не говори глупостей...
И действительно, что она умела, большую часть свободного времени проводя в тире? Правда, она окончила фармацевтический техникум...
