Он в свою очередь не спросил о звонаре. А ведь мог! Курт покосился на спутника. Тот был напряжен, на лбу выступил пот. Мейер решил оставить его в покое.
Взгляду Мейера открылась сводчатая крипта, точно как он ее представлял. Чтобы погасить волнение, Курт профессиональным взглядом разведчика стал осматривать подземелье. Мысленно он представлял, как все здесь было. Допустим, передачу вели отсюда. Если провод, выданный за громоотвод, был на самом деле антенной, то лучшего места для радиопередачи не придумать!
Но гестапо, прибывшее в собор по указке операторов пеленгационных установок, опоздало! Подпольщики куда-то ушли – в то время, как служители церкви вели гестаповцев вверх, на башню. Курт вспомнил известный в детстве рассказ о том, как какой-то большевик, кажется сам Ленин, обманул царскую полицию, пришедшую с обыском. Прокламационная листовка была спрятана в книгу, стоявшую на нижней полке шкафа. Полицейскому вежливо подали табуретку, мол, так будет удобней – и полицейский купился, послушно начал обыск с верхней полки. Добравшись до нижних полок, он уже устал, и листовка не была обнаружена.
Курт не мог не отметить саркофаг, который стоял чуть поодаль. Внешне этот саркофаг ничем не отличался от остальных, только что стоял особняком. Мейер задержал на нем взгляд.
Краем глаза он заметил, что викарий следит за ним… Мейер опустил голову. Не вызвать бы сердечный приступ у бедняги!
Он подошел к саркофагу, опустился на корточки. Массивный постамент с надписью на старофранцузском языке впечатлял. Тяжелая крышка была действительно тяжела. Мейер попробовал поднять ее, но ничего не получилось. Внезапно Курту показалось, что щель между саркофагом и крышкой шире обычного, он оглянулся на другие гробницы и понял, что не ошибся. Снова посмотрел внимательно на саркофаг – щель выглядела ненатурально широкой.
– Вы напрасно стараетесь что-то здесь обнаружить, господин штандартенфюрер, – раздался деревянный голос викария. – Перед вами памятники истории пятнадцатого века… Святые захоронения…
Курт оглянулся и увидел, что викарий с грустным видом качает головой.
– Что здесь можно найти? – добавил служитель церкви. – Внутри только мертвецы…
Курт достал из кармана зажигалку, щелкнул ею. Огонек очень заметно отклонился в сторону щели.
– Что здесь написано? – спросил Мейер, делая вид, будто освещает надпись.
– Упокой Господи душу… – прочитал викарий и замолк растерянно.
Курт хмыкнул.
– Посмотрите, как интересно! – сказал Курт. – Огонек отклоняется к щели… Видимо, мертвецы пятнадцатого века поднимаются по ночам и разгуливают по собору!
Викарий не ответил. Курт поднялся.
– Пойдемте, я вам верю, в подземелье действительно ничего нет, – сказал Мейер.
Он еще раз или два повторил подобную фразу, чтобы викарий уверился, что ни церкви, ни людям ничего не грозит.
Они вышли на лестницу. Спутник, улучив момент, когда Курт, казалось бы, не смотрел на него, вынул из складок сутаны фляжку и на мгновение приложился к ней.
Курт снова сделал вид, будто ничего не заметил.
Пришло в голову – если бы он был здесь один, без спутников, вполне возможно, что здоровяк викарий запросто ударил его по голове. Но наверху находились остальные гитлеровцы. Ирония судьбы! Если бы викарий напал на него, Курт Мейер открылся бы ему, значительно сократив время на розыски связи с подпольем.
Как ни в чем не бывало, он поднялся из подземелья и присоединился к остальным членам группы.
Вечером, полный впечатлений, Курт Мейер заехал на улицу Соссэ, чтобы поинтересоваться, как обстоят дела у Кнохена.
– Правильно ли мы поступаем, Гельмут? – задумавшись, спросил Курт. – Посмотрите, как много объектов в Париже, и все представляют интерес для нас, немцев! Успеем ли мы… – Он хотел сказать: «спасти», но вовремя спохватился: —…вывезти их до того, как будет приведен в исполнение приказ фюрера?
– Мы все делаем правильно, господин штандартенфюрер, – взволнованно ответил Кнохен. – К тому же должен заметить – я давно наблюдаю за вами и не нахожу ошибок…
Курт Мейер внимательно посмотрел на собеседника. Похвала врага была приятна. Однако что значило «Я давно наблюдаю за вами?».
Он некоторое время рассматривал стопку документов на столе Кнохена. Это были списки «специалистов» по культурным ценностям, составленные во время их прошлой беседы. Взгляд Мейера остановился на нескольких французских фамилиях в списке, и Курт подумал: а ведь действительно, все делалось правильно…
– Кстати, привлекайте к работе доктора Менгеле, – добавил оберштурмфюрер. – Он подлинный ценитель искусства.
– Я уже был в его лаборатории, – с удовлетворением ответил Курт. – Непременно привлеку. Мы договорились о будущем сотрудничестве.
Курт вспомнил о Лагранже. Если он еще жив, он находится у Оберга или Кнохена. У бригаденфюрера, насколько он знал, было всего две или три камеры, и заключенные в них сидели самые именитые – если можно было так выразиться. У Кнохена и камер, и людей в них было побольше. Где мог быть Лагранж?
– Кстати, Гельмут, не позволите ли ознакомиться со списком ваших заключенных?
– Зачем вам это? – поднял брови Кнохен.
– Некоторые моменты, Гельмут, вам может объяснить лишь рейхсфюрер Гиммлер, – со вздохом произнес Курт.
Кнохен не ответил, встал и подошел к сейфу. Открыл, вынул из сейфа несколько папок. Быстро нашел нужную, положил остальные папки обратно и вернулся к столу.
– Вот, смотрите. – Папка легла перед Куртом.
Курт принялся просматривать списки заключенных. От обилия фамилий зарябило в глазах. Но уже на третьей странице Мейер наткнулся на строку: «Фредерик Лагранж, инженер».
– Отлично, Гельмут, отлично, – улыбнулся Курт Мейер. – Этот человек нужен мне.
– Этот? – Кнохен подошел, заглянул через плечо Мейера, и – о чудо! – лицо его просияло. – О, теперь я понимаю, господин штандартенфюрер, что вы приехали с действительно серьезным заданием! В Берлине проявляют интерес к математику?
– Еще какой, – вздохнул Мейер.
Мейер не поверил ушам и глазам – Кнохен, хоть и раньше подобострастный, после упоминания о Лагранже стал относиться к нему с еще большим почтением. Значит, оберштурмфюрер прекрасно знал, кто такой Лагранж?
– Скажите, почему он у вас?
Кнохен пожал плечами.
– В начале войны поступило распоряжение – арестовать, содержать в одиночке, относиться аккуратно, не допрашивать… Он у нас этакий «вечный узник»! – Оберштурмфюрер улыбнулся. – Видимо, его хотели использовать в Пенемюнде… Не знаю, почему им перестали интересоваться.
– Давно он у вас?
– Был сперва у Оберга, потом перевели ко мне.
– Сколько он сидит, таким образом?
– Четыре года.
Через мгновение Мейер решился:
– Гельмут, я хотел бы оформить все необходимые бумаги, чтобы перевести этого заключенного к Обергу, и в самом скором времени. Вы не станете возражать?
– Разумеется, нет, – сказал Кнохен. – Делайте, как считаете нужным.
Курт пролистал страницы. Впечатлило меню, определенное Лагранжу, – оно выгодно отличалось от меню остальных заключенных. Два раза в неделю Лагранж получал мясо. Присутствовало в меню и неожиданное слово «витамины». Мейер пришел к выводу, что Лагранж действительно был на особом счету.
– В самом деле его так кормят? – спросил Курт.
– Порции он получает из офицерской столовой, – ответил Кнохен. – Еще ему разрешили газеты. Разумеется, немецкие.
Курт вздохнул и сел писать бумагу: «Бригаденфюреру Обергу. Париж, август 1944 г. В связи с настоятельной необходимостью заключенный Лагранж Фредерик, 1885 г.р., под мою ответственность переводится…»
Он хотел спокойно побеседовать с Лагранжем.
Взбешенный доктор Менгеле подошел к Курту в коридоре военной комендатуры.
– Это что же получается? – почти набросился на Мейера доктор. – Вы описываете ценности? Париж будет бомбардирован? А как же мой газ? Вы обещали мне!
Курт внимательно посмотрел на собеседника:
– Фон Маннершток против использования газа. Он четко выполняет приказ фюрера.
В глазах Менгеле появилась обида.
– И все-таки мой газ дал бы больший результат. Вы обещали мне содействие.
– Я на вашей стороне, Йозеф, – мягко ответил Мейер. – Более того, я послал донесение в Берлин. Однако ответа еще нет. Видимо, рейхсфюрер занят другими делами.
– Я, выходит, для него мелкая сошка? Давайте позвоним в рейхсканцелярию!
– Йозеф, не кипятитесь, – примирительно произнес Курт. – Сделаем иначе. Вы сейчас будете присутствовать на совещании? Отлично! Советую поставить вопрос перед комендантом. Или это сделаю я.
– Спасибо, штандартенфюрер! Я сам подниму этот вопрос!
Менгеле так и сделал. Ближе к концу совещания он встал и произнес:
– Господин генерал, мой газ более выгоден для Германии…
– Убирайтесь к черту со своим газом! – яростно закричал на него фон Маннершток. – Убирайтесь в Аушвиц! Назад!.. Псевдоученый! Лжец! Потрошите в Аушвице своих евреев!..
