— Не очень.
— Сколько?
— Я не считал…
— Надо замечать такие вещи, — назидательно сказал Коротаев. — Интересные хоть?
— Так себе…
— Найди мне что-нибудь посерьезнее скальпеля. Есть же у вас какой-нибудь тесак или резак?
— Это офтальмология. Только скальпели.
— Хорошо. Дай мне в левую руку скальпель. Теперь ты — как тебя мать зовет?
— Игорем…
— Игорек, ты становишься сзади и склоняешься надо мной: толкаешь каталку. Скальпель у меня под простыней и целится тебе в рожу. Галя катит каталку спереди.
— Ее еще нужно подвезти к столу…
— Хорошо. Галя, подвези. Не вздумай шутковагь, иначе Игорь Всеволодович останется при голове и сознании, но ниже подбородка у него все и навсегда замолчит.
Галя пошла вкруг стола и поскользнулась в луже крови, упала, запятнала халат, вскрикнула.
— Что там? — нервно спросил Коротаев. Скальпель дернулся и прочертил на шее ассистента тончайшую полосу.
— Руслан Матвеевич умер, — прошептала сестра.
— Ничего страшного, у вас тут морг недалеко. Смени халат. Быстро. Ты испачкалась.
— Ни капельки…
— Не надо мне врать. Мне не нужно видеть, чтобы знать, что у тебя жопа в крови.
Галя в очередной раз повиновалась.
— Вези каталку.
Он услышал обнадеживающее поскрипывание колес.
Похоже, в операционной нет камер слежения. Его привезли в первое попавшееся хорошее, но не особенное место. Ему везет, на то и расчет.
У Гали начался стокгольмский синдром.
— Вам помочь перебраться?
— Нет. Я сам. Только ноги отвяжи. Просто разрежь бинты. Ножницами.
В следующую минуту Коротаев уже лежал на каталке, запрокинув руки: правой он вел ассистента за лацкан халата, а левой упирал ему в шею заостренный металл.
— Склонись надо мной. С заботливым видом. Не дрожи, маску не снимай. Когда окажемся в коридоре, подзовешь охранника, который будет ближе.
— Что я ему скажу?
— Просто попроси помочь. Не вздумай подмигивать и все такое, я все равно успею сделать из тебя инвалида.
Игорь Всеволодович давно уже превратился из подающего надежды аспиранта в безвольную тряпку.
— Галя, ты где? — позвал террорист.
— Перед каталкой, готова идти.
— Ты сменила халат? Чтобы никакого кровавого пятна на жопе?
— Сменила.
Галя не сменила халат. Более того: она никогда не думала, что женская привычка вертеть задом, тем более перед мужланами-охранниками, ей так пригодится.
— Третья — это где?
— Двадцать метров по коридору.
— Хорошо. Едем очень медленно. Лица под масками, в глазах глубокая озабоченность.
Наркоз отступил окончательно, и Коротаев начинал все острее испытывать боль, но был готов перетерпеть любые муки.
Двери операционной распахнулись. Коротаев потянул носом: да, в предбаннике пусто.
— Молодцы. Теперь — максимум деловитости. Воплощенный профессионализм.
— А если нас спросят?
— Скажешь, что все потом, что все в полном порядке.
Каталка миновала предоперационную и выехала в коридор, где помимо охранников могла оказаться любая случайная сволочь. В таких делах никогда не обходится без случайностей — хотя бы взять неучтенные бритвы во рту у Рокотова.
Снаружи потянуло ваксой и оружейной смазкой: здесь они, голубчики.
— Ой, что это у вас сзади? — послышался удивленный голос, всеми своими характеристиками выдававший человека военного.
Сволочь какая! Она так и не переоделась!
Загрохотали шаги: охранник бежал к сестре, привлеченный огромным кровавым пятном и еще не разобравшийся в происходящем.
Не разобрался и второй, стоявший близко — настолько, что Коротаев ощущал его дыхание. Судя по звукам, он что-то жевал — похоже, что дурацкую шоколадку.
Скальпель вспорол простыню и вонзился согбенному Игорю Всеволодовичу под подбородок, пробил твердое нёбо, застрял глубоко в мозгу. Ассистент повалился прямо на забинтованное лицо Коротаева.
Тот, ни секунды не медля, вновь запрокинул руки, схватил ассистента за плечи и метнул его тело вперед, перед собой, сбивая с ног и Галю, и ничего такого не ожидавшего помощника. Ему продолжало везти: он попал.
Оба грохнулись на пол.
— На помощь! — завизжала Галя, но было поздно — сестрица явно опоздала.
Охранник с шоколадкой подался к ожившему пациенту, и первое, что ощутил, была мертвая хватка на стволе его автомата. Следующем номером импровизированной программы стал удар прикладом в челюсть, а Коротаев уже стоял на ногах, снимал автомат с недотепы, отправленного в глубокий нокаут.
Еще не привыкший к слепоте, он медленно, но все же достаточно расторопно повернулся. Возня на полу.
Попискивание и визги слева.
Пыхтение и подозрительный, крайне опасный лязг справа.
Коротаев снял автомат с предохранителя и выпустил длинную очередь туда, откуда донесся лязг; в коридоре запахло порохом. Лязг больше не повторился, Коротаев двумя прыжками подскочил к лежавшему, разоружил труп.
Галя перестала визжать и только рыдала.
— Тебя зацепило? — как будто заботливо осведомился отставной начальник охраны.
— Не-ет, — провыла медсестра.
— Умница.
Коротаев вернулся к изголовью, сел на корточки перед оглушенным охранником, обшарил его, разоружил, изъял документы, тесак. Тесаком перехватил горло, забрал второй автомат и пистолет тоже.
Оба автомата Коротаев забросил за спину, проверил пистолеты: обоймы полнехоньки.
Один он засунул себе под ночную рубашку — умора! В трусы. Благо резинка тугая, все резала. Спасибо, трусы не снимали, а то обычно снимают, чтобы мочу выводить, но ему почему-то не стали.
Наверное, потому что всего-навсего глаза.
Ну спасибо добрым докторам.
Спасибо Лошакову за то, что не начал с репродуктивной системы.
Он нагнулся, схватил Галю за волосы. Колпак остался лежать на полу, как недавно лежала панама Рубинштейна.
Ствол пистолета уткнулся ей в спину.
— Теперь мы в связке, и ты будешь моими глазами. А также всем остальным, чего мне захочется, — сообщил он. — Ты хоть на морду приличная?
Галя не ответила, слезы лились градом.
— Где здесь найти одежду?
— Вашу одежду забрали и увезли…
— Это понятно. Найди мне любую подходящую. Врачи нынче переодеваются полностью, аж волосье торчит из выреза. Петушня.
— Это в ординаторской.
— Так веди в ординаторскую! — прикрикнул Андрей Васильевич. — В коридоре еще кто-нибудь есть?
В коридоре сидела полуглухая бабушка в кресле-коляске, кандидатка на операцию по поводу двусторонней катаракты. Она не представляла ни малейшей опасности хотя бы по причине глубокого слабоумия.
— Нет, — ответила Галя в полной уверенности, что говорит почти полную правду.
— Везунчики мы, — усмехнулся Коротаев.
Обостренное обоняние по-прежнему успешно заменяло ему зрение. Ноздри его раздувались, как паруса.
Проходя мимо бабушки, которую не смутила даже перестрелка, он походя, не задерживаясь, проломил ей череп рукоятью пистолета.
— Никогда не надо лгать, — объяснил он Гале. — Ты один раз солгала — и дело кончилось бедой. Солгала снова — очередная неприятность. Ты чему-нибудь учишься? Не в институте, не в училище, а в жизни?
Галя начала спотыкаться.
— Возьми себя в руки! — Коротаев рассердился всерьез. — Ты думаешь, мне так уж нужна заложница? С двумя автоматами да с парой пушек я положу весь ваш стационар…
Дошли до ординаторской, остановились.
— Почему встали? — Ствол больно уткнулся в позвоночник.
— Ординаторская, — хрипло произнесла Галя.
— Там кто-нибудь есть?
— Не знаю.
Коротаев приложил ухо к стене. Слов он не услышал, но уловил слабый шелест перелистываемых бумажных листов.
— Она запирается изнутри?
— Да, на ключ.
— У кого ключ?
— Висит на гвозде, у косяка.
— Как войдем — запрешься. И не вздумай рыпнуться, это последнее предупреждение. Заходи первой, как ни в чем не бывало.
Галя покорно взялась за дверную ручку, повернула, отворила дверь.
В ординаторской было два человека: заведующий отделением и проверяющий из подразделения, которое раньше именовалось гражданской обороной. Он-то и листал какую-то толстую амбарную книгу, а заведующий нетерпеливо ждал, когда эта дурная канитель закончится.
Жаждущий да обрящет, ищущий да получит.
Создатель чуток к людским пожеланиям, но выполняет их не всегда желательным для людей способом.
— Что тебе, Галя? — Заведующий поднял глаза.
Ревизор сидел, не отрываясь от бумаг и ничего не замечая вокруг.
Заведующий осекся, увидев, кто стоит за спиной у медсестры.
Ему, если уместно так выразиться, повезло: но каждому суждено повидать смерть во плоти.
