– Что это? – Эдик заморгал, недоверчиво рассматривая таблетки.
– Успокаивающее, – сказал пассажир. – То, что доктор прописал…
– Нет, таблетки я глотать не стану. А вдруг ты мне яд подсовываешь?
– Слушай, мне все время кажется, что ты хочешь, чтобы я тебе добавил. Ты просто сам напрашиваешься. Не мазохист, случайно?
Страдальчески морщась, Эдик проглотил таблетки. Две или три он запихнул языком за щеку, но они растаяли, когда он пил воду. В желудке разливалось жгучее тепло. Звон в ушах сменился монотонным гудением.
«Умираю», – подумал Эдик.
– Отпусти, а? – попросил он, и по щекам его заструились слезы. Совсем некстати ему вспомнилось, как плакали некоторые девушки, которых он продавал пацанам Соловьевых. Они тоже умоляли их отпустить. Но кто их слушал? Кто жалел?
И кто пожалеет Эдика?
– Вторую, – распорядился пассажир, меняя пустую бутылку на полную. – Тост произносить будешь?
– Ме… меня тошнит.
– Блеванешь – изуродую. Так что крепись, водила.
– Что ты мне за таблетки скормил? Отрава?
– Снотворное.
– Загнусь я от водки со снотворным.
– Не загнешься, – возразил пассажир. – Любимый коктейль современной молодежи. Тебе еще понравится. Приобщишься, так сказать, к молодежной культуре.
– Пошла она на хер, такая культура, – пьяно проговорил Эдик.
– Э, да ты мракобес. Пей, мракобес.
Эдик запрокинул бутылку.
– Я тебя найду и урою, – пообещал он.
– Если ты меня найдешь, то не обрадуешься, – просто сказал пассажир. – И тачку не советую искать. Я ее здесь оставлю.
– К… к… когда?
От Эдика потребовались героические усилия, чтобы заставить язык вымолвить это коротенькое слово.
– Точно не знаю, – донеслось до него справа. – Через несколько дней. Потерпишь, и сам жив будешь, и тачка цела.
– Днь… дньг-г… Деньги хт… хоть оставь…
– Будь спок.
– Хр-р… Хр-рошо.
Эдик посидел ровно, тупо глядя в пространство. Упал грудью на баранку.
Он не чувствовал, как его выволакивают из машины и укладывают на землю. Не слышал, как заводится «Ланос». Не видел, как удаляются его кормовые огоньки.
– Ч-черт, – пролепетал Эдик, всхлипнул и забылся мертвецким сном.
* * *
Приехав в переулок Астронавтов, Таран выбрался из угнанного «Ланоса» и осмотрелся. Во дворе было пусто, если не считать парочки забулдыг на дальней скамейке. Почти все окна квартир были погашены, а в некоторых мерцало голубое телевизионное сияние.
Выждав некоторое время, Таран направился к подъезду. Еще в торговом центре он решил забрать вещи и убраться подальше отсюда. Не понравилась Тарану фраза незнакомца про рестораны, ох, не понравилась. Как бы то ни было, а береженого бог бережет. Возможно, с сатаной на пару.
Сборы в квартире тридцать один заняли не много времени. Загрузив шмотки в сумку, Таран вышел и запер дверь на ключ.
Его спасла спортивная сумка.
Увидев тень, метнувшуюся к нему через лестничную площадку, Таран инстинктивно заслонил сумкой голову. Вещей в ней было немного, но она приняла на себя удар дубинки, а следующий удар нанес уже Таран. Пальцем. В правый глаз физиономии, закрытой вязаной шапочкой с тремя прорезями.
Из-под пальца брызнула кровавая слизь. Уронив сумку, Таран пустил в ход кулаки. Он бил так, словно перед ним находилась боксерская груша. Затем развернул оглушенного противника к себе спиной, разогнался вместе с ним и протаранил бетонную стену чужой башкой. На этом поединок закончился. На память о нем осталась малиновая клякса, украсившая стену.
Подхватив бесчувственное тело под мышки, Таран заволок его по ступенькам вверх и усадил возле мусоропровода. Сорвал самодельную маску, успевшую пропитаться кровью. Незнакомец слабо всхрапнул, пуская из ноздрей и уголков рта темно-красные струйки. Его вытекший глаз представлял собой жуткую рану. Уцелевший зрачок закатился под лоб, появился на мгновение и снова исчез. Смертельно-бледное лицо было Тарану совершенно незнакомо.
– И что им неймется? – проворчал он, рассыпая вокруг сидящего окурки из жестяной банки.
Прищурился, критически осматривая мужчину. Пожалуй, в полумраке сойдет за пьяного, разбившего рожу о ступеньки. А чтобы раньше времени не очухался…
Таран спустился за дубинкой, вернулся и раскрошил голову горе-киллера, как яичную скорлупу. Угрызений совести он не испытывал. Если бы не сумка, то эта дубинка со свинцовой начинкой обрушилась бы на голову самого Тарана. Око за око, зуб за зуб. Говорят, Христос отменил эту заповедь? Было дело. Но произошло это до того, как его распяли, а не после. Таран не удивился, если бы узнал, что на кресте Иисус пересмотрел многие свои прежние взгляды.
* * *
Подхватив сумку, дубинку и маску, он начал бесшумно спускаться вниз.
Антикварная дверь подъезда скрипнула, поддаваясь нажиму. Несколько минут Таран осматривал двор из щели, но не замечал ничего подозрительного. Тем не менее нельзя было отбрасывать вероятность того, что киллер действовал не в одиночку. А вдруг его кто-то страхует?
«Проверим», – решил Таран, натягивая на голову маску с прорезями для глаз и рта. Не слишком приятное занятие. От чужого шерстяного колпака несло потом и каким-то паршивым гелем для волос. Наверное, прежний обладатель шапки был пижонистым, но неопрятным человеком.
Надев маску, Таран поставил сумку в угол, тщательно вытер рукоятку дубинки и крепко обхватил ее пальцами. Несмотря на кажущуюся неказистость, это было грозное оружие. Свинцовые шарики, перекатывающиеся внутри, удесятеряли силу удара. В чем Таран уже успел убедиться наверху.
Приоткрыв дверь до половины, он высунулся по пояс, призывно свистнул и махнул дубинкой. В то же мгновение из-за капота иномарки, припаркованной поодаль, выскочил человек и деловито побежал к подъезду. Знакомая маска ввела его в заблуждение, ведь на его голове красовалась точно такая же. Не мешкая, он рванул дверь на себя и ворвался в подъезд.
– Добрый вечер, – вежливо поздоровался Таран, прежде чем пустить в ход трофейное оружие.
– Ох! – выдохнул верзила, получив дубинкой по зубам.
Отступив назад, Таран ударил еще раз. Он целился в переносицу и, разумеется, попал. Человек в маске инстинктивно схватился за лицо, словно пытаясь остановить кровь, сочащуюся сквозь пальцы. Стоило ткнуть его в грудь, как он повалился на пол, беспорядочно разбросав руки и ноги.
Придавив человека к полу, Таран провел беглый обыск. Он оказался безрезультатным. Ни денег, ни документов, ни пистолета, ни телефона с адресами абонентов. Только еще одна дубинка за пазухой да полицейские наручники в кармане. И то хлеб. Вместо того чтобы добить киллера, Таран просто пристегнул его к трубе парового отопления. Может, и выживет. Красавцем уже не будет, но для настоящего мужчины красота не главное, верно? Найдет себе жену, наплодит ребятишек и станет рассказывать им долгими зимними вечерами, каким героем был в молодости, как лишился на войне зубов и обзавелся сломанной переносицей. Интересно, а говорить-то он теперь сможет?
Таран выглянул во двор. Тишь да гладь. Только машины стоят вдоль дома, мигая огоньками сигнализации.
Вернувшись к верзиле, Таран стащил с него маску и чиркнул зажигалкой. Стоило язычку пламени лизнуть красные губы пленника, как он застонал и задергался, бряцая цепью. Поставив колено на его свободную руку, Таран спросил:
– Как зовут?
– Фифа, – прозвучало в ответ.
– Нормально говори, фифа!
– Фуфы…
Понятно. Пленник жаловался на раскрошенные зубы, а звали его то ли Мишей, то ли Димой.
– Кто тебя послал?
– Фо-фо фы фа фуй.
Хоть пленник и изъяснялся нечленораздельно, а понял сказанное Таран прекрасно.
– Ты кого посылаешь, чмо? – рыкнул он. – Мало тебе? Добавить? Нет?
Увидев занесенную дубинку, пленник замотал головой и высказался в том смысле, что бить его бесполезно, потому что он все равно ничего не знает.
– Таких, как ты, бить всегда полезно, – заверил его Таран. – Лучше не зли меня, фифа. Не можешь говорить? Дело поправимое. Вот тебе ручка, вот бумага. – Он протянул пленнику ручку и рекламную листовку пластиковых окон, валявшуюся на полу. – Пиши, кто послал, зачем, координаты и телефон. – Таран выпрямился, поигрывая дубинкой и строя самую зверскую физиономию, на которую был способен. – У тебя две минуты. Потом начинаем играть в гестапо. Правила просты. Я метелю тебя, пока не добиваюсь желаемого результата.
Покосившись на дубинку, верзила что-то накорябал на листке. Придвинув его к себе подошвой туфли, Таран прочитал. Там было коряво начертано уже знакомое: «Пошел ты нах…»
Именно так, предлог и существительное слитно.
– Двойка, – оценил Таран, взмахнув дубинкой. Сделал он это неохотно, поскольку ненавидел истязания еще с тех пор, когда изредка приходилось заниматься этим в спецназе. Однако несильного удара хватило для того, чтобы пленник снова вырубился. Досадливо сплюнув, Таран повторил процедуру с зажигалкой.
