– Кто? – внезапно посуровев, спросил Князев.
– Хрен его знает. Я толком-то и не видел – мужик сидел сзади, ствол к башке, в машине темно было. Короче, пришлось сказать, что ты будешь на похоронах. Так что разворачивай машину и вали отсюда. Заляг пока что на дно, пускай все немного уляжется.
– Валерий Павлович, я, конечно, всегда уважал и уважаю ваше мнение. Но вот сейчас я не согласен. Я поеду туда и провожу своего друга в последний путь. Я просто обязан там быть. А насчет «залечь на дно» тоже не может быть и речи. Время работает против нас. Неизвестно, что у этих людей на уме и что они задумали.
– Богдан, послушай меня. Это не хулиганы с района, поверь мне, я разбираюсь в подобных вещах. Это серьезные люди и слов на ветер не бросают. Они охотятся за тобой и в живых оставлять не собираются.
– Но ведь и я не мальчик, – ответил Князев. – Не стоит меня уговаривать. Я решил, и на этом точка. Вы же меня знаете, я смогу за себя постоять.
– Конечно, знаю. Ты, как всегда, упрямый как баран, – вздохнул Карачун. – Я знал, что ты упрешься. Но подумал, что попытаться все-таки стоит.
* * *
Маша сидела у себя в комнате и изучала редкие образцы деревянного церковного зодчества Сибири. Теперь, когда она могла покупать литературу и альбомы без оглядки на цены, изучение книг заняло почти все ее свободное время. Внезапно в дверь постучали. Ответила машинально:
– Да, пап, это ты? Заходи.
Григорий Диваков в идеально сидящем, сшитом на заказ костюме и блестящих туфлях подошел к столу, за которым сидела дочь, заглянул через плечо.
– Грызешь гранит науки? Молодец. Вижу, ты упрямая, вся в меня пошла, – похвалил отец. – А я вот вернулся с совещания в мэрии. Наш проект окончательно утвердили, можешь меня поздравить.
– Поздравляю, – безразличным тоном произнесла Маша.
– Сделай-ка небольшой перерыв. Идем вниз, в гостиную – я привез домой готовый макет здания. Мне интересно узнать твое мнение – как-никак, почти специалист в этом деле. Только говори честно, что думаешь.
– Ладно.
Девушка отодвинула книгу, поднялась из-за стола, и они спустились на первый этаж. Посередине комнаты на журнальном столике стоял макет шикарного бизнес-центра, сделанный из пластика. Маша бегло окинула его взглядом – от прежнего старого госпиталя не осталось и следа.
– Ну как? – спросил Диваков, явно рассчитывая на одобрительный отзыв.
Девушка обошла столик вокруг, внимательно рассматривая образец. Вместо исторического здания архитектор предлагал возвести несколько высотных зданий с зеркальными окнами. Жалкая имитация западных образцов офисных многоэтажек, не более.
– Вы в самом деле собираетесь строить это убожество? – с иронией спросила Маша.
– Почему это убожество? – Диваков удивленно смотрел на дочь, он не ожидал такой реакции. Мало того, он вообще не помнил, когда в последний раз с ним хоть кто-то разговаривал подобным тоном.
– А потому что весь город изуродован клонами вот таких вот бизнес-центров. Знаешь, я могла бы и не говорить так резко, строй вы его где-нибудь на окраине. Но это же исторический центр Москвы, на том месте, где стоит памятник архитектуры.
– Ой, какой там памятник, одни руины. А мы частично его готовы восстановить. Вот, видишь? Здесь будут такие же колонны, как и в старом госпитале, – Диваков ткнул пальцем в центральный вход макета.
– И это ты называешь восстановлением? Пара колонн – и все?
– Шесть. А что? Ведь остальное здание почти полностью разрушено.
– Отец, как ты не понимаешь, что вот это все – жуткая, нелепая безвкусица. И к тому же строительство такой громадины нарушает исторический облик города.
– Маша, ты говоришь прямо как эти горлопаны, которые периодически осаждают мэрию с плакатами «Не дадим разрушить старую Москву».
– То есть ты хочешь сказать, что сторонник ее разрушения.
– Нет, я хочу сказать, что время не стоит на месте. Мы живем в двадцать первом веке. Нужно учитывать потребности людей. Если жителям Москвы не хватает офисов – пожалуйста, мы их строим. Хочется развлечений – вот вам казино, ночной клуб. Хотите вкусно поесть – вот вам рестораны. Дочка, главный принцип любого бизнеса – делать деньги. И если при этом не нарушается закон, то все в порядке. Я же не виноват, что из-за недосмотра городских служб дом обвалился.
– Но ведь есть в этом мире хоть что-то, что для тебя важнее денег? – тщетно пыталась достучаться Маша до сердца отца. Диваков открыл было рот для ответа, но в этот момент с улицы послышался шум колес подъехавшей машины.
– Извини, это ко мне по работе.
Диваков нажал кнопку – дверь открылась, и в дом вошел худощавый мужчина. Лет сорока на вид, в очках и сером костюме-тройке.
– Знакомьтесь. Это моя дочь Маша. А это Николай Степанович Кранов, архитектор, автор вот этого самого проекта. – Диваков махнул рукой в сторону макета.
– Очень приятно. – Архитектор подошел к Маше и пожал ей руку. Девушка с кислым видом поздоровалась в ответ.
– Знаешь, а она только что разгромила твое детище в пух и прах, – с лукавой улыбкой сказал Диваков, переводя взгляд с Маши на Кранова и обратно.
– Ну для меня это дело привычное. Как говорится, критиковать – не строить, – вздохнув, ответил архитектор. После чего, слегка понизив голос, сказал Дивакову: – Григорий Иванович, я привез эскиз, нужно обсудить с вами детали.
– Да-да, конечно. Извини, Маша, нам нужно решить рабочие вопросы. Если хочешь, давай позже еще поговорим.
– Ладно. Пойду дальше готовиться, – произнесла девушка и поднялась обратно в свою комнату.
Краем уха Маша услышала как архитектор сказал «эскиз». Видимо, очередной офисный небоскреб задумали. Конечно, а как же? Ее отец – чуть ли не строительный олигарх, а такими просто так не становятся. Вполне вероятно, что для папаши этот госпиталь – далеко не первый угробленный памятник архитектуры. До чего же циничными бывают люди, им плевать на историю, на искусство. Главное – бабки! Маша и раньше не питала особых иллюзий насчет внутренних приоритетов большинства ее сограждан. Но одно дело, когда читаешь и смотришь по телевизору про разрушение храма, замка, а другое дело – когда твой родной отец фактически на твоих глазах совершает подобное кощунство.
Девушка сидела, тупо уставясь на фото почерневших от времени деревянных церквушек, многие из которых были в аварийном состоянии, и не понимала, почему в той же Греции бережно охраняют даже развалины, которым по нескольку тысяч лет. А в ее родной стране называют развалюхой и не могут сберечь здание с 200-летней историей. В голову постоянно лезли мысли об обвале бывшего госпиталя, о постановочном голосовании за сомнительный проект, об очередном эскизе, принесенном отцу этим противным Крановым. Архитектор вызвал у нее острую неприязнь – какой-то скользкий, с бегающими глазками. Маше было интересно, что же они с отцом такое обсуждают. Она поднялась, на цыпочках подошла к двери, осторожно приоткрыла ее и начала наблюдать за происходящим в образовавшуюся щель. Увидела, что отец и архитектор стояли и говорили у входной двери. На журнальном столике рядом с макетом валялась довольно пухлая папка. «Видимо, там и лежит тот самый эскиз», – подумала Маша. Мужчины что-то оживленно обсуждали, потом Диваков вышел проводить гостя до ворот. Когда дверь захлопнулась, Маша выскочила из комнаты, быстро спустилась вниз по лестнице. Взяв папку, она с опаской посмотрела на двери. Но волноваться пока что было нечего – с улицы слышались отдаленные голоса отца и Кранова, которые все еще увлеченно беседовали. Распираемая любопытством, Маша быстро пролистала содержимое папки, рассматривая листы с рисунками и чертежами. Ее догадки на сто процентов совпали с тем, что она увидела. Это был очередной проект застройки в центре Москвы. На этот раз в качестве «жертвы» были выбраны здания казарм, построенные в начале девятнадцатого века. На распечатанных старых фотографиях было видно, что они располагаются возле какого-то монастыря. Маша присмотрелась, повертела фото и так и этак – ничего. Перед глазами мелькали тысячи деревянных и жестяных куполов, разнообразные кладки стен и разновысокие колокольни. Ответ, казалось, вертелся на кончике языка, но все время ускользал. Как и в случае с бывшим госпиталем, в заголовке на первой странице говорилось о реконструкции. Однако даже школьник сказал бы, что ничего общего у новостроя с оригинальным зданием не останется.
Как только голоса на улице затихли, Маша резко захлопнула папку, положила ее на место, быстро поднялась по лестнице и забежала обратно в комнату. В этот момент отец, насвистывая под нос «Владимирский централ», зашел в дом и направился на кухню. Девушка прикрыла дверь и легла на кровать. Ей никак не давала покоя мысль о том монастыре. Маша закрыла глаза и напрягла память.
– Точно! – чуть было не закричала она, вскочив с кровати, но вовремя успела зажать себе рот ладонью. – Это он!
